Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг. - Юрий Жуков

Даже в декабре, когда события в Испании приняли необратимый характер, узкое руководство — Сталин, Молотов, Ворошилов, отвечая Ларго Кабальеро на очередную просьбу помочь оружием и военными советниками, настойчиво указывали:

«Испанская революция прокладывает себе свои пути, отличные во многих отношениях от пути, пройденного Россией… Вполне возможно, что парламентский путь окажется более действенным средством революционного развития в Испании, чем в России (выделено мной — Ю.Ж.)»[314].

Внутриполитическая борьба внутри лагеря республиканцев, максималистские устремления НКП, ФАИ и ПОУМ были столь громогласны, что не составляли тайны ни для кого. Также не были тайной и упорные попытки советских советников во что бы то ни стало обуздать революционную стихию, отрицательно отражавшуюся прежде всего на формировании республиканской армии, на ее обучении, придании необходимой дисциплины и боеспособности. И далеко не случайно английский писатель Джордж (Эруэлл, приехавший в Испанию как горячий защитник республики, позднее вспоминал: «…То, что происходило в Испании, было не просто вспышкой гражданской войны, а началом революции. Именно этот факт антифашистская печать… старалась затушевать любой ценой. Положение в Испании изображалось как борьба «фашизма против демократии», революционный характер событий тщательно скрывался. В частности, коммунистическая партия (Испании — Ю.Ж.) при поддержке Советской России делала все, чтобы предотвратить революцию»[315].

Потому-то М.М. Литвинов, не скрывая горечи и досады, указывал в письме М.И. Розенбергу: «Испанский вопрос испортил наши отношения с Англией и Францией и посеял сомнения в Бухаресте и даже Праге»[316]. Под угрозой оказалась судьба не только Восточного пакта, особенно в его оптимальном составе — с Великобританией, Польшей, Румынией, все еще так и не принявшими решение о присоединении к франко-чехословацко-советскому антигерманскому договору. Выхлестывание революционных идей, формальные успехи испанской революции вполне могли реанимировать слишком недавние, всего трех-четырехлетней давности левацкие настроения внутри СССР и — что было наиболее опасным — вскружить головы радикально настроен ным членам партии и комсомола и дать тем страшное оружие широкому руководству против группы Сталина. Стало окончательно ясно и то, что не оправдались надежды на восстановление отношений Коминтерна с Социнтерном, которые зародились два года назад, хотя ИККИ и предпринимал попытки достигнуть самого малого — твердого согласия лидеров Социнтерна начать совместные действия в защиту Испанской республики, правительство которой возглавлял социалист.

Именно в эти трудные и ответственные дни руководство Социнтерна раскололось на большинство, занявшее твердую позицию невмешательства, и меньшинство, начавшее открытую борьбу с доктриной, оказавшейся на руку лишь мятежникам и диктаторским режимам. В числе первых, к несчастью, оказались те, от кого зависело принятие решений на государственном уровне: премьер Франции Леон Блюм, министр иностранных дел Бельгии Поль Анри Спаак, лидеры оппозиции в парламенте Великобритании лейбористы Уолтер Ситрин и Эрнст Бевин. Все они, особенно с осени, стали — в полном противоречии с собственными недавними взглядами — рассматривать народный фронт Испании как орудие коммунизма, а испанских социалистов, составлявших абсолютное большинство в правительстве, считать марионетками Кремля.

Правда, оба Интернационала все же пошли на предварительные, ни к чему не обязывавшие переговоры. Однако уже на первой встрече, состоявшейся 14 октября, председатель исполкома Социнтерна Луи де Брукер и генеральный секретарь Фридрих Адлер решительно отклонили предложение представителей ИККИ созвать общую конференцию для широкого обсуждения ситуации в Испании. Несмотря на неудачу, Коминтерн еще трижды — 25 октября, 7 ноября и 28 декабря — пытался наладить столь нужный диалог, но опять натолкнулся на категорический отказ[317].

Решительно всем стало очевидно: идея народного фронта, и не только в Испании, но и во Франции, исчерпала себя, перестала играть ту роль, ради которой выдвигалась.

