Стоя в тени - Шеннон Маккена

Коннор неохотно включил сигнал поворота. Эрин вздохнула с облегчением. Задумавшись, Коннор проехал мимо нескольких свободных парковочных площадок. Эрин спросила:

— Хочешь убедиться, что поблизости нет того черного внедорожника?

Коннор резко затормозил, так что Эрин едва не расшибла лоб о приборную панель, подавшись вперед, и молча заехал на площадку. Они вышли из машины и вместе пошли к дому. В дверях Коннор с недовольной миной взглянул на сломанный замок и пробурчал:

— Следовало бы подать на домовладельца в суд!

— Тогда он отключит горячую воду, — сказала Эрин. — С ним лучше не связываться, иначе хлопот не оберешься.

Лифт тоже был сломан, им пришлось подниматься по лестнице. Эрин была благодарна Коннору за то, что он составил ей компанию, одной ей было бы в этот ночной час страшно и тоскливо, разваливающееся строение и днем-то производило тягостное впечатление.

Она вынула из сумочки ключи, но Коннор отобрал их у нее и, сделав ей знак отойти в сторонку, достал пистолет.

Эрин тяжело вздохнула. Все полицейские немного сумасшедшие, и Коннор не исключение, ему повсюду мерещится опасность. Отец ее тоже был параноиком, поэтому она давно смирилась со странностями их поведения. Коннор осторожно отпер дверь, включил свет и вошел в квартиру. Осмотрев ее, он крикнул Эрин:

— Все чисто, можешь войти.

— Слава Богу, — пробормотала она.

Лицо Коннора помрачнело, когда он уловил нотки сарказма в ее голосе, но Эрин была слишком утомлена, чтобы обращать на это внимание. Пусть сердится, если ему хочется, успокаивать его она все равно не станет, у нее самой скверное настроение. Она сняла жакет, швырнула его на стул и потерла ладонью онемевшую шею и затылок.

— Эрин, — сказал Коннор, заперев дверь и закрыв ее на щеколду. — Я не могу сегодня оставить тебя одну. Это было бы безрассудно. Так что мне придется ночевать у тебя.

Эрин потерла поясницу, размяла плечи и сказала:

— Нет, у меня ты не останешься.

— Останусь, милочка, — бесстрастно возразил он. — Ты забыла, что произошло на шоссе? Или ты надеешься, что эта хлипкая дверь и никудышный замок защитят тебя от наемного убийцы? Да такие умельцы вскроют самый сложный замок и стальную дверь, если это потребуется.

Эрин запустила пальцы в волосы и, взлохматив их, насмешливо спросила:

— Может, мне снять сейф в банке для временного проживания? И нанять взвод морских пехотинцев для охраны?

— Похоже, ты начинаешь понимать всю серьезность проблемы, — сказал Коннор, прищурившись.

— Эрин скинула туфли, одна туфля приземлилась на середине комнаты, вторая упала на кипу научных журналов в Тогда оставайся, — невозмутимо сказала она.

— Я думал, ты меня возненавидела, — с легким удивлением сказал Коннор, чем доставил Эрин немалое удовольствие, существенно укрепив ее уверенность в своих женских чарах. Ей было приятно убедиться, что он тоже подвержен их воздействию. Она взглянула на свои наручные часики, сняла их и кинула на туалетный столик.

— Сейчас уже три часа утра, Коннор. Я слишком устала, чтобы злиться на тебя.

Куртц Новак и Габор Лукаш явно не стоили того, чтобы так страдать и унижаться ради них. Они воспользовались им и выбросили, как изжеванный презерватив. Мартин это чувствовал.

Полицейские бесцеремонно втолкнули его в камеру и захлопнули дверь. Он упал на колени и глухо застонал от боли.

На допросе его били и применяли пытки, но Мартин был готов к этому и держался. Он сообщил полиции только то, что приказали ему хозяева. Но не сразу, а лишь после пыток. Он стоически перенес боль и лишь в последний момент, задыхаясь, признался, когда и где в последний раз виделся с Новаком и Лукашем. Кажется, ему поверили.

Потом он повторил ту же версию, хотя его снова пытали. Однако его верность Новаку и Лукашу было некому подтвердить, и вряд ли его муки будут когда-нибудь по достоинству оценены. В этом Мартин не сомневался.

От него просто-напросто отделались, как от ненужного хлама. А ведь ему было обещано, что на его личный счет в одном из банков в Цюрихе переведут два миллиона евро, а его родственников — родителей и дядю — оставят наконец в покое. Наниматели уверяли, что долго в тюрьме его держать не будут и быстро освободят. Быстрее, чем в прошлый раз. Ему говорили, что он им нужен, потому-то ему и устроили побег из американской тюрьмы. Что его ценят за стойкость и бесстрашие, а потому именно ему поручают это ответственное задание. «Крепись, Мартин, — говорили они ему, — ты будешь вознагражден сторицей».

Вознагражден! Мартин зашелся болезненным смехом, но был вынужден умолкнуть из-за боли в сломанных ребрах. Он свернулся калачиком на холодном цементном полу и стал ощупывать зубы. Левый клык и передний резец ему выбили, язык распух, десны кровоточили. Он нащупал языком крохотную капсулу, вставленную в дупло в коренном зубе. Ему сказали, что это микрочип, предназначенный для того, чтобы его было легче найти и спасти. Он абсолютно безвреден, заверили его, и служит исключительно для его защиты. Он этому поверил, глупец!

Подавив новый приступ смеха, Мартин стал расшатывать зуб с капсулой языком. Получив два миллиона евро, думал при этом он, можно будет вставить себе новые зубы. И вообще зажить наконец в свое удовольствие, на широкую ногу. Он заслужил отдых, просидев полгода в американской тюрьме, и вот теперь снова очутился за решеткой. От острого запаха мочи и рвоты, исходившего от цементного пола, его мутило. Мартину начинало казаться, что он быстро уменьшается и превращается в крохотного человечка размером с детскую игрушку.

Таким он без труда проникнет в швейцарский банк.

Мартин нажал языком на капсулу, полагая, что, возможно, в ней имеется и микрофон, благодаря которому его могут слышать те, кто его нанял. С ним снова случился истерический припадок, и он рассмеялся, несмотря на острую боль в солнечном сплетении.

— Будьте вы прокляты! — пробормотал он. — Катитесь вы ко всем чертям оба, и Новак, и Лукаш. Да будут прокляты все ваши родственники до седьмого колена. Гореть вам всем в аду!

Внезапно капсула у него во рту лопнула, будто бы в отместку за его проклятия, он скривился от резкого горького привкуса и почувствовал, как страшная боль сковала его сердце, боль, какой он еще никогда не испытывал. Но Мартин этому совершенно не удивился. За считанные мгновения он предельно ясно понял множество вещей: и то, что привело его в эту вонючую камеру с цементным полом, и все свои грехи и ошибки, из-за которых он спутался с обманувшими его подонками, и всю тяжесть преступлений, которые он ради них совершил. Вся жизнь промелькнула в его голове, как и все упущенные им возможности.