'Фантастика 2025-31'. Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос говорившего, пусть и упрятанный за грозным скрежетом вокорра, выдавал его с головой. Её дар не обманешь, она различала выражение глаз штурмовика так же чётко и непосредственно, как если бы он снял с себя непроницаемый шлем, да и вовсе стоял бы сейчас перед ней голый и мокрый, как хрущ.
Он боялся, он до истерики боялся её сейчас, вот бы ещё знать, почему.
Что-то по её поводу ему сказали. Что-то такое, хитрое, достаточное, чтобы здоровенный омм в силовой броне и с пушкой в руках перестал контролировать свой голос, заставляя его предательски дрожать.
Ох, не то тебе сказали. Совсем не то. Потому что если бы те оперативные сведения были хоть в малейшей степени правдивыми, то последнее, что бы пришло тебе в буйную головушку, это тыкать в задержанную стволом.
Ты бы улепётывал сейчас, только дым бы из-под копыт столбом поднимался.
– Я сейчас не в том положении, чтобы вам хоть как-то возражать, но я вольная горожанка Луавуля, а значит, у меня есть кое-какие права даже под угрозой тяжёлого штурмового вооружения. Могу я поинтересоваться, с какой целью меня, хм, приказано препроводить для беседы? Я верно процитировала?
В ответ последовало продолжительное молчание. Минута, две, пауза затягивалась. Ей оставалось только ждать. Наконец неслышимые переговоры пришли к какому-то общему знаменателю.
– Ряд лиц, с которыми вы контактировали за последние дни, обвиняется в экстремизме, пособничестве и финансировании терроризма. Вам зададут по их поводу ряд вопросов, после чего вы будете отпущены или же вам будет предъявлено обвинение в содействии экстремистской организации или препятствии следствию.
Дурачок же ты мой, дурачок. Те десятки миллионов жётемов, с которыми, как ты только что выразился, она «контактировала» за последнее время, включают такой богатый срез человечества, что там наверняка будут не только террористы, но толкинисты, велосипедисты, реваншисты и наверняка мужские шовинисты. И каждого из них она бы сдала с превеликим удовольствием. Другое дело, что ты только что подписал себе приговор.
По факту, перед ней мокли под дождём банальные корпоративные «красножетонники», пусть почему-то предпочитающие скрываться под маской анонимности. Она не умела читать мысли, потому в этих вопросах её таланты не помогали, но Ромул не стал бы юлить, он бы велел бы своим людям разговаривать с ней прямо. Все эти игры в «вы пока просто свидетель, не беспокойтесь, но если что», фу.
А раз так, что ж, в её планы не входило сотрудничать с корпоративными крысами, чтобы они там себе ни думали, и каким бы чудом они не узнали о том, кто она и где она. Впрочем, опять же, Ромул не стал бы ей и угрожать оружием.
Пора было заканчивать это шапито. Жаль, ей нравился «Коломб волант», она успела сродниться с этим странным местом.
На этом она медленно (очень медленно!) стала поднимать левую руку в сторону ближайшего ле гар. Столь же плавно пальцы её сжались в кулак, и только указательный остался выпрямленным, медленно (очень медленно!) направляясь прямиком в чёрный мокрый лоснящийся лоб инопланетной жужелицы из старого ужастика. В лоб тому, кто посмел обратиться к своей госпоже без её особого дозволения.
Красные огоньки целеуказателей снова дрогнули, но на этот раз не стали разбегаться, а наоборот, потянулись к ней со всех сторон, половчее пристраиваясь – между глаз, в сердце, под ключицу, в шею. Кто-то особо шаловливый нацелился в пах, гадёныш.
Как бы она их не пугала, даже теперь она оставалась дивой из див, королевой жанра. Она бы поставила хорошие деньги на то, что у всех омм и фамм разом помокрело. За всех прочих не поручишься, но и они наверняка не остались в накладе.
Хватит.
Её указательный палец резко согнулся, нажимая на невидимый спусковой крючок.
Огненный дождь тут же обрушился на неё со всех сторон, яростный, неудержимый.
Вырывая из тела куски плоти, разбрызгивая кровь багряным аэрозолем.
Это запечатлели все камеры наблюдения в округе.
Как зафиксировали они и дымящееся дуло пистолета в её вытянутой руке.
