Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия - Александр Костин

Справившись в «Сельскохозяйственной энциклопедии», узнаем, что топчак – это конный привод, «существующий с глубокой древности», а также что это «механизм, при посредстве которого силой животных, главным образом лошадей, приводятся в движение стационарные с/х машины и приспособления, как, например, молотилки, соломорезки, веялки, пилы, насосы и т. п., в силу напряженности режима работы в них и быстрой утомляемости животных от применения топчаков отказались».

Стоит добавить, что топчаки использовались чуть ли не до 30-х годов XX века и были очень эффективны: три оборота, совершаемые лошадью, преобразовывались приводом в 900 оборотов барабана молотилки. Разве из этого не ясно, почему «топчаковая лошадь» или «тобчак ат» была когда-то переосмыслена у тюрков не в какую-то, а в «толстую, сильную, упитанную лошадь»? Да другая в топчаке просто не выдержала бы!

Топчак, похоже, одно из авторских «старых словес», употреблявшихся на территории Чернигово-Северской земли не позже X века. Ираноязычному, возможно, еще скифосарматскому по происхождению, ему вряд ли потребовалось «тюркское посредничество», ведь именно на территориях «Посемья» и вокруг него, по мнению ряда ученых, длительное время происходило взаимопроникновение иранских, балтийских и славянских языков. Так, например, В. В. Иванов и В. Н. Топоров свидетельствуют: «По данным исследований иранских топонимов и гидронимов на Украине и юге России, земля племени север (Курская область) относилась к северной окраине иранского мира… Следует отметить, что в этом районе известно немало примеров славяно-иранских и балто-иранских переводов».

Древнейшие баллисты действовали силой упругости скрученных волокон (сухожилий, кишок, волос, веревок и т. д.). Прежде чем произвести выстрел, необходимо было при помощи ворота («коловорота») дополнительно свить эти волокна в тугие жгуты и тем самым привести всю систему в состояние предельного напряжения.

Принцип действия таких орудий подробно описал А. Н. Кирпичников. Они характерны для античности и относятся к так называемому торсионному типу, ко времени «Полка Игорева», документами и археологией не подтвержденному. Однако поскольку как античная, так и средневековая баллиста имели один и тот же коловоротный механизм, Автор вполне мог использовать известное ему более древнее и, стало быть, «более благородное» название для современной ему коловоротной «пушки».

Именно на этих особенностях основывается, по-видимому, семантика слова «топчак» в иранских языках:

Для «топ» таджикский, персидский, гилянский и сарыкольский языки дают форму tab в значениях «скручивать», «свивать» и «сучить нить», «сила сопротивления», «напряжение», а сарыкольский topt – «заводить механизм (например, часов). От этой же формы и гилянское tab-e-dan – «класть» и «метать», а также tir tabedan – «стрелять» (букв. «метать стрелы»).

«Чак» – поясняется др.-иран. (авест.) cakus «метательный топор», «метательный молот», дари cakos «молот», курд. cak, «бросок», «оружие» и caken «колоть, втыкать», сарык. cak «ударять, бить», «вбивать, вколачивать», дари сак «укус». Сюда же примыкает и множество славянских эквивалентов в форме cakan, cekan (чекан) со значениями: рус. ц.-слав. «клевец-боевой топор», «кирка», укр. и чеш. «палица», словац. и польск. «кирка», словен. «боевой молот», «клык кабана».

«Топчак» следовало бы отнести к группе слов, которые, по определению А. П. Новосельцева, «имеют явную иранскую этимологию, и если принимать таковую, то речь пойдет не о заимствованиях от пришлых тюрок, а о лексическом и даже общественном наследии древних насельников нашего юга – иранцев Причерноморья, часть которых слилась со славянами и участвовала в этногенезе юго-восточной части русского славянства».

Топчакы в нашем перечне вписаны сразу вслед за шельбирами и означают, судя по всему, оружие, отличающееся от арбалетов прежде всего размерами. Наиболее точным переводом для них было бы «баллисты» или «большие самострелы»[319].

Итак, В. П. Тимофеев разыскал топчакам «синоним» «баллиста» или «большие самострелы». Каково?!

Внимательно всматриваясь в его комментарии загадочных этнонимов «Слова» в одном лишь только фрагменте текста, не отпускает нарастающее убеждение, что связь между этнонимами «Слова» и их «синонимами» Тимофеева примерно такая же, как в русской пословице между бузиной и Киевом: «В огороде бузина, а в Киеве дядька». В. П. Тимофеев попенял тюркологам, что они пытаются «…объяснить непонятное через еще более непонятное», с чем нельзя не согласиться. Но вменить Анониму, да еще живущему в XVIII веке, предпочтение «топчака» «баллисте» – это сюрреализм какой-то.

