Джокер и Палач - Борис Иванов

— Ваш шеф, — пояснил Еноту Палач, — судя по всему, профессионал. И эмоции не собьют его с правильного пути. И, как профессионал, он сможет найти способ ознакомиться с бумагами Коннетабля Стрита. Возможно, это у него получится даже лучше и раньше, чем у Шаленого. А больше мне от него ничего и не надо. Я уверен, что смогу его убедить в том, что его интерес состоит в уничтожении такого опасного устройства, как Джокер.

— Вы собираетесь сами встретиться с ним? — поразился Енот.

— Почему вас это удивляет? — вопросом на вопрос ответил Палач. — Меня не так легко заманить в ловушку. Мои аргументы будут весьма убедительны. И наконец, если я даже буду пойман и лишен свободы для того, чтобы, скажем, изучить мое устройство, то я всегда могу саморазрушиться. Что, конечно, нежелательно с точки зрения выполнения мною моей задачи. Хотя цель-минимум будет достигнута. Вы будете уже предупреждены.

«Нет, в роботах всегда есть что-то героическое», — подумал Енот.

— Такое саморазрушение, — продолжил Палач, — может иметь весьма неприятные последствия для окружающих. Даже трагические, надо сказать, последствия. Поэтому вы поступите правильно, если объясните вашему шефу, что попытка обмануть меня или лишить меня свободы будет самой большой глупостью, которую он только способен совершить.

Енот почесал в затылке, пригладил волосы и откашлялся.

— Понимаете, — стал как можно доходчивее объяснять он, — мой шеф не сможет самостоятельно принять то решение, которого вы от него хотите. Его не погладят по головке за такую самодеятельность. Он просто обязан будет доложить о самом простейшем контакте с вами в более высокие инстанции. А высокие инстанции, скорее всего, захотят заполучить и Джокера, и вас в целях изучения... В лучшем случае — для переговоров. По крайней мере, очень сомнительно, что они дадут санкцию на сражения инопланетных роботов на планете, колонизированной людьми...

По всей видимости, такой ответ был заранее предусмотрен Палачом или его создателями.

— У вашего шефа есть два выхода из этой ситуации, — терпеливо парировал он слова господина Челлини. — Один — убедить свое руководство в том, что существует единственный вариант решения этой проблемы. Тот, с которым ознакомил вас я. Я готов предоставить для этого самые разнообразные средства. Я располагаю огромным массивом данных, которые способны убедить в моей правоте любое разумное существо.

— Бюрократия — это не разумное существо, — вздохнул Енот. — Это вообще не существо. Это механизм, который делает часто совсем не ту работу, которая от него требуется.

Палач улыбнулся.

— Ну вот, вы сами приходите к мысли о выходе номер два. Просто не надо вовлекать в игру столь несовершенный механизм. Ведь если вы заранее предположите, что рапорт «наверх» погубит все дело, это равносильно вредительству. Вашему шефу надо просто поступить как индивидуальное разумное существо, а не как шестеренка тупого механизма.

«Дожили, — подумал Енот. — Робот объясняет мне, человеку, что люди не должны быть шестеренками».

— То есть вы хотите сказать, — произнес он печально, — что мы должны никому «наверх» не сообщать о контактах с вами, да и о проблеме Джокера вообще?

— По крайней мере, — мягко произнес Палач, — вы можете подавать информацию наверх избирательно. Так, чтобы не оказаться связанными по рукам и ногам.

«Вот и вербуется та самая “пятая колонна”, — подумал Енот. — Надеюсь, что шеф не угодит в эту ловушку».

— Наш с вами разговор зашел в тупик, — устало констатировал он вслух. — Давайте остановимся на том, что я передам все то, что вы мне сказали, своему шефу. Дальнейшее будет зависеть только от него. