Возвращение Сэмюэля Лейка - Дженни Вингфилд

Было свежо, но не очень холодно, люди оделись потеплей, прихватили одеяла, чтобы усадить детей. Когда подошло время начинать, Сэмюэль и Бернис поднялись на помост, Сэмюэль проверил, настроены ли инструменты. Зрители занимали места, почти все оживленно беседовали, и голоса сливались в нестройный гул. В первом ряду – дети, а между ними – Калла Мозес, принарядившаяся по такому случаю. Сэмюэль подмигнул, дети заулыбались. Они радовались не меньше, чем отец.

Бернис бочком подошла к Сэмюэлю:

– Ты веришь, что все по-настоящему?

– Понемногу начинаю верить.

Сэмюэль включил микрофон, сказал: «Проверка, проверка», и, когда голос его прогремел из динамиков, все затихли в ожидании. Нет нужды представляться. Их с Бернис и так все знают.

Сэмюэль взял аккорд на гитаре, кивнул Бернис, и они запели «Узрел я свет». Пели в один микрофон, и голоса сливались. Зрители затопали, захлопали, кто-то крикнул: «Славься!» Сэмюэль в ответ ускорил темп.

Сэмюэль мог бы поклясться, что заметил в толпе Раса Белинджера (самого Раса Белинджера, да еще с благодушной улыбкой на физиономии), но когда он снова посмотрел в ту сторону, то не увидел Раса. Должно быть, обознался.

Впервые в жизни Сэмюэль порадовался, что кто-то не пришел в церковь.

Калла не ошиблась: Сэмюэль и «Открыт Всегда» и вправду поставляли друг другу клиентов. Не все являлись на богослужение по доброй воле – кого-то силком тащили супруги. И не все оставались на службе. Мужья-подкаблучники перебирались через дорогу в «Открыт Всегда» пропустить стаканчик-другой, пока жены приобщались к Святому Духу. Разумеется, был и встречный поток. Грешники в баре, заслышав гимны, мечтали встать на праведный путь и устремлялись через дорогу в поисках спасения. Завязалась схватка между Сатаной и Богом, и борьба шла на равных.

Проповеди Сэмюэля имели такой успех, что нельзя было предсказать, как скоро придется сворачивать расставленный шатер. Одни говорили, грех жене Сэмюэля работать в пивной, когда он через дорогу славит Господа; другие – что Сэмюэлю не пришлось бы раскидывать тент, если бы его не выгнали из методистской церкви. Но Сэмюэль этих кривотолков не слышал, а если бы и услышал, то вряд ли бы принял близко к сердцу. Каждый вечер прибывают новые души – значит, таков Божий замысел.

И Сэмюэль был счастлив.

А Бернис так и вовсе наслаждалась.

Той шел на поправку, и вовсе не благодаря заботам жены, которой было недосуг сидеть подле больного. Где ей взять время, когда у нее столько дел: каждый вечер помогать Сэмюэлю на службах, после служб обсуждать с Сэмюэлем всевозможные духовные вопросы, а днем разъезжать с Сэмюэлем по окрестностям – раздавать листовки, приглашать людей. Да и за собой ведь надо ухаживать, а красота требует трудов, и многочасовых. В конце концов, жизнь Тоя уже вне опасности. К дьяволу все.

Уиллади выбивалась из сил – всю ночь на ногах, а днем худо-бедно хозяйничала и присматривала за детьми – и уже не знала, сколько еще сможет продержаться. Под утро, когда она валилась в постель, Сэмюэль уже вставал. История Джона и Каллы повторялась.

Калла Мозес тоже смотрела за детьми и бегала как встрепанная курица, потому что от Бернис помощи кот наплакал.

А дети есть дети.

Не успели оглянуться – вот и День благодарения. Дети выступали на школьной сцене, и Уиллади чудом успела на концерты ко всем, кроме Нобла – у него представление было вечером. Вместо нее пошла Калла. Сэмюэль попал на концерты к Бэнвиллу и Блэйду – в один день, после обеда, – а все остальное время был занят делами церкви. Сван ни капельки не расстроилась, что отец не пришел на ее представление. Папа служит Господу сколько она себя помнит, ей не привыкать.

Рас Белинджер снова появился на службе (на этот раз Сэмюэль был уверен, что не ошибся), и снова обошлось без неприятностей. Блэйд будто почуял, что отец рядом, оглянулся, увидел Раса и неделю промаялся кошмарами. По ночам Блэйд стал залезать в постель к Сэмюэлю, и страшные сны прекратились так же внезапно, как и начались.

Той наконец вернулся из больницы – но не к себе, а в дом матери. У себя ему было бы одиноко, Бернис целыми днями пропадала по церковным делам. К тому же Уиллади с Каллой рвались за ним ухаживать.

Бернис считала, что Тоя выписали рановато.

Настало Рождество, и, к радости Сван, бедняцкая жизнь семьи Лейк подошла к концу. С холодами народу на службах сильно поубавилось, но до той поры пожертвования были щедрыми, и Сэмюэль успел отложить денег. Без подарка никто не остался.

Вся родня съехалась на рождественский ужин. Калла была рада, что дом полон гостей. Это первое Рождество без Джона, и она не хотела весь день по нему убиваться. И все равно, когда гости разъехались по домам, Калла пошла на кладбище и долго-долго простояла на холоде рядом с его могилой, мечтая повернуть время вспять.

Ближе к вечеру явился Рас Белинджер, с подарками для Блэйда. Калла снова благодарила его за спасение Тоя, но Блэйд спрятался в комнате Бэнвилла, к отцу не вышел и наотрез отказался открывать подарки.

Ночные кошмары вернулись.

Наступил январь. Поток прихожан заметно редел, но не настолько, чтобы даже думать о закрытии. Службы сделались более сердечными. Прихожане каялись в грехах (Бернис так и вовсе каялась каждый вечер и всякий раз трогала людские сердца), под конец каждой службы грешники выстраивались в очередь к Сэмюэлю, а музыка становилась совсем уж задушевной.

Сван исполнилось двенадцать, а Ноблу – тринадцать, с разницей в несколько дней. Сван просила у мамы в подарок лифчик, а получила маечку – по почте, из каталога. Той вручил Ноблу ключи от дедушкиного грузовика, мотор по-прежнему барахлил. Калла испекла ананасовый пирог-перевертыш – свечки на него не ставят, задувать нечего, желания загадывать не на что. Впрочем, про свечки никто и не вспомнил.

Чего еще желать, когда объедаешься ананасовым пирогом-перевертышем?

К концу января Той объявил за завтраком, что готов через пару дней вернуться в «Открыт Всегда». Уиллади от радости чуть не пустилась отплясывать на столе. Бернис вовсе не была уверена, что Той правильно поступает, он же был на волосок от смерти и до сих пор не до конца окреп.

Но беспокоило ее совсем другое. Едва Той вернется к своим обязанностям, Уиллади тоже вернется к своим, и справедливости тут ни на грош. Бернис за это время заслужила уважение Сэмюэля, он верит в нее, а когда они поют, голоса их порой так чудесно сливаются, будто у них одна душа на двоих, – и теперь Уиллади все испортит. Бернис знала, ночная кукушка дневную перекукует, и понимала, что ее надежда на успех (возможно, и так призрачная) тает на глазах.