ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) - Пантелеймон Кулиш

нагруженным съестными припасами, аммуницией, и ужасали шведских моряков

больше всего тем, что, разбросанные бурею по морю, появлялись перед ними, с

возвратом тишины, в прежнем числе и порядке.

Те же самые козаки, или их товарищи, разорили, как уже сказано, королевскую

крепость на Днепре, а турецкого султана и крымского хапа, обеспеченных мирным

договором с Польшею, вооружили своим пиратством против Поляков до такой степени,

что королевскому послу в Стамбуле не дозволяли видеться пи с какими другими

послами, требовали, чтобы Поляки приняли магометанскую веру, чтобы платили

ежегодную дань Порте и истребили Козаков. В противном случае, Турки грозили

опустошить Польшу огнем и мечем.

Такое оскорбительное для польскорусской республики требование заявляли в

Стамбуле уже несколько раз, и всегда из-за новой swawoli ukrainnej, которая еще в

конце ХУИ века озабочивала государственные сеймы. Свод польских законов

(Volumina Eegum) долго не называл этой свавдли козаками; и в самом деле, не одни

козаки, но вся шляхта, мещане, даже католическое и православное духовенство, имели

в своем составе разбойный элемент, не дававший ни частным хозяйствам, ни хозяйству

государственному пользоваться теми богатыми средствами для преуспеяния, какие

представляли польские и русские провинции королевства. В козацком своевольстве и в

козацких набегах разрушительный элемент разбоя нашел только самое безобразное и

вопиющее выражение свое. Но это произошло не от чего иного, (повторяю в сотый

раз), какъ

25

194

.

от своевольства шляхетского и от наездов одного пана на владения другого.

Еслибы по крайней мере государственное казначейство польское было в порядке!

Тогда бы и король и республика имели средства подавлять козацкие бунты вё-время,

останавливать охотников до козацкого хлеба в стремлении к легким заработкам,

которое убиваю в Поляко-Руссах всякую привычку к постоянному и настойчивому

труду. Но, ассигнуя весьма скудные средства в распоряжение короля и коронного

гетмана из опасений к одному и другому, законодатели республики давали

обыкновенно козацким разбоям дойти до невыносимости, и только тогда, когда

„страшный домашний огонь* охватывал целые области, принимались гасить его

собранными второпях средствами.

Павлюк, желая стать на место предводителя реестровиков, Василия Томиленка,

начал с того, что представил им козацкую старшину панскими потаковниками и

заедателями козацкого жалованья, которым-де она делится с панами.

За участие в Московском походе козакам дозволили вписать в шеститысячный

реестр еще одну тысячу Козаков, освобожаемых таким образом от старостинской и

панской юрисдикции. Но жалованья, определенного Запорожскому Войску, всё-таки из

„королевского скарба* не присылали. Когда реестровые козаки привезли Сулиму в

Варшаву, они просиди короля заплатить их войску давно уже неполучаемый жолдг.

Король и в этом важном случае очутился в необходимости отсрочит исполнение

козацкой просьбы, отговариваясь—чем же? тем, что и квартяное или коронное войско

не получило еще заслуженного жолду, „по недостатку денег в скарбе*.

Козаки просили позволения расположить свою армату в шляхетских имениях, во

внимание к оскудению их средств. Но королевская власть на шляхетские имения не

простиралась, а законодательное собрание не могло отдать пограничную шляхту на

съедение козакам, которые уничтожали всякую доходность имения, лишь только в нем

поселялись. Это значило бы собственными руками рушить стену, сдерживавшую напор

Азии на Европу.

Таким образом реестровые козаки ни за то, что выдали Сулиму, ни за то, что сожгли

его челны, разорили кош и забрали артиллерию, не получили никакой награды. Послы

их привезли только обещание, что жалованье будет выплачено не позже

Рождественских святок. Но наступил новый 1636 год; прошла въ

.

195

напрасных ожиданиях зима; приближался уже и летний срок получения жолда, день

св. Илии, а деньги из Варшавы ие приходили.

Нескольких месяцев проволочки было достаточно для Павлюка, чтобы поднять в

сулиминцах подавленный козацкий дух. Недовольные правительством реестровые

козаки, в свою очередь, не могли противиться убеждениям людей, бредивших вольною

волею.

