Краски - Павел Ковезин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я уже говорила, – ответила она, – он вытащил ключ у меня из кармана. В суматохе я не заметила этого. Потом нашёл ключ от входа и…
Пока она говорила, я взял у неё со стола папку с бумагами и начал разглядывать их.
– …что вы делаете? Отдайте папку, – она облокотилась на стол и протянула руку.
– Ой, – наигранно удивился я, – а как вы заметили?
Одной рукой отодвинув папку подальше, второй я залез ей в карман халата и вытащил ключи.
– Герр…
– Комиссар Лоренц, – помог я.
– Что вы себе позволяете?!
– А что?! По-моему, вашу квартиру могут обчистить у вас на глазах, а вы и не заметите. Иначе у меня нет другого объяснения, как можно не заметить вытащенный из кармана ключ.
Мы замерли в донельзя неловком положении. Она повисла над столом с вытянутой рукой, я, отодвинувшись на стуле, держал папку и ключи. Спустя пару секунд я вернул бумаги и кинул ключи на стол.
– Ну и что дальше?
– Что?!
– Нашёл ключи от входа. Дальше что? Как он прошёл мимо вас?
– Он устроил потоп в туалете, пробежал в холл и заставил охранника открыть двери, – девушка разве что не покраснела от своего вранья.
– Неудивительно, – усмехнулся я, – я так понимаю, перед вами можно на танке проехать, вы и глазом не поведёте.
– Герр комиссар Лоренц… – начала было она.
– А покажите мне? – перебил её я.
– Что?
– Туалет, говорю, покажите, где потоп был.
Рокси прошла в маленькое помещение с раковиной, тесной кабинкой, у которой была сломана дверь, и ужасной вонью, витавшей в воздухе. Я закрыл за собой дверь на щеколду.
– Что вы хотите здесь найти? – спросила Рокси, сложив руки перед собой и хлопая глазами.
Не ответив, я включил холодную воду.
– Носком, значит? – спросил я. Она неуверенно кивнула.
Я тяжело вздохнул, снял ботинок, носок, и забил им сливное отверстие.
– Прошу меня извинить, но… – запаниковала Рокси, сделав шаг в сторону раковины.
– Молчать! – я жестом приказал ей оставаться на месте. – Я провожу следственный эксперимент.
Она нервно забегала глазами из стороны в сторону, пока раковина заполнялась водой всё больше.
– Леманн, – устало посмотрел я на неё. – Давай честно. Зачем ты помогала Морицу? Тебе кто-то заплатил?
– Что? – уставилась на меня она. – Нет конечно, я не…
Слушать дальше враньё и отговорки не было никакого желания. Резко схватив за прекрасные светлые волосы, я окунул её лицом в холодную воду. Она начала задыхаться, забила руками по раковине, пыталась что-то сказать, но до меня доносились лишь приглушенные крики.
Я вытащил её.
– Ещё раз, – спокойно спросил я. – Кто тебе заплатил?
Она была вся мокрая, часто и тяжело дышала. Словно рыба, она открывала рот, но не могла ничего сказать. Не дождавшись ответа, я снова окунул её в холодную воду.
– Живо. Ответила. Кто. Тебе. Заплатил?! – крикнул я, надеясь, что она услышала.
Когда я её вытащил, она откашлялась и крикнула:
– Циммерман! Лейла Циммерман!
Тут меня словно самого обдали холодным душем. Ноги затряслись, в глазах помутнело, я перестал себя контролировать. Отпустил Рокси, и та прислонилась к стене, тяжело дыша и вытирая лицо от воды и слёз. Оставив её, я выбежал из туалета и пошёл к выходу, миновав директора больницы и психиатра, которые мчались к туалету, услышав крики.
Я забаррикадировался в своём внедорожнике, в спешке нашёл в бардачке таблетки и закинул две в рот. Таблетки, что прописал мой собственный психиатр несколько лет назад.
«Циммерман! Лейла Циммерман!» – отдавался у меня в голове звонкий голос медсестры, а внутри всё переворачивалось. Нет, не может этого быть. Это просто случайное совпадение. В конце концов, Циммерман – не самая редкая фамилия. Но что если это она? Тогда как она, блядь, может быть связана со сбежавшим психом?! И при чем тут эта рыжая школьница?! Сука. Я положил руки на руль и заметил, как они подрагивают. Нужно выяснить всё сейчас же, пока это не зашло слишком далеко. Я надавил на газ и поехал в отдел.
