Руна жизни - Роман Перин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Июньское солнце поравнялось с низким окном домика и ласково грело щёку Андрея.
— Заснул, сорванец, надо будить. Сейчас покойника понесут, — сказала себе бабушка Андрея, потряхивая сухой рукой пятилетнего внука.
— Бабуля, я спать хочу!
— Я тебе дам спать! Сейчас покойника понесут мимо нас. Нельзя спать, душу утянет с собой в могилу.
— Я умру?
— Если будешь спать, умрёшь!
Андрею так сильно хотелось спать, что страх перед смертью не возникал в его сознании, и он мгновенно и сладостно провалился в сон.
— Вставай, Андрей!
— Ну, бабуля!
— Какая ещё бабуля? Давай вставай! Скоро Базунов приедет, — тряся за плечо Пикина, возмущалась Таня.
— Душу утянет, — сквозь сон шепнул Андрей.
— Он может утянуть и душу, если не проявить нужной бдительности.
— Ты злая. Мне просто приснился сон, что я сплю у бабушки, и она меня будит перед провозом покойника мимо дома, чтобы он не утянул мою душу.
— Я слышала, что в это время к детям в кроватку клали расческу.
— А почему расчёску?
— Не знаю. В следующий раз спросишь у своих язычников.
— Не у язычников, а у родноверов.
— Ну, извини, одно — «нехристи».
— Вот ты пойми, мы тысячу лет молимся чужому еврейскому богу, намаливаем их эгрегор, отдаём им свою энергию. Вот евреи и прут по всем позициям.
— Ну, начитался! Давай-ка лучше поезжай на станцию встречать Базунова. Чую сердцем, привёзёт он нам работёнку.
Базунов был сосредоточен и сер лицом.
— Что-то тяжело я уже переношу дорогу. Извините, цветы не привёз: у вас тут своих цветов, как в раю, — сказал он, отдавая Тане коробку конфет.
Андрей помог снять пальто, заметив, что Базунов сильно похудел.
— Швейцарские! Мой любимый шоколад, — радостно сказала Таня и чмокнула Базунова в щёку.
— Друг привёз, — сказал взбодрившийся Базунов.
— Николай Евгеньевич, давайте к столу: деревенские яйца всмятку, кабачки в сметане — всё, как вы любите.
— Спасибо, солнышко, угодила старику.
— Присаживайтесь. Пока я накрываю на стол, вы расскажите, кто такие родноверы?
Андрей зло посмотрел на Таню, покрутив у виска пальцем, давая понять ей, что сейчас не стоит даже намекать на его связь с родноверами.
— Разве Андрей не может вам рассказать? Он же занимался этим течением плотно.
— Андрей субъективен в этом вопросе, — капризно сказала Таня.
— Ну ладно, я постараюсь быть объективным, — с иронией сказал Базунов.
— Мне тоже интересна ваша точка зрения, Николай Евгеньевич, — сказал Пикин, холодно глядя на Таню.
— Я это движение помню ещё с шестидесятых годов, когда группа русских поэтов, писателей и художников увлеклась дохристианскими древностями. Поэт Кобзев, писатель Чивилихин, художник Васильев и другие стали создавать клубы по изучению «Слова о полку Игореве», затем появились «Русские клубы». Новый всплеск интереса пришёлся на появление «Влесовой книги». С уходом из жизни этих людей движение затухло, но внезапно вспыхнуло в девяностые годы. А сейчас в него вовлечены тысячи. И уже слышен шум древних богов из людского «бессознательного». И в этом статусе оно уже не осталось вне внимания политиков и спецслужб.
— А политикам и спецслужбам что там интересного? Ну, прыгают люди через костёр, ставят идолов? — удивлённо спросила Таня, раскладывая столовые приборы.
— Тут дело в том, что в истории человечества был уже опыт, показывающий страшную силу забытых богов. Ведь будущие германские национал-социалисты тоже начинали с костров и культов Вотана, с «религии сердца», а потом весь мир трепетал от их свастики — тоже далеко не христианским символом. Боги прошлого могут оказаться сильнее новых богов! Ведь они так глубоко сидят в человеческом подсознании, что однажды, выпрыгнув из него, овладевают человеком полностью. Ведь за ними десятки, а может и сотни тысяч лет. Древние боги в крови и генах. Я думаю, что у родноверов есть будущее, но у них его может и не быть.
— Любите вы, Николай Евгеньевич, софизмы, — сказал Андрей, заваривая чай в большом фарфоровом чайнике.
