Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Вообще хозяйка – звали ее Варвара Савельевна – сказала, что она не здешняя. Муж ее был из этих мест, привез сюда после свадьбы. Так они и прожили в Мазуровке последние двадцать лет. Немного счастья видели, а горя – куда больше.

– Как все люди, так и мы, – угрюмо сказала Варвара Савельевна. – Разве ж ты видела где-нибудь счастливых русских людей? Таких небось и нет. Читала у Некрасова поэму «Кому на Руси жить хорошо?»? Ах, в школе проходили! Ну, тогда помнишь, что никому из крестьян хорошо не было. Вас, конечно, в школе учили, что такое только при проклятом царском режиме было? Так вот, вранье. Никогда в России не было простому человеку хорошо. То баре его мучили, то продотряды, то какие-нибудь уполномоченные. Дармоедов и грабителей по нашу душу всегда хватало. Знаешь, как в кино «Чапаев»? «Белые пришли – грабят, красные пришли – тоже, понимаешь…» – И Варвара Савельевна усмехнулась своими твердыми сухими губами.

Она была странная какая-то со своими слишком рискованными, опасными речами… Обычно – это было всем известно! – такие разговоры заводили провокаторы, чтобы потом писать на людей доносы. Но какие уж провокаторы и доносчики здесь, в таком дальнем краю? К тому же ждать провокаций от человека, спасшего тебе жизнь, как-то совестно. И не походила Варвара Савельевна на записную провокаторшу. Ничего в ней не было хитрого, но в то же время она была непроста, ох непроста… Загадка в ней была, в каждом ее взгляде, в каждом слове. Она просила, чтобы Ольга называла ее тетей Варей, а у той почему-то язык не поворачивался. Варвара Савельевна не обижалась, но многозначительно покачивала головой и снова усмехалась. Ольге все время казалось, будто Варвара Савельевна что-то про нее знает, что-то особенное – такое, чего сама она о себе не может знать по каким-то таинственным причинам. Знает, но не говорит.

Однако не это было самым странным. Крестьянка вроде, а стихи Некрасова знает. А как она сказала: «Думала, ты в Спящую красавицу превратилась». Ну ладно, Некрасова и в самом деле в школе проходят. Но откуда в южном сельце можно узнать про Спящую красавицу? И как ухитрилась Варвара Савельевна догадаться, что Ольга – из Энска?

Можно было не ломать голову над вопросами, а взять да спросить напрямую, но у Ольги язык не поворачивался лезть с такими глупостями к женщине, которая от рассвета до заката то по дому крутилась, то в огороде возилась, то, подхватив на плечо тяпку и повязав косынку так, чтобы закрывала пол-лица от жгучего солнца, бежала на колхозные поля. И еще ведь успевала ухаживать за Ольгой и ранеными!

Беда – один из них вскоре умер. Варвара Савельевна привела заместителя начальника госпиталя, Светлану Федоровну Стахееву, разместившуюся в соседней хате и носившую на перевязи раненую руку, и показала ей своего несчастного подопечного, а заодно и второго, оставшегося в живых. Звали его Петр Славин, и он очень беспокоился о своих документах, надеялся, что Светлана Федоровна скажет, где его солдатская книжка. А что она могла сказать? Ничего, кроме того, что все документы, и не только его, сгорели вместе с каютой майора Метелицы. В каюту при обстреле попал снаряд, а тушить огонь было некогда. Невозможно было этим заниматься, когда и так все вокруг пылало и пули свистели со всех сторон.

– Значит, моя санитарная книжка тоже сгорела, – с тоской проговорила Ольга, когда Светлана Федоровна зашла к ней и рассказала о разговоре с раненым. – Значит, я теперь тоже без документов.

– Все мы без документов, – невесело кивнула Светлана Федоровна. – Все как один, кто с нашего СТС спасся. Да ничего, не горюй. Вместе будем восстанавливать наши бумаги.

Ольга отвела глаза. Какой кошмар ей предстоит… Опять идти в военкомат, возиться с характеристиками, хлопотать… Опять заполнять анкеты и отвечать на вопросы об отце и маме. И писать: «Александра Константиновна Аксакова находится в заключении, осуждена по 58-й статье…»

– Скажи спасибо, что жива, дурочка, – сердито пробормотала Варвара Савельевна, глядя на ее унылое лицо. – Вот была бы радость твоей маме, кабы ей бумаги твои пришли вместо тебя, а тебя взяла бы та же волжская волна, что других приняла… Или еще раньше снарядом бы тебя в клочья разорвало… Небось похлопочешь о документах, велика ли беда! Зато мамочка твоя тебя расцелует накрепко.

И тут же, увидев, как у Ольги задрожало лицо, насторожилась:

– Жива она, твоя мама? Или нет?

– Думаю, что жива, – со вздохом проговорила Ольга. – Я… я не знаю.

– Как так? – удивилась Варвара Савельевна, но тотчас же покивала понимающе: – А, ну ясно. Вот, значит, как оно сложилось… И за что ее?

Ольга дернула плечом – как рассказать? И решила ответить уклончиво:

– Ну, за что всех, за то и ее.

– Ясно, – повторила Варвара Савельевна понимающе. – Ни за что, значит.

– Выходит, так, – согласилась Ольга, поглядывая на нее исподлобья.

К Варваре Савельевне она относилась как-то… странно. Двойственно, проще сказать. Одновременно испытывала к ней полное доверие – и в то же время чувствовала глубоко спрятанную враждебность. Похоже было, что и хозяйка относилась к гостье совершенно так же. На самоотверженную заботливость Варвары Савельевны пожаловаться было невозможно, а все же… нет, не объяснить, почему Ольге казалось, будто Варвара Савельевна расспрашивает о судьбе Ольгиной матери с оттенком некоего злорадства.

Глупости, конечно.

– А отец у тебя жив?

– Нет, он еще в Гражданскую погиб, – ответила Ольга так, как отвечала всем и всегда, не вдаваясь в детали, на чьей стороне сражался тогда Дмитрий Аксаков. От нее самой правду долго скрывали, но потом тетя Люба проговорилась, что он был, конечно, в рядах белых. То ли погиб, то ли бежал за границу – бог его ведает. Однако Ольга продолжала всем говорить, будто отец погиб. Вот еще, не хватало страдать за грехи человека, которого ты видела только совсем маленькой и даже не помнишь!

– А ты на кого похожа, на отца или на маму? – внезапно спросила Варвара Савельевна, вглядываясь в ее лицо.

– Говорят, на отца, – сказала Ольга. – Только глаза неизвестно в кого карие.

– Да, глаза у тебя и впрямь ни в мать, ни в отца, – согласилась Варвара Савельевна.

– Откуда вы знаете? – насторожилась Ольга.

– Так ведь ты сама сказала, что глаза неизвестно в кого, – пожала та плечами как ни в чем не бывало, но твердые губы чуть дрогнули в улыбке, и Ольга подумала, что хозяйка слишком хитра для нее и хорошо бы поскорей окрепнуть и отправиться домой.

Но все-таки как же она теперь… без документов?!

И вот произошло чудо. Мазуровские мальчишки, отличные пловцы, добрались до наполовину затонувшего парохода (он осел кормой на мелководье, а носовая часть торчала над водой) и пробрались по каютам. И в одной из них – конечно, это была каюта Серафимы Серафимовны! – нашли штук двадцать полуобгорелых, полуразмокших в воде солдатских и санитарных книжек. От некоторых остались вообще одни клочья, другие выглядели вполне прилично. И среди них были документы Ольги Аксаковой!