Воображаемые жизни Джеймса Понеке - Тина Макерети

– Я не могу вас ни в чем заверить. Я рассмотрю этот вопрос утром и оценю… ситуацию. Вовлеченные господа будут допрошены. Вы их опознали.

Его тон давал понять, что прием окончен, но Билли не был удовлетворен.

– Сэр, я требую…

– Вы требуете? Я не думаю, что вы в том положении, чтобы требовать. Вы сами намекнули на обстоятельства, в которых вы и ваша… дама подверглись нападению. Нетрадиционные, если вежливо выражаться. Я дал вам слово, что проведу расследование. А теперь ступайте, сделайте одолжение. Хорошего вечера.

Магистрат вышел из комнаты, и слуга двинулся к Билли, который выглядел так, словно был готов последовать за хозяином дома в его личные комнаты. Он провел пальцами по волосам. Я подошел, чтобы взять его за руки, но он отмахнулся от меня, оглядев со злобой. В его взгляде блестела целая лужа ненависти.

Наконец Билли вышел, понурившись, и больше не смотрел на меня и никак не замечал моего присутствия.

– Где она? – Вопрос был адресован мистеру Антробусу.

Антробус не мог смотреть в глаза никому из нас, ни мне, ни Билли, и вместо этого заговорил, глядя нам под ноги, будто изучая кусок дороги позади нас.

– Мне жаль, Билли. – Его молчание затянулось, и я понял, что дальше последует что-то ужасное. Я не мог дышать, пока он не заговорил снова. – Ее увезли вскоре после того, как полиция вас разняла. Она была… я не знаю, есть ли что-нибудь, что можно для нее сделать.

– Позвать докторов.

– Возможно. На вид все очень плохо. Возможно, только если врач будет очень хороший.

– Самый лучший. Для Генри. Только самый лучший.

Именно в этот момент я понял, чего мне не хватало, и снова почувствовал, как мои внутренности приходят в движение, и подавился позывом излить содержимое своего желудка. Нет. Только не милая Генри. И тут меня наконец стошнило, и я слил кислую желчь в сточную канаву. Нет. Конечно же, это была жестокая шутка.

– Наверное, тут какая-то ошибка. Она была… Почему?.. – Но я знал, что ошибки не было, так же точно, как и то, что хотел бы, чтобы ничто из этого не происходило на самом деле.

Билли с яростью посмотрел на землю у себя под ногами. Когда он заговорил, его голос резал, как нож.

– Спасибо, Антробус, я отблагодарю вас за вашу сегодняшнюю помощь. Пожалуйста, окажите мне еще одну услугу. Скажите ему, чтобы он держался от меня подальше.

Я попытался заговорить снова, но не мог связать и двух слов.

– Нет! – На этот раз он был громче. – Скажите ему. – Затем он приподнял шляпу, прощаясь с нашим другом и зашагал прочь.

Мистер Антробус выглядел сбитым с толку, беззвучно открывая и закрывая рот. Я смотрел на Билли. Он шел, как человек со свежей раной в животе.

Когда Билли скрылся из виду, я заговорил.

– Что случилось с Генри, мистер Антробус? Что случилось с Генри?

Лицо Антробуса обмякло. Но он пообещал все мне рассказать, как только мы найдем кофейню. У меня кружилась голова, и я был сбит с толку, что сделало меня сговорчивым, и сам Антробус явно нуждался в восполнении сил. Мы брели по улице, пока не нашли какое-то заведение, где сели за стол с кофе в руках. Тогда Антробус начал рассказывать, осторожно и с большой нерешительностью, то, что видел сам, и то, что рассказал ему Билли, прежде чем они разошлись.

Выйдя из «Хвоста русалки», Билли искал Генри по всем улицам, куда она могла бы пойти, и с облегчением обнаружил ее на Падл-док, выходившей на Темзу. В этот час прохожих там было мало, и место казалось заманчиво уединенным. Генри плакала, и он бросился к ней, объясняя, что произошла ошибка, пытаясь обвинить во всем выпивку и дух свободы и распутства, захвативший всех в тот вечер. «Это Хеми такой, – он умолял ее, – но не я, любовь моя. Ты для меня единственная, милая Генри, и, может быть, нам пора это узаконить». Генри засмеялась, потому что она не могла бы выходить в мир, одетая как мужчина, будучи замужем за мужчиной, а она так привыкла к своему облачению и образу жизни и уверена, что не захочет отказываться от них ради кого бы то ни было, даже ради Билли Нептуна, хотя она тронута тем, что он сделал ей предложение, и она его обдумает.

Потом они горячо обнялись. Это было сладостным облегчением для них обоих, и как же накалились чувства, и как же это было замечательно, поистине чудесно, принадлежать друг другу. Пока они целовались, картуз Генри упал, Билли провел руками по ее остриженным волосам, и они снова рассмеялись, и повалились наземь, потому что это было восхитительно – вдвоем противостоять всему миру, и придумывать собственные правила по собственному желанию, и сбивать с толку тех, кто может случайно на них наткнуться.

Тогда-то на них и наткнулась компания джентльменов. Но эти джентльмены вовсе не сочли увиденное прекрасным. Они вовсе не получили удовольствия, обнаружив на земле у стены двух мужчин, верхом друг на друге, занятых самыми отвратительными и развратными действиями. Все эти джентльмены были юны, едва вернулись домой, окончив свои пансионы, и исполнены решимости показать себя, вступая в мир взрослой жизни. Часть из них была зачарована увиденным, но ни один из них не посмел бы этого признать, и каждый знал цену, которую требовалось платить за принадлежность к великой нации и классу, в котором они были рождены. Тогда джентльмены стали действовать слаженно, двинувшись к парочке и оторвав их друг от друга, прикладывая каждого кулаками, коленями и ботинками. Двое держали одного из похабников, пока остальные тузили его. В считаные минуты Билли с Генри потеряли сознание и оказались совершенно беспомощны. Но затем избиение Генри приняло другой оборот – когда ее жилет распахнулся из-за отлетевших пуговиц, а рубашка была сорвана. Взору мужчин предстала грудь, маленькая, но явно женская. Грудь была красивая, и лишь нескольким из них довелось такую повидать, а они уже были возбуждены страстью, с которой совершали избиение, и видом двух обнявшихся мужчин. Женщина, явно блудница, была другое дело, потому что только шлюха стала бы одеваться мужчиной и творить бесчинства на улицах. Словно сговорившись, они в то же мгновение поняли, каким будет их следующий акт, ибо вечер превратился в торжество разнузданного мужского естества.

Джентльмены двигались в безрассудном возбуждении, подогреваемые жестокостью, и при этом бросили избивать Билли, который очнулся достаточно быстро, чтобы разгадать их намерения. Он повидал в жизни много насилия, и ночь уже была пропитала страхом