Антология осетинской прозы - Инал Кануков

Вот и в этот раз я прикидываю, — пока эта лохматая будет причесываться да пудриться, я уже буду в Архонке… Но без зла думаю: ведь девушка только что очищала машину от мазута и пыли, в белом халатике эту работу не сделаешь. Хочется ей навестить мать — тоже понять можно. Придется прихватить ее.

Она губу закусила, глаза сузились, чувствую, сейчас отвернется и уйдет. Тогда я поспешно сказал:

— Едем! Только давай быстро.

— Через минуту буду готова! — ответила уже на бегу.

Я поглядел ей вслед и подумал: «С характером эта Марушка!»[36]

Ну вот. Шофер выключил мотор, вышел из кабины, а я слоняюсь по двору.

— Майрам, дорогой, — говорит шофер и открывает капот, — пока она собирается, тебе придется второй раз бриться. Поехали бы одни, честное слово, лучше было бы!

— Не дело говоришь. Едем мимо ее станицы, как можно отказать? И, что ни говори, пусть она вся в мазуте и волосы лохматые, все же — девушка… По матери соскучилась…

— Ну, что ж, будем ждать!

— Подождем, не по тревоге едем.

Говорю, а самому неприятно — не по тревоге, а все-таки времени у меня мало.

Ждем десять минут, двадцать, тридцать пять, а ее все нет.

— Оксана! — кричит шофер. — Долго нам еще ждать?

— Сейчас иду! — доносится ее голос.

Проходит еще несколько минут…

Тогда я уже рассердился. Бросил папиросу, направился к зданию, где жили девушки.

Захожу — там маленький коридор, направо одна дверь, налево — другая. Я не знал, в какой комнате она жила, сразу двинулся направо — заперто. Тогда поворачиваюсь — дверь в другую комнату открыта, и вижу… Вы меня извините, я сейчас, наверное, буду не очень гладко говорить. Там, в комнате, два окна, а между ними — зеркало, как раз напротив двери. И вот я из этого темного коридорчика вижу в зеркале женщину. Не женщина — ангел! Честное слово! Она смотрела немного в сторону, я в темноте стоял, она не могла меня видеть, а я ее и со спины вижу и спереди — в зеркале. Причесывалась, черные ее волосы плечи покрыли, руки как из бронзы вылиты, золотистые, точеные, лицо светлое, нежное. До сих пор я только ее глаза синие видел, а здесь… Ну, как будто богиня красоты и любви на землю спустилась и причесывается перед зеркалом!.. Я как ее увидел, замер, прямо ноги свело, а сердце стучит так, что в ушах отдает… Потом почувствовал — некрасиво делаю, на раздетую девушку смотрю. Хватило сил осторожно, неслышно выйти… И во дворе сердце свое слышу, все не успокаивается, и в ногах слабость.

— Ну, долго она еще там? — сердито спрашивает шофер. — С ума сойти, сколько времени потеряли из-за этой лохматой…

И он залез в кабину, стал заводить мотор.

— Сейчас выйдет, — говорю и стараюсь, чтобы голос мой звучал натурально, как будто ничего не случилось. И добавляю, уже как начальник: — Подождешь еще немного!

А ее все нет. Теперь, скажи мне: час жди ее, два часа, три, — ждал бы, слова не сказал! Но она вышла минут через десять. Ай, какая была красивая. Одета просто, в белую кофточку и черную юбку, но это так шло ей, что казалось самым праздничным нарядом. В руке она держала чемоданчик.

— Извините, товарищ агроном, я задержала вас, — в голосе ее было смущение, но глаза сияли, как у женщины, которая понимает, что она хороша и что от нее глаз не оторвешь.

— Ладно! — с трудом выдавил я и ничего другого не мог придумать, как повторить: — Не по тревоге едем… Садись здесь…

Я пошел ей навстречу, протянул руку, чтобы взять чемоданчик и усадить в кабину, но она прошла мимо меня, и я не успел оглянуться, как она оказалась в кузове. Пришлось сесть в кабину самому.

Ну, наконец, поехали.

Едем, и я вспоминаю картины, на которых изображен бог любви: такой красивый, упитанный маленький мальчик с луком и стрелами в руках. Сами знаете, если этот озорник попадал своей стрелой в сердце человека, то тот погибал в пламени любви.

Когда же, думаю, он попал в меня, этот самый, как его… Купидон? А потом решаю так: люди привыкли искать где-то на небе объяснения всем своим заботам, а она вон, в кузове сидит… Не стрелой, а двустволкой прожгли мою душу два синих глаза… Прямым попаданием… Конечно, я никак этого дела не предполагал, не ожидал… Так ведь и в песне поется: «Любовь нечаянно нагрянет…»

До ее станицы не очень далеко, доехали быстро. Замедлили ход, едем по главной улице. Слышим с шофером — она стучит в кабину. Я высунулся, смотрю на нее. Вы, друзья, извините, меня за то, что я вам так подробно все рассказываю! Понимаете, все это так для меня важно, ну, самое главное, что в жизни было!..