Бунт обнаружился прежде всего в Переяславле, которого население заключало в

себе Козаков больше, чем все другие так называемые козацкие города. Это был бунт

козацкой черни, всегда готовой броситься на козацкую знать, которую она называла

дуками среблянитми с тем самым чувством, с каким низшая шляхта называла

вельможных панов королятамги. Для собственного спасения, „знатные козаки"

прикинулись такими же бунтовщиками, в ожидании выручки от коронного гетмана.

На первый раз отвел грозившую им бурю приезд в Переяслав королевского

коммиссара Лукаша Жовковского. Он убедил Козаков отсрочить назначенную ими на

день св. Ильи войсковую раду, уверяя, что скарбовый нисарь едет уже в Украину с

козацким жолдом. Но козацкая чернь, подзадориваемая сулиминцами, продолжала

твердить о недоплаченном жалованье, другими словами— давать бунтовщикам предлог

к террору над старшиною. На беду, скарбовый писарь с измышленными деньгами не

являлся, а между тем один из червонорусских панов подал козакам новый повод к

волнениям.

Это был единственный сын русского воеводы, Яна Даниловича, и внук (по дочери)

великого Жовковского, Станислав Данилбвич, владевший широким пространством

пустынной земли между Русью, Днепром и Тясмином, в качестве корсунского старосты

Прибывши в свой староетинский город Корсунь в сопровождении обычного у знатных

панов почта, русский воеводич, как его титуловали, расквартировал свою челядь в

домах реестровых Козаков. За постои панских служебников и коронных жолнеров

козаки обижались больше всего, как люди, освобожденные от всяких повинностей, и

этот щекотливый пункт надлежало бы пану старосте обойти. Но не таков был русский

воеводич. Славный военными своими подвигами, он отличался таким буйством, как

любой козак во время кипенья козацкого своевольства. В 1631 году, на сеймовом

съезде, „без всякой вины", как пишет очевидец, искалечил он винницкого старосту

Калиновского, отсек ему три пальца на правой руке, ранил левую и сверх того нанесъ

196

.

еще пятнадцать ран. Маршалковский сеймовый суд объявил его лишенным нести,

или инфамисом. По обычаю всех знатных преступников, Данилович старался смыть с

себя инфамию усердною общественною службою. Когда новый король предпринял

поход в Смоленщину, Данилович явился к нему с контингентом, содержимым на

собственный счет, и много ему содействовал в одолении Шеина. Теперь он прибыл из

червоннорусских имений своих в Корсунь вербовать выписанных из реестра Козаков

для похода на Татар, которые угрожали украинным поселениям со стороны очаковских

степей. Здесь ему доложили, что монахи Никольского монастыря самовольно основали

на его старостивской земле местечки Бужин, Вороны, Лозы и Пива. Данилович велел

прогнать чернецов из устроенных им хозяйств, а новозаложенное ими местечко

приписать к староству.

Этим были затронуты интересы Козаков, присоседившихся к осадам, не

подлежащим старостинскому прйсуду. Старые тяжбы Никольского монастыря с

низовцами заднепровские угодия и недавния жалобы монастыря Печерского на

козацкие грабежи свидетельствуют, что козаки были тяжелы для монашеских хозяйств

не меньше шляхты; но раздосадованные постоем корсунцы стали вопиять, что Ляхи

наступают на христианскую веру. Вопли их сделаются еще характеристичнее, когда мы

скажем, что Данилович, навербовавши отряд выписчиков, пытался отразить с ним

татарский набег, и погиб в отважном бою за безопасность Украины.

Ничто подобное не входило в рассчет пресловутых борцов „за веру, честь,

имущество и самую жизнь обитателей Малороссийской Украины". Они имели в виду

лишь новый бунт, который долженствовал доставить им права, равные шляхетским.

Общественное мнение козацких поселков терроризовало старших Козаков так сильно,

что во все полки разослан был, по выражению коммиссарской реляции, очень горячий

универсал, в котором козацкий гетман Томиленко повелевал, под смертною казнью,

чтобы все полки днем и ночью собирались „как на гвалтъ", и прибывали к армате,

которая выступит к Русаве для генеральной рады.