Автономное плавание - И. А. Намор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обдумав сложившуюся ситуацию, Олег написал Виктору короткую ничего не значащую записку по-французски, в которой скрепя сердце указал номер телефона отеля. Сделал он это вопреки науке конспирации, но что же делать, если три, с позволения сказать, шпиена хреновых не додумались даже код какой-нибудь убогий изобразить. Одно успокаивало: в отеле кроме Шаунбурга живет еще как минимум три десятка мужиков и немалое количество баб, так что иди узнай, кто оставил Гастону записку без подписи? Да и с чего бы вообще узнавать?
Вот после этого Олег действительно поехал в отель, пообедал плотно в ресторане и отправился на боковую. И надо сказать, спал как убитый. Без снов и сновидений спал. И проснулся только в девятом часу утра на следующий день, и то только потому, что до портье дозвонился месье Гастон Руа и просил передать месье Шаунбургу привет и лучшие пожелания…
* * *– Где тебя черти носят? – Олег ни радости от встречи, ни раздражения, накопившегося за время ожидания, скрывать не собирался. – Я, как дурак, несусь через всю Европу, прибегаю в Париж, а его, понимаешь, нет и все.
Самое смешное, что «немец» осыпался с Ицковича, как сухая шелуха с лука, стоило только остаться наедине с Федорчуком и убедиться (разумеется, чисто автоматически), что двери закрыты, свидетелей нет и никто не удивится, что Себастиан фон Шаунбург заговорил вдруг по-русски. Да не абы как, а с так называемым «южнорусским» певучим акцентом, который на самом деле просто акцент другого языка, ставшего для Ицковича основным за прошедшие тридцать лет.
– Да ладно тебе! – отмахнулся Федорчук, тоже переходя на русский. – Так получилось. Я сначала думал, ну день, ну два, а получилась почти неделя…
Что-то в его голосе было, что-то такое, что заставило Олега тут же насторожиться.
– И где же ты ошивался? – спросил он, сам не зная, чего, собственно, ждет.
– В Гааге, в Ницце… – нарочито беззаботным тоном ответил Федорчук. – Выпить хочешь?
– Хочу… Стоп! В Гааге. Ты, случаем, не?..
– Не что? – по-детски наивно переспросил Федорчук, выставляя на стол бутылку кальвадоса. – Ключница делала…
– Кривицкий?
– Да, – кивнул Виктор едва ли не с облегчением. Он уже взял себя в руки и теперь смотрел на Олега спокойно, даже с вызовом.
– И?..
– Покойник просил более о нем не беспокоиться, – Федорчук разлил водку по стаканчикам, живо напомнившим Ицковичу что-то из давно ушедшего в историю быта пятидесятых-шестидесятых годов, захваченного им буквально краешком – в раннем малолетстве, но вот ведь, не забытого и даже, напротив, оказавшегося сейчас близким, едва ли не родным.
«Какую, к черту, историю?!» – спохватился Олег, сообразив, что до шестидесятых еще двадцать лет, и каких лет.
– Рассказывай! – попросил он и замолчал на следующие полчаса, пока Виктор неторопливо повествовал о своем житье-бытье после памятного «заседания» в Амстердаме. Ицкович другу не мешал, слушал внимательно, обдумывал услышанное и на ус мотал, а потому пил умеренно, растянув, убогий – дай бог, если восьмидесятиграммовый – стаканчик на тридцать пять минут.
– Значит, думаешь, это был курьер? – спросил после того, как Виктор замолчал.
– Ну, стопроцентной уверенности у меня, как понимаешь, нет, но дамочка на такую роль вполне подходящая…
– В газетах ничего не было…
– Так и фигура не та, – пожал плечами Виктор. – Подумаешь, какой-то лавочник из Гааги. Они же не знают, кто он такой. Полиция наверняка версию самоубийства отрабатывает.
– Даже так? И как ты это инсценировал?
– Если бы… Да тут промашка вышла, – тяжело вздохнул Федорчук и тряхнул головой. – Проворонил я его. Не просчитал до конца… Это, знаешь ли…
– Теперь знаю, – криво усмехнулся Олег.