Она успела разнести череп четверым или пятерым, прежде чем её отбросило прочь прямыми попаданиями.
Дива есть дива. Даже тут ей удалось произвести впечатление на своих зрителей.
Они ей поверили, как поверили до этого миллионы далёких жётемов.
Спустя полчаса она – или же не совсем она? – уже садилась в кабину трансконтинентального экспресса.
Как же они всё-таки её нашли?
Она обязательно выяснит. Но сейчас её волновало другое. Вновь приближаются чёрные иды. А значит, скоро она будет избавлена от бремени лишнего знания, память о десятках миллионов чужих ей людей покинет её бренное сознание и понесётся прочь, туда, далеко, за грань пустоты.
Так будет до тех пор, пока она не отыщет себе нового постоянного носителя.
35. Инфант
С самого утра разорались петухи, бери да вставай. А за ними, знамо дело, принялись брехать вечно голодные хозяйские собаки, тоже, поди, выклянчивая еду.
Знамо дело, солнце над горами в Гиркарвадо встаёт рано, рыбаки местные – ещё раньше, потому вся живность в деревнях вдоль всего побережья на юг от Махараштры почитай круглый год, с перерывом на мунсун, привыкла вставать ни свет ни заря, мешая лонгстеерам налёживать – хоть спать вообще не ложись.
Оно и правда удобно – ночью с океана тащит прохладой, от рашн бич музыка доносится, сиди себе гамай в виртреале, тогда как днём прям с утра наступает жара, на улице вообще нечего делать, да и тихо кругом, только коровы бродят да вёдра с гайками вокруг них погромыхивают.
Франтишек днём обыкновенно ложился досыпать, как вернёшься утром с пляжа, держа под мышкой пару хвостов свежепойманной на спиннинг макрели для мамки, смоешь с себя соляную пыль, да и на боковую. Кому день, а кому и самый тихий час, только ставни закрой за кондей вруби на полную силу – уж больно прижаривает в полдень-то.
Заведённый этот порядок, впрочем, сегодня нарушился. Как назло со вчера весь день словно заговор какой – башка трещала. И не поспать толком, и виртреал побоку. Провалялся до обеда на одном боку да и встал, чо там по плану. Тесты дурацкие поделал, учителю, несмотря на часовой пояс, сразу отписался, а там и обед поспел.
Мамка готовит знатно – пирог с кингфишем, пенни с маслом, гарлик наан только из тандури, гуакамоле со сладким перцем, ромболлы на сладкое, пускай и без рома, потому что детям не положено. Ешь от пуза.
Мамка у Франтишека заботливая, не хуже других. Еды приготовит, нос утрёт, портки постирает. А заодно и пилить за странный график не будет, благо речевой модуль он у неё подрезал ещё в том году. Стоит теперь в режиме ожидания, как истукан, да помалкивает.
С другой стороны, а чего выступать – дитятко в кои-то веки вовремя поело, уроки сделало, всё согласно местной странной получасовой таймзоне, а что ходит со вчера смурное да за башку хватается, оно уже не мамкино дело, пусть с этим специалисты вопрос решают.
Коновалам местным Франтишек, разумеется, трезвонить не стал. Знаем мы эту братию, выпишут обследований на полгода вперёд да вагон колёс дженериковых, как же, драгоценный ребятёночек пожаловался на буйную головушку, давайте-ка его по больничкам теперь затаскаем на весь прайс! Катэ, эмэртэ и ёкэлэмэнэ! Нет уж.
Наскрёб сам себе в каморе каких-то таблет – на вид явно просроченных – да и сожрал одну-другую. Вроде в нетях пишут, должно помогать. Небезопасно, но в свои тринадцать с гаком лет Франтишек крепко понял, что однова живём, и если носиться с собой, как с писаной торбой, то это будет не жизнь, а одно безобразие.
Колёса, впрочем, запросто помогли, а может, то были мамкины ромболлы, поди разбери, однако на дворе между тем успело стемнеть, затянули по привычке своё проповедники на рашн бич, а спать охота – хоть спички в глаза вставляй. График долой, подумал тогда Франтишек, и на этом окончательно отрубился, как был, в кресле-качалке на балконе гестхауса.
Проснулся он от тех самых оглашенных петушачьих криков с чумной головой и ноющей от неудобного спанья поясницей. Странное ощущение – вставать





