Ни шагу назад! - Александр Авраменко

Бой закончен. По полю рыскают пехотинцы. Мы сидим на броне и курим. Точнее, мужчины курят, девушка грызёт шоколадную плитку, которую ей преподнесли восхищённые пехотинцы. Я вновь прокручиваю прошедший бой. Для бригады он был очень тяжёлым. Мы потеряли больше половины машин, причём почти все были расстреляны с дальней дистанции. Отчётливо понимаю, что тем временам, когда «тридцать четвёрки», а тем более «КВ» господствовали на поле боя, пришёл конец. Нужен манёвр, скорость, и, желательно, пушка помощнее. И, конечно, рация. Связь в бою — половина успеха…

— Живой, майор?

Это Василь Василич.

— А что с нами случится? Живы, как видите, товарищ генерал…

— Если бы не ордена твои, подумал бы, что хвастаешься…

— Да, блин, товарищ генерал… Тут больше волнуешься, как бы от своих бы чего не получить в корму! Вон, пехота едва гранатой в лоб не влепила. Вовремя пароль назвали…

— Это какой же такой пароль?

Интересуется Бутков.

— Олег, повтори!

— Да мне стыдно, товарищ майор…

— Вот и пехотинцу видно стало стыдно…

Громкий смех разносится по округе. Нас обступили свободные от дежурства пехотинцы, артиллеристы. Внезапно рядом тормозит командирский «ГАЗик».

— Есть здесь генерал Бутков?

— Да. Я это.

— Приказ Командующего. Немедленно выступить на Калач.

— Есть…

И вновь дорога. Хорошо хоть успели перекусить… Сквозь метель и ночь светят фары танка, выхватывая кружащуюся снежную круговерть. Иногда снежинки просто огромны. И появляется ощущение, что вокруг суетятся огромные белые мухи… Что-то мне напоминает наш ночной марш. Очень напоминает… И тут, словно озарение пронзает мысль — блицкриг! Только наоборот! Точно так же немецкие танки рвались к Москве летом сорок первого, сквозь леса и поля, днём и ночью. И мы вставали у них на пути, умирая, но не сдаваясь и не пропуская фашистов даже мёртвыми…

Олег начинает насвистывать песенку. Заразился от Татьяны. Хотя его можно понять — это ни тридцать килограмм на рычаге коробки передач, а всего два. Раньше за длинный марш водитель терял два-три килограмма веса, а сейчас мехвод бодр и весел. Внезапно меня толкает наша радиотелеграфистка:

— Командир, послушай!

Щелчок тумблера в гарнитуре отдаётся пистолетным выстрелом, затем в наушниках прорезаются чужие голоса:

— Курт, ты видишь русских?

— Нет, господин майор. Проклятая метель…

— Будь внимательнее. Разведчики сообщили, что они на подходе…

Удивляюсь сам себе, но факт — налицо. Немецкий язык за год непрерывных занятий я освоил неплохо…

— Ребята! Бдите в оба — гансы совсем рядом. Я их слышу.

Но Бог сегодня на нашей стороне, и мы продвигаемся к Калачу. Минуем засаду врага не обнаруженными его разведчиками. Утром, когда в серой дымке забрезжил рассвет, наша танковая колонна выходит на рубежи атаки. Одетые в полушубки пехотинцы радостно приветствуют прибывших танкистов. Теперь не надо будет идти на пулемёты через всё поле, прикрытыми от пуль только овчиной одежды. Стальным щитом впереди пойдут танки, расстреливая доты, давя фрицев гусеницами. Наши командиры быстро совещаются, затем Бутков торопливо доводит до нас план действий. Я прикидываю, получается неплохо. Должно сработать…

Широким веером мы рассредоточиваемся по гладкой степи. В центре наши тяжёлые «КВ», я на этот раз иду со своей «четвёркой» и четырьмя танками батальона на левом фланге. Следом за нами прицеплены широкие листы железа и фанеры, на которых с удобствами устроились пехотинцы. Кое-кто занял места и на броне, но только не у меня. Хватило прошлого боя, когда танковый десант, забыв мои наставления оказался на снегу после первого же выстрела… Об этом я договорился заранее с гвардейцами… Рассыпаясь искрами в небо взлетает красная ракета. Впрочем, красная — это только говорится. На деле она с неприятно фиолетовым оттенком, за ней тянется, быстро расплываясь в воздухе ядовито чёрный дым. Наверняка трофей. Дизели танков выплёвывают клубы чёрного дыма и швыряют многотонные махины вперёд, в атаку. Я до боли в глазах вглядываюсь в крайние дома, ожидая, что сейчас заговорят немецкие «восемь-восемь», и на белой равнине зачадят кострами подбитые танки… Мимо! Сверкают несколько выстрелов, но снаряды рикошетят от брони, рассыпаясь искрами.

