Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер - Валерий Иванов

Он окинул печальную панораму битвы и глазами опытного полководца увидел, как она развивалась.

Подлый Апполоний напал на лагерь ранним утром с двух сторон. Спереди он двинул пехотинцев, построив их греческими фалангами, а когда воины Иегуды ввязались в бой, сзади подошли индийские боевые слоны. На их спинах, в деревянных корзинах, сидели сирийцы, осыпавшие с тыла защищавшихся тучами стрел.

Люди Иегуды никогда не видели слонов и это, вероятно, оказалось решающим фактором. Судя по всему, произошла паника, и римляне с их наемниками-сирийцами без труда перебили охваченных страхом неопытных еще воинов.

Никто из евреев не ушел живым, иначе кто-то из спасшихся прибежал бы в Офраим, и Иегуда из первых уст узнал бы о случившемся. Всех раненых добили.

Он бродил по каменистой земле, ставшей разом могилой всей его армии, всматривался в знакомые лица, искаженные смертью, и слезы непрерывно текли из его глаз, никогда до этого, не исторгавших этой жалостливой влаги.

Вот лежит на боку кузнец Эльазар, руки его еще сжимают длинный боевой топор, которым он владел превосходно, но в спине торчат две стрелы, а голова сбоку разрублена.

Вот верный Рувим, иссеченный до неузнаваемости, он опознал его лишь по кожаному нагруднику, который подарил ему после Модиина, за храбрость.

Вот Рагеш, вот Ионотан, вот александрийский ремесленник Ганиб….

Он их предал. Он был не с ними в этот жуткий час. Он посмел не погибнуть с теми, которые поверили ему, как богу.

— Но я тоже никогда не сражался против слонов, — закралась предательская мысль, — как бы я им помог?

— Ты лжешь, порождение Аваддона, — решительно произнес он вслух, — ты взялся вести в бой этих людей и должен был умереть вместе с ними, и ты слышал, как можно противостоять слонам, нужны лишь зажженные факелы.

Иегуда обратил к небу мокрое от слез лицо, оно было безоблачным и приветливым.

— Не прощай меня, Яхве, — тихо сказал он.

Ему не требовалось ничьего прощения — он не простил себя сам. Его жизнь больше никому не была нужна.

Он вынул из ножен джангар — длинный арабский меч, поставил его рукоятью в выбоину лежащего на земле камня и, придерживая обоюдоострое лезвие одной рукой, с размаху кинулся на него грудью.

Последнее, что видел Иегуда, падая на бок — глаза стального цвета, нагнувшегося к нему существа в черном плаще, с шеи которого свисала толстая блестящая металлическая цепь с маленьким черным черепом внизу.

— Вот и Демон Смерти пришел за мной, — прошептал он и провалился в небытие….

И уже, как бы со стороны, он наблюдал, как возле рухнувшего тела возникли ниоткуда два субъекта. Приземистый и рыжий деловито вытащил из груди мертвеца меч и, бросив его наземь, подхватил тело справа, а второй — длинный и клетчатый подставил свою шею под левую руку. Переглянувшись, они разом взмыли к небесам и исчезли в вышине….

Этот удивительный, проникновенный до реальности, цветной сон сопровождал Ягоду уже много лет, с тех пор, как 27 октября 1929 года он был назначен на должность первого заместителя ОГПУ. Поразительно, но он совершенно не помнил свою жизнь до этого дождливого октябрьского вечера, когда он вошел под мрачные своды массивного здания на Лубянке,2.

Конечно, он знал свою биографию, но абсолютно не помнил этапов ее прохождения. Пришлось изучать ее по бумагам, имевшимся в его двух личных делах — в ЦК партии и в ОГПУ.

Под соском на левой груди у него имелся продольный шрам, длиной семь сантиметров. Его происхождение было также загадкой для Ягоды. Но в автобиографии, написанной, несомненно, его рукой, при вступлении в апреле 1917 года в партию большевиков, было отмечено, что в 1905 году в баррикадных боях на Красной Пресне молодого Ягоду полоснул по груди шашкой царский казак. Существовала какая-то неуловимая связь между полной потерей в памяти большей части своей жизни и загадочным, изрядно надоевшим уже, сном.

— Вероятно, меня когда-то контузило, — решил однажды он, — отсюда и потеря памяти.

Но спрашивать об обстоятельствах возможной контузии не решился, что-то его удерживало….

Ягода нажал на кнопку внизу столешницы и отдал письмо, адресованное Сталину, вошедшему человеку со знаками различия старшего майора.