– У тебя что, тоже «клиент» на тот свет сам ускользнул?!
– Нет, не сам. Думаешь, я хуже тебя? – вскинулся Ицкович. – Да и не лучше… – Махнул он рукой, успокаиваясь. – Все мы теперь немножко душегубы. Гейнлейна я грохнул. В Праге.
– Господи, Цыц! Ну, ты даешь! Его-то за что?
– За что как раз есть, даже если и авансом, но вот в смысле ценности этого кадра для истории… тут я с тобой полностью согласен, Витя. Но… – поднял указательный палец Олег, – нет худа без добра!
– Так… – прищурился Виктор.
– Я встретил еще одного попаданца.
– Да ты шо! – А вот это было даже смешно. Дело в том, что в течение всего этого разговора Олегу приходилось делать над собой изрядное усилие, чтобы видеть в этом породистом «белогвардейчике» Витьку Федорчука. Получалось плохо. Закроешь глаза, и вроде бы Витька. Ну, голос другой, разумеется, но как будто интонация знакомая, словечки… А потом посмотришь, и все. Как и не было узнавания, да и кого узнавать-то? Чужое лицо, незнакомые глаза, фигура, фактура, стиль. Все чужое. А вот сейчас – на нерве, на сильной эмоции – через условно знакомую внешность прорвался-таки, пусть и на одно только мгновение, настоящий Витька Федорчук. Аутентичный, узнаваемый не глазами даже, а потрохами.
– То, что слышал! – улыбнулся довольный произведенным эффектом Олег. – Мы не одиноки во вселенной.
– Кто?
– Давай пока без подробностей.
– Почему? – насторожился было Федорчук, но тут же нахмурился, что-то обдумывая, и неожиданно кивнул, как бы соглашаясь с Ицковичем. – Ему ты тоже про нас не сказал.
Не вопрос, утверждение.
– Совершенно верно.
– Согласен, – Виктор налил по второй, усмехнулся такой их скромности, но и сам водку лишь пригубил, а пить до дна не стал. – Но хоть в общих чертах можешь?
– Могу, – кивнул Олег. – Мой знакомый по прошлой жизни. Из Москвы, – добавил он, увидев интерес в глазах Федорчука.
– Думаешь, я бы расстроился, если бы он оказался из Тель-Авива?
– Кто тебя знает? – усмехнулся Олег.
– Пошел на фиг! И?..
– Человек работает на Разведуправление Красной армии.
– Да ты что?! – оживился Федорчук. – Да за это следует выпить! Вот только закусить, прости, у меня нечем.
– Ничего! – отмахнулся Олег. – Мануфактурой занюхаем!
– Вот, знаешь, чему не устаю удивляться? – неожиданно засмеялся Виктор.
– Ну? – подозрительно посмотрел на друга Олег.
– Баранки гну! – ожидаемо выпалил Федорчук. – А удивляюсь я тому, Цыц, какие слова и выражения сидят у тебя в башке. Ты же тридцать лет, как свалил. Жена по-русски ни гу-гу… Черт! Прости, Олежек!
– Не бери в голову… – на самом деле спазм в горле неожиданно образовался, и источник слез открылся где-то в опасной близости от глаз. – У самого-то, можно подумать, не болит… Прозит!
Олег опрокинул стаканчик, вливая в себя всю порцию сразу, хекнул, выдыхая, сунул в рот сигарету, закурил.
– Проехали.
– Проехали, – согласился Виктор, глаза которого стали вдруг как у больной собаки.
– Скажи, – меняя тему, спросил Ицкович. – Ты уверен, что хочешь остаться?
– Дурак, – беззлобно откликнулся Федорчук, – я бы к Вальтеру и на пушечный выстрел не подошел, если бы и в самом деле собрался в Аргентину. Чем он хуже меня в таком случае?
– Тоже верно.
– Между прочим, я кое-что придумал, – хитро подмигнул Виктор. – И