Нам неслыханно повезло: немцев в городе нет, там только румыны. А уж своих сателлитов немцы снабжают по остаточному принципу. Все зенитки поступают только в германские части. Ура! И тут же следует расплата за самонадеянность. Вспышка, и крайняя машина моего батальона мгновенно окутывается клубком разрыва. Что это?! Кто стрелял?!! Цейсовские линзы показывают только высокого гренадера с такой же трубой, которую я видел в предыдущем бою. Проклятие, это что-то противотанковое! Татьяна опережает меня, и её курсовой пулемёт перечёркивает немца трассирующей трассой. Начинается привычный уже звон пулемётного обстрела. Это стараются вражеские стрелки, засевшие в окопах. Их «МГ» и «Шварцлозе» высекают искры из брони, но бесполезно… А вот это уже серьёзнее! Вздрогнув, замирает на месте «Т-70», окутавшись ярким пламенем авиационного бензина. Очередь из 20-мм «флак-системы» останавливает лёгкую машину. Чёрт! Иван наводит пушку, я жму спуск: вскипает снег и земля на месте установленной на колёсном лафете зенитки. Наши пехотинцы тоже, наконец, открывают огонь. Разворачиваю перископ, и вижу, как тупорылые «ППШ» озаряются огоньками очередей. Ну! Ещё сотня метров. И вот, наконец, линия окопов.

Мы переваливаемся через политый с немецкой педантичностью водой и заледеневший бруствер, хлопок оборвавшегося троса, на котором буксировали волокушу. Но она уже не нужна — гвардия доставлена к месту боя. Начинается рукопашная. Высокие бараньи шапки румын быстро смешиваются с нашими ушанками, представляю, какая резня сейчас идёт в траншеях, но надо идти вперёд, пока немцы не опомнились и не подтянули подкрепление. Хотя причём тут немцы? Наверное, сила привычки. Сколько воюю, а сам лично с сателлитами не дрался, и подсознательно называю всех врагов немцами… Моя «четвёрка» мчится по улице, проложенной среди сгоревших и разрушенных домов.

— Слева пулемёт!

Циферблат указателя послушно показывает градусы поворота башни. Гулкий выстрел, шипение продувки. Клацанье затвора. Это Олег, не дожидаясь команды, загоняет в канал ствола очередной осколочный.

— ПТО прямо! Пятьдесят!

… Города для танка — почти верная смерть. Видимости никакой, всюду закрывающие обзор строения, и нет места для манёвра. Это доказал Сталинград, перемоловший не одну танковую дивизию вермахта. Помню, батя мне рассказывал про «русскую рулетку». Это когда к виску подносят наган с одним патроном в барабане. Вот и городской бой на танке такая же рулетка для экипажей танков, если их не сопровождает пехота… нервы врагов не выдерживают, выстрел! Страшный удар в лоб, но броня выдерживает, только от сотрясения на мгновение темнеет в глазах. Зато этот удар словно добавляет резвости танку, и он, как будто камень, выстреленный из рогатки, устремляется вперёд на максимальной скорости. Скрежет рвущегося железа, сквозь вой двигателя доносится мгновенно обрывающийся вопль того, чьи внутренности сейчас наматывают траки гусениц. «Т-IV» на мгновение замирает, затем мягко, в отличие от наших машин, переваливается по груде железа и устремляется дальше. Миновала нас Безносая сегодня…

… Вечер. Бой закончился. На площади пылает огромный костёр, на котором вылезшие из подвалов чудом уцелевшие местные жители жгут немецкие флаги, указатели, вывески. Мимо костра бредут пленные. Их длинная колонна, хвост и голова которой теряются в темноте. Я сижу у гусеницы, одетый в тёплый трофейный комбинезон и ковыряюсь в принесённой пехотинцами по моей просьбе трубе, из которой подбили наш танк. Всё просто до неприличия. И почему у нас такого не было в сорок первом? Эта штука получше бронебойки! Уж если «КВ» запросто останавливает…

Внезапно на площади начинается стрельба. Все всполошено вскакивают, хватаются за оружие. Наученные горьким опытом пленные валятся на землю и прикрывают головы руками, но огненные трассы исчезают в небе.

— Что случилось, земляк? — Спрашиваю я пробегающего мимо пехотного лейтенанта в расстёгнутом полушубке с «Гвардией» на груди.

— Наши встретились! Кольцо замкнули! Немцы в «котле»!

— Ура!..

Глава 42

Владимир вышел из избы. Ему не спалось. Чёртов Гитлер, как прозвали найденного на поле боя кота, вдруг заорал во всю глотку посреди ночи, а потом забился под печку и пронзительно шипел оттуда. После безуспешных попыток успокоить животное Владимир плюнул на всё, накинул на плечи полушубок и выбрался на воздух, чтобы покурить… Причина беспокойства чёрной бестии сразу стала понятной — высоко в небе медленно ползли слабые огоньки выхлопных труб двигателей фашистских бомбардировщиков. Звук двигателей был незнакомым, как Столяров не пытался, определить тип машин он не мог. Внезапно полную луну заслонил огромный даже снизу силуэт двухмоторного бомбардировщика.