— Почему же, софизмы? Ведь у любого явления с претензией на будущее всегда много врагов из настоящего.
— И друзей у такого явления тоже может быть много.
— Может. Но я высказал свою точку зрения. Мне эти ребята нравятся. В них есть энергия жизни, хотя и дерьма среди них не меньше, чем у попов.
— Кстати, верховный бог германо-скандинавской мифологии Вотан назывался ещё и Один. У русских счёт начинается с «один», то есть первый.
— Я, Андрей, знаю о концепции единого белого этноса, который потом раскололся на кусочки. Поэтому вполне вероятно, что германский Один и наше «один» имеют родство.
— Всё готово. Прошу отведать, что то ли Христос, то ли Даждьбог, то ли Один послал, — сказала Таня, любуясь своей сервировкой стола.
— Скорее Даждьбог, ведь он был до Христа, — бросил Андрей.
— Вот знать бы, кто был ещё до Даждьбога? — со вздохом сказал Базунов.
— Николай Евгеньевич, вы думаете, что там что-то было? — спросила Таня.
— Я вообще, Танюша, сторонник теории, утверждающей, что человечество движется в сторону деградации.
— Мы превратимся в обезьян, — смеясь, сказала Таня.
— Хорошо, если в травоядных, но, думаю, травоядных быстро съедят.
— Всё! Больше ни слова о политике и религии, желудок не любит конкурировать с мозгом, — по-хозяйски сказала Таня.
Базунов не торопился начинать разговор. Хотя все были в ожидании. И чем дольше Базунов хранил молчание, уходя на отвлечённые темы, тем сильнее нарастала тревога в сердце Тани. Андрей заметил эту тревогу.
— Николай Евгеньевич, давайте не отодвигать причину вашего визита, на ночь глядя.
— Да, вы правы. Уже пора о деле поговорить…
Базунов составил план операции, расписанный до мелочей. На подготовку оставались сутки. На первый взгляд, всё казалось несложным. Таня в качестве снайпера занимает нужную позицию на крыше дома. Андрей создаёт панику звонком о заложенной бомбе. Объект, подлежащий ликвидации, согласно инструкции, по которой действует его охрана, будет выведен через чёрных ход и попадёт под пулю. Андрей ждёт в машине Таню на соседней улице и обеспечивает отход. Серьёзность операции Базунов определил так: «В случае, если за вами будет организована погоня, рекомендую живыми не сдаваться. Этот зарубежный «гость» для многих здесь абсолютный хозяин».
— Что ж, точность вежливость снайперов, — сказала Таня, бросила взгляд, наполненный тревогой и любовью, в глаза Андрея, надела очки и вышла из машины. Она была одета, как типичная рокерша с гитарным кожаным чехлом за плечами. Её длинные стройные ноги обтягивали кожаные брюки, на ногах были модные ботинки с мощной подошвой. На футболке «кричала» надпись «Ария». Большие тёмные очки закрывали треть лица. Через час «гитара» должна была превратиться в снайперскую винтовку, а «рокерша» — в стрелка.
Андрей с трудом справлялся с волнением. Он боялся за Таню.
Его задача была самая простая. Купить карточку, позвонить с таксофона и с кавказским акцентом сказать о заложенной бомбе. Потом ждать Таню в машине. У неё шансов уйти незамеченной было не так много. Дом, с которого можно стрелять, только один, и охрана быстро это поймёт.
Таня размеренно собрала винтовку, подготовила место, тщательно убирая каждую соринку. До начала операции оставалось десять минут. Она стала примеряться, выставлять оптику. Таня присмотрелась и не поверила своим глазам: на крыльце запасного выхода стоял тяжело дышащий Базунов и поглядывал на часы.
«Что за чёрт! Николай Евгеньевич! Операция отменяется?» — беспокоилась Таня.
Скоро в здании началась паника, народ стал выбегать на улицу через центральный вход. Базунов скрестил руки, подняв их над головой, давая Тане понять, что всё отменяется.
— Я так ничего и не поняла, точнее, поняла, что всё отменяется, — нервно рассказывала Таня Андрею.
— Ты не представляешь, как я рад, что всё позади! Я не хочу! Слышишь, я больше не хочу рисковать твоей жизнью! Я это окончательно понял, пока сидел и ждал тебя здесь! — внезапно перейдя на шёпот, выпалил из души Андрей.
— Всё, всё, успокойся, милый. У меня у самой сердце в пятках. Нужно спокойно выбираться из города к назначенному месту в Сестрорецке. Потом обо всём поговорим.