Впрочем, посмотрим, что же будет далее?

Ревугы – по Баскакову это «название черноклобуцкого подразделения, возглавляемого родовым старейшиной по имени Erbuga (буквально: «герой-бык» или «муж-бык»)[320].

Близко к этому же возводил данный этноним Ф. Е. Корш: арбуга, как составное слово из ар – «мужчина» и буга – «молодец, богатырь». С. Е. Малов внес в этимологию Корша уточнения, сходной этимологии придерживались А. Зайончковский и К. Менгес[321].

Допускалось также влияние народной этимологии, в результате чего это слово было соотнесено с русским глаголом «реветь». А. А. Бурыкин допускает, что у слова Ревугы мог быть иранский корень, и сопоставляет его с осетинским словом roev – «легкий, проворный, быстрый». «Таким образом, – считает Бурыкин, – нельзя полностью исключить то, что древнерусское название тюркоязычной этнической группы могло быть заимствовано из какого-то иранского языка, близкого к современному осетинскому»[322].

Поиск славянского синонима слову ревугы В. П. Тимофеев начинает искать в словаре великорусского языка В. И. Даля.

«Среди русских загадок, собранных В. И. Далем, встречаем несколько с одинаковым сюжетом: «Бегут бегунчики, ревут ревунчики…». Что такое «ревунчики»? Прежде чем угадывать, обратимся к отрывку из украинской народной песни, приведенному в словаре Б. Д. Гринченко: «Всі дзвони ревуть – уже ж того козаченька ховати несуть».

Ховати, т. е. хоронить убитого казачка, несли под какой-то «рев», издаваемый дзвонами, т. е. «колоколами». Стало быть, «рев колоколов» есть просто «звон колоколов», тем более что одним из значений украинского ревти (реветь) является именно «сильно звонить (о колоколах)». Что же касается загадок В. И. Даля, то, зная о весьма развитом в его времена ямщицком промысле, в «бегунчиках» совсем несложно различить конские копыта, а в «ревунчиках» – модные, подвешенные к лошадиной упряжи колокольчики, наиболее знаменитые из которых имели клеймо-надпись «Даръ Валдая».

Из других изысканий Владимира Ивановича можно почерпнуть, что одним из названий старинных русских колоколов было «реуты» – слово, уверенно выводимое М. Фасмером из более древнего ревуты (от глагола «реветь», которое, как мы теперь знаем, означало еще и «звенеть»). Очевидно, что именно это слово мы имеем в нашем перечне – ревуТы (а не ревуГы). Учитывая орфографию источников как XII века, так и всех последующих, легко представить, что именно левое плечо полустершейся буквы «т» было утрачено в одной из переписок произведения.

Любопытно, что как раз в форме ревуты, а не ревугы, слово употреблено в переводе В. М. Жуковского. Поскольку поэт переделал на свой лад и другие «племена» («моНгугы и татрИны»), можно говорить о намеренном «искажении» в ревуТы, восстановившем, в данном случае, верную исходную форму. Кроме В. М. Жуковского, ревуТы употребил в одном из переводов на украинский язык (1874) священник В. А. Кендзерский.

Итак, под ревутами Автор, похоже, имел в виду боевые колокола черниговского войска. Не исключаю также, что «могуты» и «ревуты» были намеренно им срифмованы»[323].

Почему бы Анониму так и не написать «Боевые колокола», да и просто «колокола», поскольку каких-то особых боевых колоколов, призывающих на ратные дела, не существовало, на то были требы, послушаем:

«Комони ржуть за Сулою – / звенить слава въ Кыевѣ; // трубы трубять въ Новѣградѣ // стоять стязи въ Путивлѣ».

Таким образом, и здесь мы видим явную натяжку. В Киеве звонят обычные колокола, оповещая православный народ о начале похода Новгород-Северского князя Игоря в Половецкую Степь, а звуковое сопровождение начала похода обеспечивают боевые трубы.

Ольберы – объясняя этимологию этого слова, П. М. Мелиоранский возвел его к монгольскому ölöbür — «хворый, слабый здоровьем». Но уже начиная с Ф. Е. Корша, исследователи видят здесь тюркизм, композит alp-er, означающий «богатырь, сильный мужчина». Он мог выступать как личное имя, однако, по мнению А. Зайончковского, имя это могло стать названием племенных объединений. По мнению Н. А. Баскакова, подытожившего приведенные суждения, слово ольберы выступает в «Слове» как «название черноклобуцкого рядового подразделения, возглавляемого родовым старейшиной Олпером – Алпаром» (буквально: alp – «герой» + er «муж» – «мужественный герой»)[324].