Дорога всегда успокаивала. К тому же, в воскресенье всё было закрыто, и людей на улице было немного. Все старались воспользоваться выходным и выбирались на природу, подальше от этого прогнившего изнутри района.
В моей голове не переставала крутиться мысль. Люди имеют свойство меняться. Они из прилежных студентов превращаются в преступников, из маменькиных сынков в психопатов, из избалованных мажоров – в озлобленных копов. И если тот трусливый поступок, совершенный семь лет назад, за который я до сих пор корю себя, со временем превратил меня в неадекватного полицая, то в кого могла превратиться Лейла?
***
– Значит так, слушай сюда, парень, – в отделении полиции Браденбурга надо мной нависла массивная туша в лице Карла Циммермана.
Он кинул на стол пакетик с наркотиками.
– Тебя прямо сейчас посадят лет на десять за это дерьмо!
– Это… это не моё, – я поднял взгляд на пакет, валяющийся на грязном столе. Запястья неприятно побаливали от наручников.
– Что?! – стоя позади меня, он подался вперёд, облокотившись рукой о мой стул. – Не твоё?!
Но после выдохнул и отошёл на пару шагов.
– Конечно, не твоё. И Лейла тоже не твоя. Ты меня понял?
– Что…
– Сегодня вечером ты уезжаешь из этого города. Раз и навсегда. Не пытаешься связаться с моей дочерью или найти её. И в принципе не подаёшь признаков жизни. Полностью меняешь имя и фамилию. Что за дурацкое имя – Леон? Леон Мартинес? Ты же родом из Франции, да? Тебе бы подошло что-нибудь другое…
– У неё будет ребёнок, – выдавил из себя я.
Циммерман отвесил мне подзатыльник.
– Не будет у неё никакого ребёнка. Забудь. И ребёнка. И Лейлу. И всю эту историю. Просто съебись! А в качестве гарантии, что ты выполнишь наш небольшой уговор… у нас останется твой братец. Он сядет за хранение наркотиков.
– Нет…
Её отец нагнулся к моему уху и сказал уже шёпотом.
– Либо так, либо вас обоих завтра найдут в канаве.
Он похлопал меня по плечу и вышел из кабинета. Его место занял обермейстер, который уже через несколько минут снял наручники.
***
Правда в том, что я трус. Я так и не осмелился найти её. Всё, на что меня хватило – уехать тем же вечером к родителям во Францию. У матери чуть не случился сердечный приступ, когда она узнала, что её сын сидит в тюрьме. Первое время я поддерживал родителей, но вскоре понял, что мне не место там. Вся моя жизнь была спрятана в Браденбурге. Этот город был словно сундуком с моим прошлым, который я с каждым годом хотел открыть всё больше. И спустя пару лет я вернулся в Германию и обосновался в Берлине. Он был всего в часе езды от прежнего жилья, но потеряться в большом городе и с новым именем гораздо проще, чем в маленьком Браденбурге, где каждый друг друга знает по имени. Даже после смерти Отто, после того как отец Лейлы потерял последний рычаг давления, я не вернулся. Раз в год я приезжаю в Браденбург на могилу брата. Всё, на что ему хватило сил в тюрьме – повеситься, связав петлю из постельного белья.
А я трус. Я выбрал наихудшую тактику из всех – просто забыть. Забыть, как бы трудно это не было. Но прошлое не имеет привычки оставлять людей в покое. Оно раз за разом будет преследовать, заставлять озираться по сторонам и видеть в тёмных силуэтах людей из той, старой жизни. Людей, которых мы изо всех сил стараемся выкинуть из головы, но которые каждый раз появляются снова. Проблема в том, что теперь, спустя семь лет, Лейла была не призраком, не галлюцинацией, не сбоем в мозгу, а совершенно реальной личностью, как-то имеющей отношение к сбежавшему психу. Чёрт бы её побрал.
Окончательно я убедился в том, что Лейла замешана во всей этой истории, когда вспомнил вчерашнюю запись с камер наблюдения, которую показали мне эти два придурка. На ней молодая девушка с коробкой шла к дому Хоффманов
