Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную - В. Злыгостев

Рассматривая и анализируя тексты «Юань Ши», исследователь не найдет в той хронике подобных пререканий между представителем «Золотого рода» с кем-либо из военачальников или придворных. Кому-нибудь другому за такое забили бы рот камнями или притянули пятки к затылку, но Субэдэй… Субэдэй мог себе позволить оспаривать решения главы Улуса Джучи и делать дело, как ему виделось. Вне всякого сомнения, чингисиды не только уважали его, но и побаивались. Здесь надо понимать еще и то, что под командой Субэдэя были лучшие части батуров, его ближние кешиктены[157] и нукеры, которые внушали страх своей беспощадной свирепостью и умением владеть оружием. Но отдадим должное и Бату, который признал очевидное.

Победа в долине Мохи у реки Шайо была высшим достижением Субэдэя во время Великого западного похода, он подтвердил звание да-цзяна, приобретенное им в битвах за обретение монголами континента. После Шайо Субэдэй подобных сражений более не давал и снискал право остаться непобедимым.

Оценивая его действия в ходе всей зимней военной кампании, отдавая должное Субэдэю как стратегу, оперирующему войсками на определенном участке фронта, т. е. в Венгрии, важно отметить его роль в действиях, не позволивших самым серьезным противникам монголов в лице королей Белы и Вацлава, а также герцога Генриха объединиться. Стратегемму Субэдэя по их разгрому и нейтрализации в отдельности блестяще реализовали Байдар, Орду, Кадан и другие чингисиды, являвшиеся главными действующими лицами, отвечающими за прикрытое флангов орды и показавших себя состоявшимися военачальниками.

Глава одиннадцатая. Крутой поворот монгольской политики

После событий на Шайо венгерские баны, хорватские и сербские князья, немецкие и французские бароны разбегались в поисках укромных местечек, в коих надеялись переждать азиатский ураган. Задачей преследовавших их Субэдэя и чиигисидов было по максимуму нанести урон отступавшим, посему монголы гонялись за ними по всей обширной венгерской пуште. Не тогда ли, по словам Э. Хара-Давана, «Субедей… во время венгерской кампании 1241 года… прошел… со своей армией 435 верст менее чем за трое суток» [7, с. 146], а ведь воителю было 66 лет, весьма солидный возраст для XIII столетия. Как видно, «свирепый пес» еще мог дать фору и молодым его последователям.

Достигнув Пешта и захватив его (штурм продолжался три дня), монголы переправились на правый берег Дуная и атаковали Буду, используя огнеметные машины. Активное применение зажигательных снарядов подтверждает свидетельство Фомы из Сплита, потому как с его слов «город монголы сожгли до того как взяли» [6, с. 254]. В связи с использованием завоевателями на европейском театре военных действий взрывчатых и горючих веществ, справедливо возникает предположение, высказанное в свое время Г..Лэмом о том, что порох «…мог и не быть „изобретен“ в Европе, а занесен туда монголами…» [7, с. 147]. При рассмотрении противостояния двух школ военного искусства — западноевропейского и степного — неоспоримым остается тот факт, что «…новаторская, исключительно динамичная монгольская тактика была для врагов большой неожиданностью» [60, с. 373]. Завоеватели с военной точки зрения были на много голов выше оборонявшихся. «Субутай посрамил польских, богемских, тевтонских, венгерских рыцарей, слывших лучшими в воинстве папы. Европа не знала полководца такого уровня… Вот кто был настоящий воин!» (курсив мой. — В. 3.) [61, с. 383].

К лету 1241 года Субэдэй окончательно укрепил позиции чингисидов в Венгрии, Бачу после последних побед представлял собой владыку почти всех земель, принадлежавших недавно Беле IV, а фактор присутствия орды в Центральной Европе внес коррективы во всю внутриевропейскую политику, которая в тот год зависела от желаний и прихотей хозяев положения, коими являлись монголы. «В руках Субутая сходились нити, которые тянулись из европейских столиц, он — не папа! — вел тогда политику Еропы» (курсив мой. — В. 3.) [61, с. 384]. Надо понять изумление местных монархов, когда появившиеся из глубин Азии варвары начали править бал на их иоле. Субэдэй, агенты которого находились практически во всех странах, был осведомлен о том, что государи запада откровенно враждовали между собой, и стремился еще более дестабилизировать ситуацию в Европе, одних запугивая, другим являя милость.

