Нежный фрукт - Галина Куликова

– А что еще любишь? – поинтересовалась я.

Суженый подумал.

– Бильярд.

– А еще? Девочки, разбудите кота!

– Женщин, – потупился суженый.

– Ничего себе! – ахнула Аленка. – Бабник, игрок и алкоголик!

– Ну, это ты как-то сурово, – сказала я. – Сначала надо узнать его получше.

– В шею, – отрезала Ксюха.

Аленка решительно тряхнула волосам.

– Не хочу!

– Узнать получше?

– В шею?

– Его – не хочу, – ткнула она пальцем в суженого.

Мужик обиженно посмотрел на нее и растаял в воздухе. На ковре осталась валяться вилка с насаженным куском колбасы. Разбуженный кот неторопливо подобрался к ней и припал с урчанием.

– Так, – сказал Ксюха, – сейчас я буду гадать.

Она вышла в коридор и вернулась с сапогом в руке. Спросить, зачем он, я не успела. Подруга прицелилась и запустила обувкой в открытую форточку.

– Ты что? – заорала я, подскакивая к окну и пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте.

– Надо же так напиться, – укоризненно покачала головой Аленка и ухватилась за стол, чтобы не потерять устойчивое положение.

– Бестолочи! Куда он носком упал, оттуда и мой суженный придет.

– Ага, в милицейской шинели, – добавила я. – И будет с тобой ровно пятнадцать суток.

– А-а-а-а... – ответила Ксюша, показывая дрожащей рукой мне за спину.

Я обернулась. Из глубины двора всплывала летающая тарелка, переливаясь огоньками, точно новогодняя елка. Казалось, сейчас радостно заорет металлический голос с китайским акцентом: «Джингл бенс! Джингл бенс!» Поднявшись до уровня окна, тарелка остановилась. На ее макушке откинулась крышка, и появился улыбающийся молодой человек с Ксюхиным сапогом в руках. Белозубо улыбнувшись, он каким-то образом умудрился просочиться в форточку.

– Джеймс Бонд, – выдохнула Ксюха.

– Блин, – сказала я.

Аленка молча закивала, точно автомобильный болванчик.

– Тридцать лет. Не женат, детей нет. Заработок стабильный, дом в пригороде, машина, – отрапортовал новый кандидат.

– Блин, – согласилась со мной Ксюха и забрала у суженого сапог. – Надо выпить.

– Нету, – отозвалась Аленка, вытрясая себе в бокал последние капли кагора.

Джеймс Бонд пошарил у себя за пазухой и выудил шампанское.

Ополовинив бутылку, мы уставились на кандидата. Тот цвел улыбками и ухаживал за тремя дамами одновременно. Притихшая Ксюха торопливо затирала винное пятно на джинсах.

– Ну, как тебе? – спросила я.

– Не знаю пока, – непривычно застенчиво пробормотала подруга.

Мы с Аленкой переглянулись и вышли на кухню.

– Зашибись, – сказала я.

– Да уж, – согласилась Аленка, хозяйственно составляя в раковину грязные тарелки.

– А Ксюха-то, Ксюха, прям другой человек.

Мы перемыли посуду и, не найдя другой уважительной причины, вернулись в комнату. Ксюха сидела с лицом сладкой идиотки и не сводила взгляда с Джеймса.

– Ксюша... – пролепетала Аленка.

Я торопливо схватила гадательное зеркало и сунула Ксюхе под нос.

Та несколько секунд рассматривала себя, сначала все так же дебильно улыбаясь, потом с нарастающей тревогой.

Суженый встрепенулся и заговорил на диво хорошо поставленным голосом:

– Ксения, вы самая удивительная женщина, которую я когда-либо встречал. Теперь, когда я узнал вас, годы жизни до этого дня кажутся мне серыми и пустыми.

Подруга жеманно хихикнула и разгладила джинсы на коленях. Я неумолимо развернула зеркало.