Глава одиннадцатая

10 сентября 1936 г. центральные газеты страны опубликовали сообщение «В Прокуратуре Союза ССР», в котором заявлялось:

«В настоящее время Прокуратурой Союза ССР закончено расследование по поводу сделанных на процессе троцкистско-зиновьевского террористического центра в Москве 19 и 20 августа с.г. некоторыми обвиняемыми указаний о причастности в той или иной степени к их преступной контрреволюционной деятельности Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Следствием не установлено юридических данных для привлечения Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего настоящее дело дальнейшим следственным производством прекращено»[318].

По ассоциации, наверное, очень многие неизбежно должны были вспомнить о точно таком же ходе, сделанном в декабре 1934-го — январе 1935 г. Тогда также объявили от отсутствии достаточных оснований для ареста Зиновьева и Каменева, а три недели спустя внезапно сообщили прямо обратное, что «по вновь открывшимся обстоятельствам» оба бывших члена ПБ не только уже арестованы, но и осуждены. Однако на этот раз единожды отработанный прием не повторили. Сообщение прокуратуры оказалось дымовой завесой, призванной скрыть на время две важнейшие акции: завершение «охоты» на виднейших троцкистов, еще оставшихся на свободе, и начало серьезнейших по значимости, что проявилось лишь через десять месяцев, перестановок в высшем эшелоне власти.

Когда открылся августовский процесс, Г.Л. Пятаков находился в очередном отпуске. И все же он поспешил «отметиться» — написал горячий и взволнованный отклик на шедшие судебные заседания — статью «Беспощадно уничтожить презренных убийц и предателей», увидевшую свет в «Правде» 21 августа. Несмотря на это, 11 сентября Сталин шифротелеграммой потребовал снять Г.Л. Пятакова с поста первого заместителя наркома тяжелой промышленности[319]. Такое решение не должно было нарушить текущую работу наркомата, ибо фактический дублер Пятакова был подготовлен еще месяц назад. 7 августа в Москву срочно вызвали директора Челябинского тракторного завода Бускина и назначили замом к Орджоникидзе[320], поначалу как бы на персонально для него созданную должность, на деле оказавшуюся той самой, что вскоре потерял Пятаков.

Второй жертвой «охоты» на троцкистов стал К.Б. Радек, чья судьба была предрешена еще в день открытия процесса Зиновьева и Каменева. 19 августа Сталин телеграфировал Кагановичу и Ежову:

«Читал письмо Радека на мое имя насчет его положения в связи с процессом троцкистов. Хотя письмо не очень убедительно, я предлагаю все же снять пока вопрос об аресте Радека (выделено мной — Ю.Ж.) и дать возможность ему напечатать в «Известиях» статью за своею подписью против Троцкого. Статью придется предварительно просмотреть»[321].

Анафему Троцкому, как всегда ярко написанную блистательным полемистом, опубликовали 21 августа. А месяц спустя Сталин счел, что мавр сделал свое дело и потому должен уйти. 19 сентября, отвечая на очередной запрос Г.Г. Ягоды, Иосиф Виссарионович, судя по всему, дал наконец согласие на арест Радека. Правда, в соответствии со сложившимися неписаными правилами, того предварительно освободили от должности заведующего Бюро международной информации ЦК ВКП(б), созданной не так уж давно исключительно для Радека, для сохранения и поддержания его былой роли в партии. Временное наблюдение за работой Бюро, доживавшего свои последние дни, возложили на Б.М. Таля[322].

Данное Талю поручение, хотя и временное, только продолжило уже начатые незаметные постороннему взгляду кадровые перестановки, а зачастую и просто сдвиги по горизонтали власти, неуклонно ведшие к укреплению позиций группы Сталина, начавшиеся еще 11 августа. Именно в тот день ПБ приняло, без сомнения, органически связанное с планом проведения широких политических реформ «предложение т. Сталина о создании при программной комиссии ВКП(б) секретариата по первоначальной наметке программы партии в составе тт. Стецкого, Таля и Яковлева»[323]. Далеко не случайно в тот же день через ПБ было проведено еще одно решение:

«1. Назначить т. Таля первым заместителем ответственного редактора газеты «Известия ЦИК СССР».

2. Оставить 2-м заместителем ответственного редактора т. Селиха, а 3-м по хозяйственной части — т. Медведева.

3. Поручить тт. Талю, Стецкому, Мехлису и Ежову привести в порядок аппарат «Известий», в частности секретарский аппарат «Известий».