— Я здесь сойду, остановитесь…

Я смотрю на нее, не отрываясь, рот мой сам произносит:

— На какой улице твой дом?

— Вон наш переулок, крайний.

— Мы тебя к нему и подвезем.

— Не надо, зачем? Дорога там дальше плохая, машина не пройдет…

Говорит, а сама улыбается. А я, как дурак, смотрю ей в глаза и молчу. И шофер молчит, ждет, что я ему велю делать…

— Знаю, почему ты не хочешь, чтобы мы тебя до дома подвезли, — придумываю я, — чтобы гостей не принимать, да?

Она молчит, а я чувствую: делаюсь весь красный, стыдно стало, что такую глупость сказал. Шоферу показываю, чтобы свернул в переулок. Потом она опять постучала и, пока я выходил из кабины, чтобы помочь ей, уже спрыгнула. У ворог остановилась и задумчиво посмотрела на нас.

— Ну вот, доставили тебя, Оксана, — я решил следить за собой, чтобы снова не сболтнуть лишнего. — Если собираешься сегодня возвращаться, на обратном пути захватим.

— Нет, — как-то нерешительно говорит она. — Я вас так не отпущу. Заходите в дом, гостями будете.

Она постучала кулаком в запертые ворота.

— Да я же пошутил, Оксана… Сама понимаешь, у нас мало времени. Да и у вас дома, кажется, никого нет.

Я повернулся к машине. Если честно говорить, то мне очень хотелось зайти к ним. Но чем сильнее мне хотелось, тем решительнее я отказывался.

Из маленькой калитки вышла пожилая женщина с приветливым лицом.

Оксана бросилась к ней. Кричит:

— Мама! — Крепко обнимает ее. — Мама! Я хотела там сойти, а они сделали круг, чтобы меня к самому дому подвезти. Уж если они здесь, я считаю, то должны зайти к нам… Приглашаю, а они отказываются!

— Что вы, что вы, ребята! Разве можно? Вместе работаете, вместе сюда приехали, а собираетесь от ворот бежать? — приглашает нас мама Оксаны и придерживает меня за руку.

— Спасибо, но мы никак не можем, у нас еще много дел. Оксана, заехать за тобой вечером?

— Спасибо, но я сегодня дома останусь.

— Ну, тогда счастливого отдыха! — мы произнесли это с шофером в один голос и залезли в кабину.

Немного отъехали, и я повернулся назад — очень хотелось взглянуть еще раз на нее. Но ни Оксаны, ни матери ее уже на улице не было.

…Вернулась она на работу через три дня, я вам уже говорил, что у нас тогда была передышка, люди могли немного отдохнуть. Но для меня это были очень неприятные три дня; все время чего-то не хватало, места себе не находил. Поеду в поле — хочется в село, приеду в село — тянет на полевой стан… Так без толку и слонялся. А все себе не признавался, что это я без синих глаз ее как потерянный…

На четвертый день приезжает на полевой стан — я там как раз околачивался — председатель колхоза и зовет меня в контору. Накануне у нас было несчастье: от машины отлетела искра и попала в пшеницу, которая уже созревала, пожелтела. Небольшой участок около дороги сгорел. К счастью, неподалеку работали люди на прополке кукурузы, они затушили пожар.

Я иду за председателем, на всякий случай контору оглядел — не сверкает ли где-нибудь там синий взгляд. Только о ней и думал и вдруг слышу:

— Ты агроном и должен беречь поля от пожара.

Я пожал плечами:

— Что же мне, охранником стоять?

— Этого тебе никто не велит. А ты осмотрел сгоревший участок?

— Осмотрел.

— А какие меры принял, чтобы больше никогда не было пожара?

— Какие меры… Поспеет, и уберем.

— Слушай, это же серьезное дело. Пока поспеет, пройдет не меньше недели, а кто ее охранять будет?

Он сурово взглянул на меня и многозначительно произнес:

— Одно из двух. Или ты еще совсем молодой и глупый, или забыл, что у тебя есть диплом агронома.

Он помолчал и быстро закончил:

— Иди сейчас же, возьми трактор с четырехкорпусным плугом и пусти его вокруг пшеничного поля. Ясно? Такое простое дело и не мог сам придумать!

И правда, это был очень простой способ уберечь поля от пожара, не понимаю, почему это мне не пришло в голову.

Я вышел из помещения. Во дворе конторы как раз находился бригадир трактористов, и я ему объяснил, что мне нужно. Он молча выслушал меня, повернулся в сторону и крикнул:

— Прохорова! Оксана!

Я почувствовал, что у меня сердце подскочило к горлу. Изо всех сил старался делать вид, будто я спокоен и мне все равно, Прохорова или кто там еще будет выполнять со мной задание.