Как убить свою семью - Белла Маки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, как обычно, — нависаю над ней и многозначительно смотрю на стружки ногтей испепеляющим, полным отвращения взглядом.
Как об стенку горох. Келли невозможно пристыдить, расстроить или смутить. Это было бы удивительно, если б она не была такой пустышкой. Психолог мог бы провести с ней несколько часов, прежде чем неохотно прийти к выводу, что не всегда что-то скрывается в глубинах психики. У некоторых людей вообще нет никаких глубин, а психика Келли больше похожа на детский надувной бассейн.
— Так ты выходишь или как? Этот парень нашел то, что искал? Полагаю, вам нужен свидетель, м? Твой кент все еще не разговаривает с тобой?
Меня напрягает, что Келли проявляет такой интерес. Уверена, она просмотрела мое дело, — я почти ничего ей не рассказывала, а она задает слишком конкретные вопросы. История вышла в свет, «Дейли Мэйл» назначила репортера для моего судебного разбирательства, поэтому неудивительно, что кто-то хочет узнать еще больше. Но я не собираюсь ничем делиться здесь, чтобы кто-то из сокамерниц все рассказал журналисту и устроил мне кошмар на воле. Мне нужна прежняя жизнь. Вернее, не прежняя, а та, которую я спланировала до этой заминки.
Вкратце рассказываю ей о своей встрече, о том, как мы надеемся, что скоро будет принято решение, как я уверена в апелляции. Она слезает с моей кровати и садится на полу, скрестив ноги, как маленькая девочка, пока я встряхиваю простыню и разглаживаю подушку, отчаянно надеясь, что ее ног там не было.
— Разве это не безумие, — Келли начинает красить ногти на ногах в ярко-коралловый цвет, — я натворила столько дерьма, и никто не знает моего имени, а ты стала, типа, знаменитостью за то, чего даже не совершала?
Келли явно раздражена тем, что я очаровала многих, как будто не заслуживаю того сомнительного внимания, которое мне оказывают. Как за это меня потом пригласят в танцевальное шоу, бесплатно подстригут или опубликуют фото в таблоиде, чтобы слезливо расписать мои испытания. После нескольких месяцев жизни с этой женщиной я знаю — Келли сама об этом мечтает.
Не знаю, как объяснить, но таких, как она, полно. Она не попадет на первую полосу, потому что в ее истории нет ничего по-настоящему непристойного. Конечно, Келли привлекательна до определенной степени, и в ее преступлениях есть сексуальный аспект (это всегда помогает), но нет ничего уникального в том, что кто-то гоняется за деньгами после неудачной путевки в жизнь. Нелл Гвин[40] сделала это столетия назад, и более изысканно, чем Келли могла себе представить.
— Наверное, мне просто повезло, — я закатываю глаза.
— Но разве раньше ты никогда не делала ничего плохого? Даже шоплифтингом не занималась? Мы немного баловались этим в местном магазе «Дерзкая девчонка». Я запихивала тонны вещей в треники и продавала все на гаражной распродаже по субботам. Мама не могла поверить, как хорошо я коплю карманные деньги. Потом этот магазин стал попрестижнее, начал наклеивать бирки на вещи, и нам пришлось забить.
Она улыбается этому воспоминанию, как будто оно безобидное и по-семейному теплое. Я тоже улыбаюсь, хорошо натренировавшись в том, чтобы это смотрелось правдоподобно. Фальшивая улыбка требует усилий — глаза остаются серьезными, а мышцы на лице как будто сковывает. И все же это не выглядит саркастично, как это часто бывает с нерешительными улыбками.
— Нет, правда ничего. Я прожила довольно скучную жизнь.
Знаю, это просто совпадение. Она говорит «Дерзкая девчонка» только потому, что он был на каждой улице. Келли не знает, что Саймон Артемис — мой отец. Она не знает, кто такой Саймон Артемис. Не знает, кому принадлежит этот магазин, чьи вещи она запихивала в штаны, чтобы продать на барахолке. Я оглядываюсь на Келли, но она потеряла интерес, погрузившись в нанесение второго слоя на ногти. Беру блокнот и направляюсь в компьютерный зал, чтобы описать встречу с Торпом. Но я чувствую, как мои пальцы уже щипают кожу на горле. Не люблю совпадения.
* * *
Нахожу уголок в так называемом компьютерном зале как можно дальше от других женщин и сажусь. В комнате есть три массивных монитора, которые выглядят так, будто они здесь с начала восьмидесятых. Предположительно, много где компьютеры постепенно ставят в камерах, но Лаймхаус, похоже, находится в самом низу списка тюрем, получающих такие привилегии. Здесь есть курсы компьютерной грамотности, как будто кто-то хочет научиться отправлять электронные письма и составлять документы в Ворде, когда на самом деле большинство из нас здесь только для того, чтобы листать «Фейсбук» и искать бывшего, который бросил тебя ради девушки из отдела кадров.
Я записываю все, что сказал мой адвокат, по пунктам и повторяю их снова и снова, пока мне не становится понятным смысл. Разве это не абсурд? Все, что я сделала за последние несколько лет, все планы и все смерти, амбиции, которые я лелеяла, подпитывала и успешно реализовала, а затем… это.
Каро упала, а меня арестовали, обвинили и судили за убийство. Эта пьяная анорексичка сорвалась, а я оказалась здесь в спортивном костюме, оплачивая дорогие услуги мужчины в очках с черепаховой оправой, чтобы он нашел доказательства моей невиновности. Как доказать, что чего-то не произошло, если единственный свидетель — это вы? Каро никогда не сможет рассказать правду о той ночи, и я подозреваю, она не стала бы этого делать, даже если бы могла. Она бы сочла это забавным.
Я была в шаге от старухи с косой, если вы простите мне это извращенное хвастовство. Наблюдение за реальной смертью часто приводит людей в панику, заставляет их сходить с ума — кричать, плакать, падать в обморок и бегать кругами. К счастью, на меня это никогда так не действовало. Я всегда знала, что это произойдет, может быть, в этом вся разница? Но касаемо Каро, я понятия не имела. Она покачнулась, но мысль о том, что она действительно может упасть, даже не пришла мне в голову. Это казалось слишком очевидным — люди падают с
