Амальгама - Владимир Торин

Другой человек, который, окровавленный, сумел вылезти из раки, поглядел по сторонам, вдруг сцепил руки, бросился на колени и начал неистово молиться, обращаясь куда-то в сторону древних высоких витражей.

Человек был абсолютно безумен. Голубые глаза его, казалось, смотрели сквозь предметы и сквозь время. Ноздри большого горбатого носа раздувались, пытаясь втянуть воздух, которого человеку не хватало. Изо рта его текла слюна, густо смешанная с кровью. Кончив читать молитву, он с трудом поднялся и, подволакивая за собой окровавленную ногу, поплелся к небольшой открытой двери. Эту дверь открыл садовник, вышедший полить розы со стороны восточного фронтона собора. Именно этот садовник и будет впоследствии главным свидетелем происшествия.

Человек в окровавленной одежде вышел на улицу и увидел свет солнечного утра. Он вдруг отчетливо понял, что попал домой. Домой, после страшных мытарств и лишений. Он пошатнулся и ухватился рукой за стену. Что-то важное в этой стене вдруг привлекло его внимание. Камень. Старый камень, весь расписанный какими-то древними письменами и осененный крестом. Человек стал гладить этот камень, целовать его, издавая какие-то странные, гортанные звуки. Звуки получались плохо, и человек просто завыл, заваливаясь на землю. Однако руки его мертвой хваткой вцепились в камень, заложенный в основание грандиозного собора, поэтому человеку пришлось застыть в странной позе – полусидя или полулежа, но ни в коем случае не выпуская камень из рук.

С двух сторон площади уже бежали к восточному фасаду собора встревоженные полицейские.

Человек завыл еще сильнее, достигнув какой-то небывало высокой ноты, затем внезапно смолк, раскинул руки в разные стороны, поднял голову вверх и рухнул на спину.

Его безумное лицо было озарено кроткой и ясной улыбкой. Застывшие голубые глаза неподвижно уставились в высоченные шпили величественного собора. Мимо шпилей задумчиво проплывали облака.

Так, никем не узнанный, закончил свою жизнь великий воин, которого не смогли сломить обстоятельства, человек, призванный служить Господу, а прошедший все возможные круги ада, отважный и храбрый рыцарь, кельнский архиепископ Райнальд фон Дассель.

Глава XXX

Побег. Москва, Бутырская тюрьма, ул. Новослободская, 45, 2014 год

Конечно, ни в какую общую камеру Сергею очень не хотелось. Когда сержант шагнул к нашему герою, следователь откровенно ожидал от молодого человека какого-то возгласа, какой-то просьбы о пощаде. Но Сергей решил вдруг не делать следователю такого подарка. «Авось как-нибудь выкручусь…» – вертелось у него в голове. В висках стучало. Было откровенно страшно.

Но тут распахнулась дверь, и все, находящиеся в комнате, обомлели от ужаса. Сергей понял, что настоящего страха он просто в своей жизни еще не испытывал. Панический ужас сковал все тело. Майор вжался в стену и, кажется, пытался кричать, но только глотал ртом воздух, не в силах произнести никакого возгласа. Кишечник сержанта с шумом опорожнился, и на синих милицейских штанах, заправленных в высокие ботинки, стали проступать темные пятна. По комнате разнеслась вонь, но сейчас всем было совершенно не до этого.

В открытую дверь со страшным рычанием вошел огромный лев. Не большой, а именно огромный. В раскрытой пасти белели ужасающие окровавленные клыки. Было видно, что лев совсем недавно уничтожил что-то живое, потому что кровь стекала по его роскошной гриве, а на клыках болтались ошметки мяса и какие-то окровавленные тряпки. Одного движения этих челюстей вполне хватило бы, чтобы откусить человеку голову, а удара огромной лапы – чтобы переломить хребет. Зверь сделал несколько шагов, кровожадно посмотрел на присутствующих в комнате и опять издал громкий рык.

– Это хорошо, что вы не шевелитесь! Любое движение – и он разорвет вас в клочья! – раздался знакомый, чуть насмешливый голос. В кабинет следователя вошла Глафира.

Сергей бросился к ней, уже не обращая на льва никакого внимания. Как ни странно, но лев вообще никак не отреагировал на движение Сергея.

– Быстро уходим, – сказала Глафира, гладя Сергея по волосам. В коридоре, у открытой двери, стоял обескураженный Иван. – Теперь вам! – Глафира строго посмотрела на майора и сержанта. – Вам нужно совершенно неподвижно простоять пять минут. Если простоите, хищник вас не тронет и уйдет. Все ясно?

Майор и сержант, остолбеневшие, одними глазами показали: да, мол, ясно.

Глафира подошла к столу, собрала все лежащие на нем папки, затем взяла Сергея за руку и, уже не оглядываясь, уверенно пошла по коридору. Иван засеменил за друзьями.