– Нет, конечно, если ты всю жизнь собираешься жить с такой рожей – твое дело.

– Ну девочки, – проныла она. – Один раз почувствовать себя...

Я перебила:

– Дурой!

Ксюха вздохнула.

– Да, не пойдет.

Джеймс Бонд оскорбленно вскочил и ракетой вынесся в форточку. Гулко захлопнулся люк и тарелка, дребезжа, взмыла к звездам. Ксюха шмыгнула носом, глядя вслед исчезающим огонькам.

– А ты гадать не будешь! – повернулась ко мне Аленка.

– Это еще почему? Вам можно, а мне нельзя? Так, где моя ложка!

Я отковыряла кусочек свечки и принялась растапливать на огоньке зажигалки. Металл почернел, воск начал шипеть и булькать. Ксюха пододвинула тарелку с водой, я зажмурилась и вылила содержимое ложки.

– Вроде голова, – задумчиво сказала Алена, разглядывая застывшее пятно.

– Да, с большим носом, – подтвердила Ксюха.

У меня екнуло сердце, и тут же зазвонил телефон. Я сняла трубку.

– Алло! – сказал знакомый голос. – Ирина, я тут подумал...

– Нет! – закричала я. – Никогда, ни за что, лучше дурой с Джеймсом!

В трубке пикали гудки. Я орала, пока Ксюха не отобрала у меня телефон.

– Надо выпить, – сказала я, хватая бутылку с остатками шампанского.

Черт наблюдал в подзорную трубу, как из подъезда вышли две весьма нетрезвые дамы. Третья махала им из окна салфеткой. Рядом на подоконнике сидел выспавшийся кот.

– Нет, ты видел таких дур? – возмущенно сказал черт ангелу. – Всего одна ночь в году, мы им такие варианты предлагали! Все, как хотели! А они?

Ангел меланхолично пожал плечами:

– Женщины... Стоит им получить то, что желают...

Он не договорил.

Тускнела луна. Рождественская ночь подходила к концу.

Ирина Комиссарова

Пентюх Петров

– Петров, – сказала Наташка сурово. – Ты почему мне замуж не предлагаешь?

– А чего тебе, так плохо? – апатично поинтересовался Петров, сосредоточенно потирая круглый белобрысый затылок.

– Дело не в том, что плохо. – Наташка нахмурилась. – А в том, что в определенном возрасте женщине хочется стабильности.

– Женщине в возрасте? – переспросил Петров. – Хы-хы-хы.

– Именно. Раньше, между прочим, женщина в двадцать лет считалась старой девой.

– Да ну? – Он потер шелушащийся нос. – Это где?

– На Руси, вот где. В России.

– Да ну, – повторил Петров. – Это, может, на селе...

Наташка вдруг так разозлилась, что лицо у нее пошло некрасивыми красными пятнами.

– Всё, Петров, – прошипела она. – Раз ты ко мне так относишься, то... Все!

От возмущения волосы у нее на голове зашевелились, как змеи Медузы Горгоны.

– Да как так-то? – удивился тот. – Ты куда?

– Потом узнаешь, – отрезала Наташка. – Потом. Только поздно будет. Ухмыляйся, ухмыляйся... Скоро перестанешь.

Она развернулась на сто восемьдесят градусов и полетела прочь, почти не касаясь каблучками земли. Как разъяренная гарпия. Ну или Горгона – она, кажется, тоже умела летать. Напрасно Петров кричал вслед: «Э! Э!» и «Честное слово, я не ухмылялся!» – Наташка осталась непреклонна. «И не вздумай мне звонить!» – крикнула она через плечо в качестве последней точки над «и».

«Правильно мама говорила, что он пентюх, – злобно думала она. – Пентюх и есть. И гадина. Ухмыляется он... Между прочим, это мужчина должен добиваться руки женщины, а не наоборот. Вон Карасюк, между прочим, добивается. Второй, между прочим, год».