Любовь срывает маски - Дебора Мартин

— Как… — начал он, затем замолчал на мгновение и начал снова: — Зачем вы взяли эту книгу?

Конечно, он не мог не спросить ее об этом. Но что она могла ему ответить? Только правду.

— Я искала книгу о травах.

Его лицо оставалось непроницаемым.

— Понятно, — сказал он тоном, из которого было ясно, что он ничего не понимает. — Однако в этой книге ничего не говорится о травах.

— Но я не могла знать, когда доставала ее, о чем эта книга. А потом… когда я ее открыла… ну, я решила, что это очень интересно, — объяснила она, запинаясь.

Его холодный взгляд сказал ей, что он не верит ни одному ее слову.

— Оставим пока в стороне тот факт, что вы вообще умеете читать и интересуетесь книгами — занятие, которое вряд ли можно назвать обычным для простой цыганки, — я хочу лишь знать, почему вы выбрали именно эту книгу для того, чтобы… э-э… случайно наткнуться на нее?

— Она просто сама попалась мне в руки, только и всего.

В его глазах на мгновение вспыхнула ирония, он приподнял брови.

— Попалась вам в руки? — насмешливо переспросил он.

— Да, и я очень рада этому! — Мэриан стремительно бросилась в атаку в надежде перевести разговор в другое русло. — Видите ли, милорд, я никогда не думала о вас как о человеке, который был мальчиком и у которого была мать. Расскажите мне, какой она была, ваша мама?

Его лицо внезапно превратилось в ничего не выражающую маску, хотя Мэриан показалось, что она на мгновение увидела невыносимую муку в глубине его потемневших глаз.

— Моя мать… зачем вам знать об этом?

— Это поможет мне понять вас, — тихо ответила девушка. — Понять, как мальчик, который, по словам его матери, жил «с открытым сердцем», превратился в мужчину, которого ничто не может остановить в его жажде мщения.

Долгие мгновения Гаретт молча смотрел на нее — лишенное всякого выражения лицо, глаза — два тлеющих угля. Затем он бесстрастно произнес:

— Когда-то я был достаточно беспечен и жил с открытым сердцем, Мина, но это мне мало помогло. Моя мать была не права. Открытое сердце не делает человека сильным. Только боль. И еще гнев, который приходит с этой болью.

Что-то в его бесстрастном, сухом тоне заставило ее почувствовать, как ее собственное сердце мертвеет, становится пустым, как если бы все чувства и эмоции внезапно исчезли без следа. Осталось лишь безысходное отчаяние в самой глубине. А она-то надеялась воззвать к той, лучшей его части, которая когда-то жила в нем, к мальчику с открытым сердцем, которым он когда-то был.

Какой дурой надо быть, чтобы надеяться, что она сможет тронуть еще оставшиеся чувствительные струны в его душе. У него нет никаких чувствительных струн… у него вообще нет души!

И все же даже сейчас она не могла выбросить из головы надпись, сделанную рукой его матери. Девушка указала на книгу, которую граф все еще держал в руках.

— Ваша мама, кажется, возлагала на вас большие надежды. Она бы решила, что этот гнев недостоин вас. Я уверена в этом.

Его лицо приобрело жесткое выражение, когда он сунул книгу на верхнюю, ближайшую к нему, полку.

— Я не хочу говорить о моей матери, Мина. Я хочу поговорить о вас. Откуда такой внезапный интерес к моим чувствам, к моему будущему и прошлому?

Она отвела глаза под его пристальным взглядом, и он, недобро усмехаясь, ответил за нее:

— Ах, ну да, конечно, как я сразу не понял. Ведь мои чувства и мое будущее теперь неразрывно связаны с вашим будущим. Уж не думаете ли вы, что сможете излечить мой гнев, как какую-нибудь лихорадку, и тогда я сразу же отпущу вас на свободу? Мне жаль, моя милая, но у вас нет лекарства от моей болезни, и исцеление от нее я получу не из ваших прелестных ручек. — Он замолчал на мгновение, затем продолжил с жаром: — Мне нужно лишь одно — видеть, что Тарле получил по заслугам. Даже если вы скажете мне всю правду, это все равно не будет ничего значить для меня, просто я получу дополнительное оружие в борьбе с ним.

Она почувствовала ком в горле.

— Это не даст вам никакого оружия, — тихо сказала она. — Потому что я не знаю ничего, что могло бы помочь вам уничтожить сэра Питни.

Почти не осознавая, что делает, Гаретт потянулся к ней и, приподняв пальцем подбородок, заставил посмотреть ему в глаза.

— Пусть так. Но что вы готовы сообщить сэру Питни, что могло бы помочь ему уничтожить меня? Вот в чем вопрос, и гораздо более важный для меня.

— Да что, ради всего святого, я могу сказать ему о вас? Вы же не совершали ничего противозаконного или по-настоящему безнравственного в моем присутствии!

Он улыбнулся, едва заметное торжество почудилось ей в изгибе его красивых губ. Он отнял руку от ее лица.

— Это верно. Так почему же вы с таким упорством пытаетесь обвинить меня в том, что я какое-то чудовище или законченный негодяй?

Мэриан беспомощно наблюдала, как он настойчиво толкает ее в ловушку, с каждым ее словом, с каждым его вопросом он хладнокровно гонит ее, надеясь, что еще немного, и она устанет, оступится и попадется прямо в расставленные сети. Сам же он, скользкий как уж, никогда не признает, что она сказала правду, поскольку это значило бы позволить ей уйти. Она разгадала его хитрость, но… что она могла сделать, чтобы помешать ему?

— Любой мужчина, который держит ни в чем не повинную женщину в качестве своей пленницы против ее воли…

— Против воли? Но у вас есть выбор, и очень простой притом. Скажите мне правду, которую я хочу узнать от вас, и можете в ту же минуту уходить отсюда на все четыре стороны.

— Это неприемлемый выбор, — сказала она твердо.

К ее удивлению, Гаретт неожиданно усмехнулся.

— Почему так происходит, что, как только дело касается меня, вы находите выбор «неприемлемым»? Вы удивительно привередливы для цыганки. Вы не хотите от меня ни золота, ни моего покровительства, отказываетесь даже доверять мне. На самом деле есть, кажется, только одно, что вы готовы от меня принять.

Слова сорвались с ее языка прежде, чем она успела подумать. Дрожащим шепотом она спросила:

— И что же это?

От быстрого дерзкого взгляда, которым он наградил ее в ответ, кровь быстрее побежала по жилам и по телу начал растекаться жар. Мэриан вспыхнула. Он сделал по направлению к ней один шаг, который все еще разделял их.

— Вот это, — пробормотал он еле слышно и снова приподнял ее голову за подбородок, только на этот раз он поцеловал ее.

В тот момент, когда Гаретт наклонился, девушка попыталась отпрянуть, но он обхватил ее за талию и, несмотря на сопротивление, с силой прижался к ней всем своим мускулистым телом. В то же время его рот, более страстно и призывно, чем раньше, завладел ее губами.