А дальше было совсем удивительно. Встречающиеся на пути сотрудники МВД быстро распахивали перед Глафирой и ее спутниками двери и даже отдавали честь. Остановили их только один раз, уже на выходе из Бутырской тюрьмы, на КПП. Рыжеватый прапорщик, заинтересованно прощупав глазами ладную Глашину фигуру, вдруг спросил:

– Девушка, а вы, собственно, кто такая?

Глафира быстро подошла к прапорщику и проникновенно заглянула ему в глаза:

– А вам разве не сообщили?

– Нет, – продолжал хлопать глазами часовой. – Я вообще-то только что заступил…

– Вот мои документы. – В руках у Глафиры блеснуло зеркальце. Такое же, которое Сергей уже однажды видел на площади Сан-Марко в руках у старика из Дворца дожей, когда только начинались приключения.

Прапорщик посмотрел в зеркальце, тут же вытянулся по стойке «смирно» и даже выдал нечто старорусское и чрезвычайно почтительное:

– Не смею задерживать, сударыня!

Прямо у КПП, на парковке «для служебного транспорта», стоял знакомый «форд-фокус», на котором наши герои так опрометчиво поехали в Литву искать гадкого профессора. Глафира села за руль, Сергей впереди, Иван сзади. Тихо завелся двигатель, и машина тронулась. Сергей внимательно посмотрел на сосредоточенное лицо Глафиры, потом заглянул в ее черные и такие желанные глаза. Глаза откровенно веселились, явно контрастируя со всем ее серьезным видом. Сергей вдруг схватил эту прекрасную головку и начал целовать волшебные черные глаза. Глафира засмеялась, вывернулась и кивнула на дорогу:

– Так в аварию попадем.

Господи, как же она была хороша, эта девушка!

А в это время в том самом кабинете, где еще несколько минут назад допрашивали Сергея, произошли следующие события. Изображение огромного льва вдруг затрепетало в воздухе, стало нечетким и размытым, а через несколько секунд превратилось в небольшое облачко, мгновенно втянутое в маленький предмет, лежащий на полу. Майор с сержантом переглянулись. На полу лежало маленькое зеркальце. Несколько секунд майор тупо смотрел на это зеркальце, потом на сержанта. Потом вдруг вскрикнул:

– Смирнов, что за вонь?

Обескураженный сержант стыдливо молчал, пытаясь понять, что с ним произошло. Он откровенно не понимал, как он мог оказаться в кабинете начальника, да еще в таком жутком виде. Штаны были мокрыми, а вонь в кабинете стояла ужасная.

– Товарищ майор, разрешите я сейчас в туалет… Я потом доложу… – И, не дожидаясь разрешения, бросился из кабинета, брезгливо ощущая, чем наполнены его штаны.

Майор подошел к лежащему на полу зеркальцу, наклонился, поднял его, задумчиво повертел в руках и бросил в мусорное ведро, стоящее у двери. Потом посмотрел в окно и, чтобы почувствовать себя увереннее, проговорил ежедневную мантру:

– Ничего не понимаю! Наберут в милицию дебилов, ходят тут обосранные, а мы, значит, при этом еще и раскрываемость повышай!

Стало легче. И хотя майор чувствовал себя странно: он почему-то совершенно не помнил событий сегодняшнего дня, жизнь как-то начала налаживаться.

А синий «форд» уже катил по Бутырскому валу, смешавшись с бодрым московским потоком машин, грозившим перерасти в непреодолимую пробку.

Сергей посмотрел на Глафиру. «Я никогда не расстанусь с этой девушкой!» – еще раз решил он твердо, а затем повернул голову назад, в салон. Там, все еще не пришедший в себя, сидел Иван, ошарашенно глядя на друга. Иван хлопнул его по коленке:

– А ты знаешь, Ваня, что знаменитому любовнику Казанове, по его просьбе, специальным решением венецианского суда было разрешено оставить при себе маленькое зеркальце, чтобы приводить себя в порядок, сидя в страшной тюрьме, из которой никто не возвращался?

– Чего? – Иван потихоньку успокаивался, но никак не понимал, что хочет от него Сергей.

– Ну, пойми! Он прослыл соблазнителем женщин и не мог видеть себя неопрятным и попросил суд оставить при себе маленькое зеркальце. И суд разрешил ему при себе это зеркальце оставить. Ваня, это исторический факт!

– Ну и что? При чем здесь это? Ты о чем? – Иван потихоньку успокаивался.

– Да при том, Ваня! – Сергей, улыбаясь, откинулся на сиденье. – Дело, дорогой мой друг, в том, что я теперь точно знаю, как этот самый Казанова сбежал из тюрьмы. Из страшной венецианской тюрьмы, откуда ни до него, ни после никто никогда не сбегал. Никто не знает, а я знаю!