Месть вора - Борис Седов

В этом вопросе Конфетка была со мной солидарна.

– Мы с Элом выйдем сейчас, покопаемся немного в багажнике, – решила она, – и уберемся в подъезд. Типа мы здесь живем. А то еще моя тачка вызовет у этих придурков ненужные подозрения. Кто их знает, красавцев, о чем они думают? Лучше перестраховаться… Пошли, Эл. А ты, Знахарь, смотри, где сейчас загорится свет. Даст Бог, окна квартирки на эту сторону. Пятьдесят на пятьдесят.

«Да, – подумал я, – и правда. Пятьдесят на пятьдесят… Планировку этой серии мне довелось хорошо изучить еще во времена работы в "скорой", когда вдоволь поболтался по "спальным" районам, застроенным дешевыми неудобными "хрущевками". Пять этажей – по четыре квартиры на каждом. Итого двадцать. Из них окна только десяти выходят сюда. Если Госпожа Удача, ведущая себя сегодня пока весьма сносно, еще не решила от меня отвернуться, то квартира, где собрались поселиться Леонид с Ангелиной, окажется с окнами на нашу сторону. Тогда не возникнет совсем никаких проблем с определением точного адреса. Достаточно отметить, где сейчас загорится свет. В противном, худшем для меня, случае придется вычислять из остальных десяти квартир – тех, чьи окна мне не видны. Не сахар, конечно, но не такая уж неразрешимая задача. Справлюсь».

Леонид и Ангелина в сопровождении одного из охранников скрылись в подъезде.

Эл с серьезным видом копошился в багажнике «девятки». Конфетка стояла рядом и делала вид, будто дает «мужу» советы, что забирать домой, а что оставить в машине.

Я усмехнулся: «Ну, артисты!» – и принялся подсчитывать, в скольких квартирах, чьи окна выходят на нашу сторону, не горит свет. Одна на первом этаже, одна на втором, две на третьем, еще одна на четвертом. Итого всего пять квартир. Правда, то, что там нет света, вовсе не означает, что они сейчас пустуют. Уже довольно поздно, и их обитатели вполне могли завалиться спать. И все же шансы на то, что нужная мне квартира окажется с окнами на мою сторону, казались довольно значительными. Куда больше, чем спрогнозированные Конфеткой «пятьдесят на пятьдесят». И я не ошибся. Похоже, Удача решила покровительствовать мне до победного конца.

Свет зажегся на третьем этаже справа от лестницы. При этом через кухонное окно было отлично видно, что сначала осветилась прихожая. А потом уже большая комната – та, что с балконом.

Есть контакт!

Эл громко хлопнул крышкой багажника и, демонстративно неся в охапке пухлый полиэтиленовый пакет, поплелся следом за Конфеткой в подъезд. А я напряг зрение и, несмотря на темноту, заметил, как тот из охранников, что остался болтаться на улице, провожает их долгим взглядом. Скорее всего, от банальной скуки, а вовсе не потому, что наша машина вызвала у него какие-нибудь подозрения…

Элу с Конфеткой пришлось проторчать в подъезде не менее получаса, пока охранники наконец не уселись в свой «мипубиси» и не убрались восвояси.

– 3-задницы! – Конфетка распахнула дверцу, нырнула в машину и сразу вцепилась в пачку «Мальборо». – Какого хрена они там столько вошкались! А мне, конечно же, надо было забыть сигареты!

Эл в этот момент укладывал обратно в багажник пухлый пакет, который успешно выполнил свою бутафорскую функцию.

– Как времечко провели? – поинтересовался я у Конфетки. – Не очень скучали?

И, естественно, тут же вынужден был проглотить очередную порцию хамства.

– Совсем не скучали! Трахались! – выплюнула Конфетка в меня, обернувшись. – Понятно? Доволен?

– Более чем. Жди теперь киндер-сюрприза и декретного отпуска, – зло выдавил я. – И не кури мне прямо в нос. Засекла, какая квартира?

– Двадцать девятая. – Конфетка опустила стекло и демонстративно выдохнула дым в боковое окно.

Я прикинул в уме: если это второй подъезд, то номер квартиры действительно должен быть двадцать девятым. И все-таки лучше не лениться и лишний раз проверить.

– Все же подъедем туда и уточним, – распорядился я.

– Обязательно. – В машину уселся закончивший возню с багажником и пакетом Эл. – Я заодно сниму маяк с их «пассата». Чего зря пропадать добру?

– А может, оставить? Пригодится еще, – заметил я, но Эл в ответ лишь ухмыльнулся:

– До завтра в нем уже напрочь сядут батарейки. Лучше потом, когда понадобится, установим еще один.

Конфетка тронула с места машину и, несмотря на титановые диски, начала очень осторожно сползать левыми колесами с высокого поребрика. Я же в этот момент с грустью думал: «А ведь и правда, проклятый маяк пашет на батарейках. А я почему-то этого не учел. Неужели настолько отупел за те четыре года, что провел "у хозяина"? Совершенно отвык от нормальной человеческой цивилизации? Плохо… Грустно… Очень грустно!»

Номер квартиры действительно оказался двадцать девятым. При этом пока Эл отдирал от днища «пассата» маяк, я не поленился подняться на третий этаж и полюбовался на входную дверь.

– Ну чего там? – поинтересовалась Конфетка, как только я вернулся в машину.

– Дверка, которая вышибается одним ударом ноги. Даже без глазка. Так что на крайняк вломиться туда – никаких проблем.

