Слуга Божий - Яцек Пекара

— Принимаю это как комплимент, — рассмеялся я. — Хорошо, сейчас иди уже и оставь меня зною и вшам. Сразу говорю, что не двинусь с Хеза, пока не кончится эта проклятая погода. И Бог знает, когда, наконец, пойдёт дождь.

Это ему не понравилось, но какое-то время он ничего не говорил. Потом только буркнул:

— На реке прохладнее, магистр Маддердин. Наверняка вам было бы лучше на моей барке, чем здесь. Прикажу приготовить каюту и хорошее вино, охлаждённое на льду. А может какую-нибудь девку, которая скрасила бы вам три дня пути?

— Ты думаешь, что в такой жаре можно думать о девках? — Я снова улёгся поудобнее. Всё тело было мокрым, будто я только что искупался.

— Хотя, — добавил я чуть погодя, — может это и хорошая идея.

Я потряс головой и встал. Одним быстрым движением, поскольку чувствовал, что если я буду дольше собирать себя на это, снова сочту, что всё-таки лучше лежать.

— Готовь барку, Мариус. С заходом солнца отплываю. Только пусть девка будет действительно стоить трёх дней, проведённых с ней в одной каюте.

— Сию минуту, мастер Маддердин, — разулыбался он. — Моя контора и склады находятся в восточной части доков. Каждый укажет вам дорогу. А если нет, вышлю пополудни мальчишку, чтобы вас проводил.

Наконец, он протянул руку и тепло потряс мою кисть. У него были мягкие пальцы и вялое пожатие. Я высвободил свою руку из его руки и кивнул ему. Я снова почувствовал себя очень усталым. Что-то Мариус ван Бёэнвальд не смог заразить меня своим энтузиазмом. Но провести три дня на удобной барке было значительно лучшим решением, чем гнить на постели, полной вшей и клопов. Тем более, что мой кошель должен был наполниться, купец должен был покрыть расходы на проживание, да и трёхдневной компанией какой-то хезской красотки также не следовало пренебрегать. При условии, что она будет настоящей красоткой, а не портовой потаскухой, изношенной работой и болезнями. Что ж, увидим, способен ли Мариус ван Бёэнвальд выказывать своё уважение. Если нет — всегда смогу вернуться к вшам и клопам.

Однако перед походом в порт и посадкой на посудину Мариуса ван Бёэнвальда я должен был узнать, кем является мой заказчик. То, что его фамилию я слышал краем уха, ведь ничего не значило. Тем более, что у меня нет такой хорошей памяти, как у Смертуха, который разговоры месячной давности способен цитировать так, будто они состоялись вчера. Конечно, в таком городе, как Хез, проверка лицензированного купца не является ни сложной, ни трудоёмкой. Достаточно отправиться в купеческую гильдию и просмотреть документы. Человек чужой может и имел бы некоторые проблемы с получением необходимых бумаг, но вашего покорного слугу канцеляристы знали более чем хорошо и никто даже не подумал, чтобы вставлять мне палки в колёса. И потому я узнал, что ван Бёэнвальд оплатил годовую лицензию и имел рекомендации двух почтенных купцов из Бортальца, в котором-то городе жила его ближняя и дальняя родня. Он объявил о потере судна и подал заявление о страховом возмещении, и рассмотрение дела продолжалось. Кроме того, он арендовал на территории порта склад и контору. Документы гильдии, как обычно, были ясными, прозрачными и конкретными, а ваш покорный слуга в очередной раз утвердился в убеждении, что если хочешь вести прибыльные дела, следует соблюдать порядок.

— Так, так, бедный Мордимер, — сказал я себе. — Когда-нибудь купцы и промышленники завоюют мир, но благодаря ним настоящую власть получат чиновники и законники. А твоя почтенная профессия уйдёт во тьму забвения, ибо все забудут о нравственной чистоте, а будут думать лишь о балансе доходов и расходов.

Но всё же я надеялся, что это не наступит при моей жизни.

Итак, Мариус ван Бёэнвальд казался человеком достойным доверия, хотя признаюсь честно, я предпочёл бы проверить его несколько тщательнее. Но погода в Хезе была такой паршивой, что я с облегчением думал об освежающем речном рейсе. Впрочем, как показали дальнейшие события, даже самая тщательная проверка купца из Бортальца не принесла бы мне никакого полезного знания.

Барка, принадлежавшая Мариусу ван Бёэнвальду, была обычной речной крипой[109]. Широкая, с плоским дном, тупым носом и одной мачтой. Но под палубой было удивительно много места для товаров, а бочки и мешки также лежали на досках палубы, заботливо обвязанные канатами и накрытые серой парусиной. Команда состояла из татуированного с ног до головы капитана (был одет лишь в широкие шаровары, поэтому у меня была возможность внимательно его рассмотреть), старого безносого рулевого и четырёх матросов. Все были заняты погрузкой товаров, один капитан стоял на палубе и помахивал зажатым в руке ремнём.

Он увидел меня, когда я встал у трапа, и обнажил в улыбке беззубые дёсна.

— Пфиветштвую ваш, гошпофин, на бофту Утфенней Жафи. Такая чефть фля меня.

«Утренняя Заря» было неплохим названием. Правда, как раз этот корабль должен был бы называться Плавающая Колода или Нырнувшая Лохань, но я знал фантазию моряков в придумывании названий, поэтому даже не улыбнулся.

— Вышвободил каютку для фашей вельможношти, — сказал он. — Пожвольте, пфоведу.

Мы спустились по крутой, грязной как чушка лесенке. По левой стороне находилась деревянная дверца.

— Удобштф нет, фаша вельможношть, — объяснил он. — Команда шпит на палубе, а шдесь — он махнул рукой, — товафы.

Он открыл дверцу и пропустил меня вперёд. Каюта была в самом деле маленькой. Помещались в ней лишь набитый сеном матрац, деревянный, обитый латунью сундук и металлическая лохань. У стены я увидел широкий шкафчик. Но меня больше интересовала особа, лежащая на матраце. Если учесть, что это была полуодетая (полуодетая вероятно потому, что под палубой было жарко и душно, почти как в моей корчме), молоденькая девушка с белой кожей, длинными светлыми волосами и торчащими грудями.

— Шуприш и подарок от гошподина Бёэнфальда, — сказал капитан с улыбкой. — Как чего-нить будет нужно, гошподин, я к тфоим ушлугам.

Он с поклоном удалился и закрыл за собой дверку. Лежащая на матраце девушка внимательно рассматривала меня, но даже не пошевелилась. Лишь провела, похоже неосознанно, языком по губам. Красивыми были у неё эти губы. Пухлые и красные, что при белизне её кожи производило немалое впечатление.

— Как тебя зовут? — спросил я, снимая накидку и бросая его рядом с ней, на матрац.

— Эня, — тихо ответила она. — Вы на самом деле инквизитор, господин?

— Может обращаться ко мне Маддердин, — предложил я. — Наверняка мы познакомимся очень близко за эти три дня, поэтому предпочитаю слышать из твоих уст собственное имя, чем постоянное «господин».