Искусство порока - Мишель Маркос

— Я сделаю ее счастливой, сэр. Я пойду куда угодно, сделаю что угодно, чего бы это ни стоило, ради нее.

— Ну вот! — воскликнула Атина. — Теперь все влюбленные счастливы.

Эстер отодвинула стул и встала.

— Прошу меня извинить. Я все еще себя неважно чувствую.

Мужчины встали, проводив Эстер взглядом. Выражение озабоченности появилось на лице Маршалла.

— Давай прогуляемся, пока не стемнело, — предложила Атина Маршаллу.

— Прекрасная идея. Кин, мы поедем в Англию завтра на рассвете. Так что рассчитайся с хозяйкой постоялого двора и подготовь лошадей.

Хотя солнце еще не село, на западном горизонте уже появилась луна. С моря начал клубиться туман, постепенно укрывая горы, словно большое пушистое одеяло.

— Как замечательно ты решил дело для Эллиота. И для Жюстины тоже, — сказала Атина.

— Есть старая песня, в которой поется: «Любовь одна для нищих и королей». Я был бы не прав, отказывая сестре в счастье только потому, что по закону семьи я могу диктовать ей, за кого ей выходить замуж. Правда, теперь мне предстоит объяснение с матерью.

— Не вижу в этом смысла. Жюстина совершеннолетняя и может выйти замуж за кого хочет.

— Да, но у людей нашего статуса все по-другому. В выборе супруга мы должны учитывать последствия. Результат плохого выбора может повлиять на многие будущие поколения.

— Я никогда не пойму английских аристократов. Они размахивают свои титулами, как своего рода опознавательными знаками.

— Согласен. Несмотря на войны и захват вражеских кораблей, на море все гораздо проще.

— Если бы я была на флоте, какое у меня было бы звание?

Он улыбнулся:

— Если бы ты была на флоте, я заставил бы тебя целовать дочь канонира.

— О! А кто она?

Он расхохотался:

— Так называется дисциплинарное взыскание, которое мы налагаем на молодых матросов, позволивших себе ослушаться офицера.

Она подняла бровь.

— Если в этом замечании содержится урок, то я не поняла его.

— Нет, никакого урока, — ответил он, заключив ее в объятия. — Ты строптивая и вздорная женщина, которая к тому же имеет привычку непристойно ругаться. А теперь, когда ты отдала мне свою любовь, ты стала еще опаснее.

— Я же говорила тебе, что эта женщина сплошное несчастье, — разразилась тирадой Аквилла Хоксуорт. — Посмотри, что она с нами сделала.

Разъяренная женщина швырнула через обеденный стол газету, и она попала прямо в руки Маршалла. Он развернул газету и мысленно выругался.

«На непристойных лекциях одиноких женщин учат разврату!

Мы обнаружили, что так называемая Школа искусств для женщин графини Кавендиш — это пансион, в котором старых дев и пока еще незамужних девушек развращают лекциями по вопросам секса, превращая их, таким образом, в женщин легкого поведения. Ученицами школы являются члены семей правящего класса Англии, которых готовят стать куртизанками. Владелицы этого заведения мисс Атина Макаллистер и леди Эстер Уиллетт (урожденная Бермондси) нанимали джентльменов с плохой репутацией, чтобы лишать девушек невинности и учить их развратному поведению. Из-за обвинений в разврате школа была закрыта, но владелицы скрылись».

— Читай дальше, — съязвила Аквилла. — Погоди, пока доберешься до имен учениц. Имя Жюстины пропечатано там огромными буквами.

Маршалл прочел омерзительную статейку до конца.

— Негодяй! Я предостерегал его, говорил ему, чтобы он не публиковал этого.

— Ты бы видел, что было у нас дома. Повсюду нечистоплотные журналисты. Подумать только — моя дочь стала предметом столь жгучего интереса. Следующим шагом будет наше изгнание из всех салонов Англии. Этот дом станет нашим монастырем, нашей тюрьмой!

— Мама, попытайся не поддаваться панике. Нам надо придумать способ подавить этот грязный вздор.

— Подавить? Разве можно повернуть это вспять? Это все равно что выбросить на ветер ведро с перьями, а потом пытаться запихнуть все обратно. Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. — Она села в кресло и потерла лоб. — Единственное утешение в том, что вовлеченными оказались и другие семьи. Это до некоторой степени уменьшает нашу виновность. Слава Богу, что ты еще не объявил официально о своей помолвке. Никто, кроме узкого круга, не знает о том, что ты якобы некогда обручился с этой женщиной.

Аквилла принадлежала к касте, которая не была склонна к бурному выражению эмоций, но, увидев мать в таком состоянии, Маршалл не на шутку рассердился.

— Никакого «якобы» и «некогда», мама. Я женюсь на Атине.

— Ты с ума сошел? Неужели ты серьезно думаешь жениться на этой особе? Она пользуется дурной славой! О ней всегда будут говорить шепотом, как о чем-то неприличном.

— В этой грязи замешаны мы все, мама. Ты не должна быть пристрастной. Атина и леди Уиллетт порядочные, честные женщины.

— Такие, как они, редко бывают честными. Разве ты не прочел статью? Они проводят все свое время на спине.

— Довольно! Прекрати!

— Ну ты и дурак, Маршалл. Все годы, которые ты провел с этим матросским отребьем, сделали из тебя предателя. Ты предал свой класс. Можешь ты хотя бы раз подумать о ком-либо другом, а не о себе? Трудно преувеличить вред, который эта заметка нанесла шансам Жюстины выйти замуж. К ней ни один уважаемый джентльмен не подойдет даже на пушечный выстрел. Что нам с ней делать?

Эти слова задели Маршалла.

— Не волнуйся за Жюстину, — не скрывая сарказма, сказал он. — Я сошлю ее в Шотландию с первым же мужчиной, который захочет взять ее замуж.

Эстер была рада укрыться в своем будуаре после этой утомительной дороги. Еще когда они ехали в Шотландию, ее укачивало от того, что карету трясло на ухабах, но обратный путь оказался еще ужасней. Ей никогда не нравились длительные поездки, а сейчас ей пришлось проехать от одного конца страны до другого.

Ее горничная Риверз помогла ей снять жакет и платье, и Эстер села перед зеркалом, чтобы расчесать волосы. Она выпила крепкого горячего чаю с крекерами, и ее тошнота почти прошла, когда в ее комнату ворвался муж.

Томас Уиллетт швырнул на туалетный столик газету:

— Что это такое, черт побери?

Она постаралась подавить раздражение.

— Похоже на газету.

— Не дерзи, — прикрикнул он, расхаживая по комнате. Ему было немного за тридцать, но его волосы преждевременно поседели. Эти волосы, а также серые глаза и квадратное лицо придавал и ему своеобразную исключительность, и это привлекло Эстер, как только они познакомились. Но после того как она вышла за него замуж, Эстер поняла, что его царственная внешность была под стать его властному характеру.