– Вот и нормалек, – вынесла заключение Конфетка. – Знахарь, на сегодня программа окончена? Или придумаешь нам еще какой-нибудь головняк?

– Все, закончили. Разбегаемся баиньки, – успокоил я ее. – Надеюсь, ты меня подбросишь до дома? Не придется ловить такси?

– Черт с тобой, милый. Подброшу, – не преминула уколоть меня Конфетка. – Куда же ты без меня, немощный? На такси разоришься.

Странно, но, похоже, я уже успел настолько привыкнуть к тому, что эта красавица даже и не пытается скрыть того, что испытывает ко мне неприязнь, что совершенно перестал обращать внимание на ее постоянное хамство. Я просто пропускал его мимо ушей. А может, это заслуга Кристины, которая еще совсем недавно так старательно трепала мне нервы, что вылудила их до состояния полнейшей бесчувственности?

Эх, Кристина, Кристина… Малышка Крис, как ты там без меня, в этой мрачной, дикой Ижме? Сумела ли спокойно переварить мое исчезновение? Смогла ли простить меня, негодяя?

Вот я сам себя, кажется, не простил. И, наверное, не прошу никогда. И за тебя, и, более того, за Настасью, которая, не объявись я на ее горизонте, была бы сейчас жива. И, возможно, даже по-своему счастлива. И какого же дьявола мне понадобилось приручать эту несмышленую невинную девочку?! Только затем, чтобы довести ее до погоста? Какой же я эгоист! Какой же подлец!

– О чем задумался, Знахарь?

Я стряхнул с себя мрачные думки и только тогда заметил, что мы уже подкатили к дому Эла, который жил всего в трех-четырех троллейбусных остановках от того места, где сейчас обитали Леонид с Ангелиной. Сегодня мы здесь уже побывали, когда заезжали за электронными прибамбасами, которые потом использовали в своих шпионских играх.

– Все, пошел отсыпаться. – Электроник протянул мне на прощание руку. – Завтра я нужен?

– Жди звонка во второй половине дня, – ответил я, и Эл, буркнув «Угу!», выскользнул из машины.

А я поспешил перебраться вперед на его место. Никогда не любил ездить на заднем сиденье.

– К тебе? – Конфетка тронула с места «девятку».

И вдруг из злобной фурии превратилась в настоящего ангела. И куда только делось все ее ничем неприкрытое хамство? И где только растворились ее обжигающие взгляды исподлобья? Рядом со мной оказалась чудесная, замечательная девчонка. Неприязнь неожиданно сменилась участием и искренним сопереживанием. И в том, что оно действительно искреннее, я ни на миг не сомневался. Мысли о том, что вся эта перемена ко мне может оказаться прелюдией к какой-нибудь провокации, я даже не держал в голове. За четыре года варки в котле непростых человеческих отношений я научился достаточно хорошо разбираться в людях. В том числе в женщинах.

Глава 2

МЫ ОДИНАКОВО НЕСЧАСТНЫ

– Так о чем ты, Денис, так серьезно задумался? – переспросила меня Конфетка, стоило «девятке» отчалить от тротуара.

– О том, какая же я грязная скотина, – честно признался я.

– Ты уверен, что это именно так? – Конфетка на секунду отвлеклась от дороги и бросила на меня мимолетный взгляд. А я с удивлением обнаружил, что ее голос, оказывается, может звучать удивительно мягко. Совсем без, казалось бы, неизбежных примесей едкой щелочи и металла. – Денис, скажи, ведь тебя что-то гложет?

– Иногда, – вздохнул я. – Бывает так, что оно – это что-то – наваливается на меня, затягивает в какую-то чудовищную мясорубку… душегубку… И начинает терзать, рвать на куски.

– А ты никогда ни с кем не пытался этим делиться?

Я задумался. Когда? С кем? То, как я тяжело переживаю гибель Настасьи, как виню в этом себя, видел, пожалуй, только Комяк. Но тогда, в тайге, ему было не до того, чтобы заострять внимание на моем сплине. Да и у меня все эмоции тогда легко вытеснялись целым сонмом текущих проблем, вызванных сложной дорогой и беспомощностью моего раненого проводника. Потом тоже вроде было совсем не до тяжких думок о том, насколько я виноват в смерти несчастной девочки-нетоверки. Кослан, Микунь, Сыктывкар, Пермь… Новые люди, свежие впечатления, заботы о том, как бы не угодить в лапы ментам… Но вот появилось море свободного времени, когда я бездельничал после пластической операции в одной из частных клиник Перми. Именно тогда я и испытал на себе, что такое настоящая – вязкая, словно патока, бездонная, как Марианская впадина, – всепожирающая хандра. Валялся в постели, тупо пялился в потолок и ел поедом самого себя. За то, что так по-собачьи обошелся с несчастной маленькой Крис; за то, что явился причиной (хотя и косвенной) гибели Трофима и Насти; за то, что по-подлому ножом в спину заколол солдата, который не успел сделать мне ничего плохого, а потом хладнокровно разнес из дробовика башку сопливому дураку мальчишке, сдавшемуся нам в плен. Черт меня знает, может, и не пережил бы я этого приступа депрессняка, наложил бы на себя белы рученьки – или спился бы, или бы подсел на иглу, – если бы не цель номер один всей моей жизни – должок брательнику и бывшей женушке; адвокату и прокурору; и, наконец, негодяю Хопину, совершенно уверенному в том, что он вправе манипулировать человеческими судьбами…