От имени Бату Субэдэй отправил французскому королю Людовику IX Святому послание[158], которое гласило: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны? Когда воля Небес исполнится и весь мир признает меня своим повелителем, тогда воцарится на земле блаженное спокойствие и счастливые народы увидят, что мы для них сделали! Но если дерзнешь отвергнуть повеление божественное и скажешь, что земля твоя отдаленная, горы неприступные, моря глубокие и нас не боишься, то Всесильный, облегчая трудное и приближая отдаленное, покажет тебе, что мы можем сделать» [7, с. 298–299]. В другом послании через Кадана, кошун которого двигался в сторону Хорватии, всем тамошним суверенам было объявлено: «Не принимайте у себя виновного в чужой крови, но выдавайте врагов в наши руки, чтобы не оказаться случайно подвергнутыми наказанию и не погибнуть понапрасну» [47, с. 146–147].

Вот так, используя проверенный способ увещеваний и запугивания, одинаковый как для китайских ванов, так и для венгерских банов, монголы осуществляли свою… колониальную политику в отношении Европы. Фраза «Европа — колония Монголии» режет слух, но в XIII в., по крайней мере, добрая половина западной части Евразии имела все основания так именоваться. Для Субэдэй-багатура, который, бывало, «разводил» императоров и временщиков Поднебесной, западноевропейские владетели были подобием касиков и вождей Нового Света, правивших мезоамериканскими государствами в период бесчинств, творимых там конкистадорами, ведомыми Кортесом или Писсаро. Подобно своим будущим испанским последователям, «…Субэдей умело использовал в своих интересах конкуренцию, существовавшую между различными королевствами» [4, С. 235], и особенно разногласия между папой Георгием IX и императором Фридрихом II Гогенштауфеном.

Император Священной Римской империи, наблюдая неумолимое приближение к своим границам монголов, запаниковал, «запросил помощи у Генриха III Английского» [29, с. 308], в этом послании он «пишет о „когортах Сатаны“ и „сынах ада“» [59, с. 44]. Фридрих II также разослал копии своей петиции практически во все страны Европы [29, с. 308], но тамошние владетели, в большинстве своем не менее Фридриха опасавшиеся «сынов ада», истолковали инициативу императора как очередную затеянную им интригу, направленную против папы Григория IX.

Тем временем монголы выпасали коней на венгерской равнине, а Европа, не успевшая объединиться перед лицом страшного врага, с изумлением поняла, что она на краю гибели. Не вызывает сомнений, что так называемая западная цивилизация «стала бы жертвой монголов, если бы те продолжили развивать свой ужасный успех в Венгрии и Польше» [29, с. 309]. Очень верная фраза «ужасный успех», ибо ужас перед пришельцами и злодеяниями, ими творимыми, мнимыми или истинными, овладел населением и тех стран, до которых «когорты сатаны» еще не доскакали. В тогдашней Европе было широко распространено письмо, автором которого являлся некий священник и в котором описаны не только примеры чудовищного насилия со стороны завоевателей, но и утверждаются факты людоедства [16, с. 295]. Нет оснований не доверять большинству свидетельств, фигурирующих в том документе, так как не одна лишь Европа была погружена захватчиками в пучину страха и не одни лишь европейские авторы описывают деяния, в которых обвиняют монголов.

Но готовя дальнейшее продвижение, Субэдэй понимал, что превращать Венгрию, а значит, свой тыл в пустыню не имеет смысла, именно поэтому, скорее всего, с его подачи «по приказу Бату были написаны и распространены тексты, в которых победители призывали жителей возвращаться в свои селения и обещали им мирное существование» [47, с. 148]. Все это делалось, конечно же, не от избытка милосердия, а из чисто практических целей, так как покорившееся и оставшееся на своих землях население обеспечивало армию завоевателей фуражом и провиантом, а также могло предоставить рекрутов не только для хошара, но и полноценных воинских частей, тем более что многие представители мадьярской знати уже служили монголам.

Субэдэй, верный своей беспроигрышной стратегии, обустраивая тылы в течение лета 1241 года, продолжал готовить войско к вторжению в Италию, Францию и земли, находящиеся в юрисдикции Фридриха II. В шатре монгольского полководца лежали карты, на которых значились Милан, Флоренция и Рим, Прага, Франкфурт и Париж. Совсем близко, в двухтрех десятках переходов, раскинулось «последнее море». Если бы в 1241 году перед завоевателями стояла задача во что бы то ни стало его достигнуть[159], они выполнили бы ее без проблем, и даже силами одного тумена. Тем более что в западных странах «царили паника, страх, люди ждали Божиего суда» [61, с. 386]. Кроме того, Римский Папа Григорий IX скончался, как говорили тогда, «от переживаний», а новый понтифик Целестин, пробыв на престоле несколько месяцев, отправился следом. Выборы главы католиков затягивались — таким образом, Европа оказалась и без духовного лидера.