'Фантастика 2025-31'. Компиляция. Книги 1-27 - Роман Корнеев

На активацию связи с капсулой хватило доли секунды. Ещё несколько мгновений у её аугментации ушло на построение навигационной гемисферы.

Маяки «Бергельмира» молчали. Молчал и он сам.

– Когда пропала телеметрия?

Цагаанбат постаралась, чтобы её голос прозвучал как можно будничнее, но, кажется, всё-таки не смогла его контролировать, в какой-то момент её горло предательски сдавило.

– Когда. Пропала. Телеметрия.

– Я не знаю, – мотнул головой Шивикас, – можно поискать в логах, всё же пишется…

– Не надо, – оборвала его Цагаанбат.

Оба они понимали, в каких случаях не молчат маяки. Корабль или ушёл в полное радиомолчание, что в хаосе Пояса было глупо и практически бесполезно, если ты не крошечная капсула, спрятавшаяся ото всех на пассивной траектории, или… или там попросту нечему уже отвечать.

– Я уже отправил анонимный пакет спасателям, пусть пошарятся вокруг, всегда есть шанс подобрать кого-нибудь.

Да уж. Какие-то шансы, несомненно, остаются всегда.

Как ни прискорбно было это сознавать, Шивикас был прав. Война никуда не делась, она с ними, она вокруг них. И бояться начала новой войны – это как бояться, что когда-нибудь наступит вчера.

Время мирной жизни для Цагаанбат истекло ещё тогда, когда у неё было обе ноги. Было бы о чём жалеть.

Разве что о тех людях, которые ещё не погибли на этой войне. Вопрос только в том, сколько их останется в финале.

– Когда планирует прибыть Геспер со своим тягачом?

– Экспедиция стартует, как только мы с вами подтвердим вводные.

– Тогда чего же мы ждём, командор, приступайте к реанимации контрольных контуров, а я пока пройдусь по палубам и промеряю остаточные поля.

С этими словами Цагаанбат принялась герметизировать оболочку.

Чёрт бы побрал Ромула с его молчанием. Пусть молчит и дальше, ей плевать.

23. Прокси

Сегодня она была строгой госпожой. Не по плану, просто под настроение, чтобы жётемы не расслаблялись. Сесть вот так с прямой спиной на канапе, полуобернувшись, как вы там, следите ли, не отрываясь, жаждете ли её внимания?

Следят и жаждут, чо там.

Она даже вот так, самым краем глаза чувствовала нарастающее по ту сторону виртреала напряжение. Это было её талантом, её маленькой тайной. Какое кому дело, сколько слюнявых ртов раззявлено сейчас на неё за тысячи километров отсюда, все прочие дивы для пущей вовлечённости приводили к себе в студию полудюжину омм, чтоб дышали в спину и изображали подобострастие, для настроя достаточно. Но ей весь этот снулый паллиатив антуража был не к месту – она всегда выступала одна. И всё равно чувствовала каждую каплю пота и каждый обкусанный ноготь жётемов.

Пожалуй, иной диве такой талант был бы и нахрен не нужен, вот ещё толку, зачем им это знание, что именно видят в ней те, кто оплачивает их счета, но потому пределом их мечтаний было заполучить богатенького буратину к себе в приват, чтобы доить, доить, доить его досуха, делать с ним то, что в робопритонах Луавуля называлось «милкинг», пока у него там резиново скрипеть не начнёт, пока он не попросит пощады. Тут и настанет самое время подсекать.

Ей же подобное поведение представлялось омерзительным, будь ты дива виртреала или обыкновенная пютон физреальных времён, в этом не было чистого искусства, зато было навалом рэйп-калчер и прочего л'ордюр, с некоторых пор заполонившего мозги человечеству.

Она работала тоньше и тщательнее. Никаких выставленных из-под пеньюара коленок, полупрозрачных лифонов и прочей галимой мишуры старомодных борделей. Её виртуальная трибуна была театром одного актёра и сотен миллионов зрителей, каждый из которых чувствовал себя единственным в её жизни и каждый из которых мысленно проклинал себя за пагубную страсть к подглядыванию.

О, они ни на секунду не заподозрили бы, что она их видит. Каждого из них. Делающего вид, что с интересом слушает своего коллегу на внеплановом проектном митинге, а сам глазами шмыг в виртреал.