— Спецкурьером, секретной почтой, — распорядился он, хотя необходимости секретить проблему нищенства в Москве не было. Однако вся переписка вождя с НКВД по неписаному правилу шла только по секретной почте.

Нарком покрутил головой, скосив глаза на маршальскую звезду на петлице. Шея ныла с правой стороны и его немного знобило. Затылок наливался неприятной тяжестью.

— Надо поехать к Тимоше, — решил он. Тимошей ласково называли невестку знаменитого пролетарского писателя Максима Горького. Она была его любовницей и единственным в мире человеком, к которому он был искренне привязан. Тимоша, как две капли воды, походила на возлюбленную Афеллу того Енуриха Иегуды из бесконечно повторяющегося сна.

Непонятная дружба с Горьким, великим инженером человеческих душ, иногда тяготила его. Он чувствовал, что его интеллект несравним с умственными способностями писателя, но их обоих, отчего-то искренне тянуло друг к другу. Они постоянно вели оживленную личную переписку.

Ягода, благодаря своим возможностям знал о Горьком все, вплоть до его пристрастия вести личную жизнь на два и более фронтов. Алексей Максимович, в свою очередь, даже не подозревал о любовной связи своей невестки и всесильного главы НКВД. Как не знал об этом и сын писателя Макс (Максим), являвшийся законным супругом Тимоши.

— Итак, Он меня нашел, — мучительно размышлял Ягода, сидя на мягком сиденье большой черной машины без номерных знаков, которая везла его на съемную конспиративную квартиру, где уже ждала любвеобильная Тимоша.

Задача, поставленная посланцем человека с глазами стального оттенка, немало его, вначале, подивила. Отдать под суд с расстрельной статьей безвестного найденыша из Марьиной Рощи. Только и всего. Тут что-то было не то. Даже безнаказанно убить беззащитного, во всех отношениях, незнакомца было под силу любому оперативнику НКВД, любому рядовому милиционеру. Мысли скакали вразброс и никак не желали выстроиться логической цепочкой.

Еще три дня назад он был совершенно другим человеком. Визит представителя, загадочной неземной силы, являвшейся, регулярно, в его снах Демоном Смерти далекого иудейского предводителя восставших евреев Енуриха Иегуды, перевернул его жизнь, похоже, в третий раз. Бросившийся грудью на острие меча….

— Стоп….

Машина резко затормозила и наркома кинуло вперед.

— Это я не тебе, — без досады и гнева махнул он водителю.

Автомобиль мягко тронулся с места.

— Енурих Иегуда — Генрих Ягода, — вот откуда у него такие странные имя и фамилия, — и шрам… и потеря памяти….

Все стало на свои места. Все совпало и, в то же время, эти совпадения совершенно ничего не объяснили. Ягода верил в воздействие на окружающий мир иных мистических сил, но не до такой же степени. Затерявшаяся во тьме веков древняя Иудея и современная Москва — их ничто не могло связать.

Еще три дня назад….

Да, три дня назад он не ведал иной заботы, как служить вождю. Сегодня он являлся уже слугой двух господ.

В тот день с утра он разговаривал по прямой связи с товарищем Сталиным. Вождь интересовался, как выполняется его указание о разработке Томского, выведенного в 1930 году из состава Политбюро, после того, как он высказался против применения чрезвычайных мер при проведении коллективизации и индустриализации.

— Да, товарищ Сталин, — произнес он в телефонную трубку, — он по-прежнему стоит на позициях «правого уклона»….

В это время вошел заместитель Ягоды Фриновский, причем зашел без доклада, как этого всегда требовал пунктуальный нарком. Ягода не мог прервать разговор, чтобы сделать своему заместителю замечание. К тому же он подумал, что, вероятно, случилось нечто срочное.

— …. встречается он с Бухариным, Рыковым, Шаранговичем, Зеленским…, - глава НКВД обладал очень хорошей памятью и перечислил длинный ряд фамилий, не заглядывая в бумаги.

Фриновский, тем временем, подошел к столу и сел, и это взбесило Ягоду. Сам он стоял. Он всегда стоял, когда разговаривал по телефону со Сталиным. Его заместитель сел, даже не испросив разрешения, в то время, как начальник стоял — это было невиданным прямым нарушением субординации.

— … будет исполнено, товарищ Сталин, справка будет готова сегодня же. До свидания, товарищ Сталин.

Ягода положил трубку и оборотил свое грозное лицо к заместителю, собираясь устроить ему хорошую выволочку. Он уже открыл рот, но тот его опередил.

— Доброе утро, Генрих Григорьевич! Скажи дежурному офицеру, чтобы никого не впускал. Есть разговор, — деловито сказал он каким-то измененным хрипловатым голосом.