Глупые дивы по обыкновению принимались заигрывать с аудиторией – томные взгляды, деланные воздушные поцелуи и прочий тупой интерактив был уделом бездумной массы молодиц, пользующихся покуда единственным своим преимуществом – юным возрастом. Но возраст проходил и дивы сменяли друг друга в неизбежной череде сансары.

Она же оставалась.

Ничем не выдающаяся внешность.

Одежда деконтракте двух-трёх как бы совсем непритязательных брендов.

Прямая, чуть затеняющая глаза чёлка.

И твёрдый, просверливающий жётема насквозь взгляд.

А что ты, мерд, сегодня сделал для восстановления бразильских лесов?

Иногда ей начинало казаться, что дай она им команду разбить себе сегодня голову о ближайшую стену, они бы и это с радостью выполнили. Не потому, что любили её больше жизни, нет. Просто разом поверили бы, что так им будет лучше.

Да уж.

Вновь приближаются чёрные иды. Это можно было почувствовать, даже не глядя на календарь. По мере того, как накатывала волна, жётемы становились всё виктимнее, а значит – пластичнее в её сухих ладонях. Толпы несчастных выродков, неспособных даже осознать степень собственной ничтожности, они жаждали избавления от собственных страданий и приходили к ней как те крысы из старой сказки. На звук знакомой флейты. На зов далёкого крысолова.

Она обернулась и упёрлась в них взглядом.

О, ей была дарована вся их оторопь и весь их стыд.

Госпожа соблаговолила обратить внимание на своего раба. Госпожа была способна на подобную щедрость. Это ли не восхитительно.

Бедные, бедные жётемы. Как же вы беспросветно зашорены в своих крошечных мирках.

Офисные клерки и лабораторные крысы, синие от внутривенных вливаний инженеры техподдержки и гладкие, холёные вертухаи корпораций.

Все они были брошены наедине со своими слезами после наступления Времени смерти, когда Мать покинула их, но никому из них не было дано осознать и прочувствовать зияющую пустоту собственных растленных душ. Зато им было дано чуять то, что бы эту пустоту заполнило.

Заполонило.

До тошноты.

Через край.

Чёрные иды однажды пройдут, и её жётемы подуспокоятся, даже и не вспоминая тот омут неутолимого голода, что снедал их ещё вчера. Им было всё равно, что утолило этот голод. Кто утолил. Она их не корила в подобной неразборчивости. Кому-то хватало одного лишь виртреала наедине с ней. Другим же было не обойтись без Ромула и его подручных.

Неважно, так или иначе каждый получал своё. Она – работу. Ромул – головную боль на утро. Все прочие – временное облегчение. А кому не хватало и этого – того однажды находили в куче нечистот у основания башни-многоквартирника, обглоданного до костей серыми крысами, но по крайней мере нашедшего своё избавление.

Это был достойный конец.

Не как у этих.

Она знала, как бывает у прочих див. Они тратили заметную часть собственных доходов на бесконечные походы к алиенисту, лишь бы тот помог им забыть все эти дикпики, что стыдливо совали им в рожу благодарные жётемы. Ей никто никогда не писал. Не было нужды – каждый из них и так ощущал себя наедине с ней, как будто она их уже поглотила, переварила и выплюнула. Никакими вялыми писюнами нельзя было достичь с ней большей близости. Никому из её жётемов вообще не приходило подобное в голову.

От одного её взгляда они разбегались в ужасе, боясь расплавиться в горниле этих чёрных глаз. Они знали, чего бояться.

Виртреал погас.

Как и всегда после сеанса, она ощущала в себе переполняющее чувство пресыщенности. Она взяла то, что хотела, взяла без малейшего чувства стыда или разочарования.

Всё, что ей было нужно – это вот эта сопричастность, связь через тысячи километров, чистый, ничем не замутнённый виртуальный вампиризм.

Она коснулась своей шеи, проведя пальцами дорожку прохладного липкого пота. Это всё, что остаётся в реальности после завершения сеанса. Диве не дано напрямую ощутить чужую плоть, чужую похоть, для неё там, за гранью виртреала, одни лишь анонимы с кредитными счетами в корпоративных центробанках. Но ей доступно куда большее – прямая, как будто почти физическая связь с каждым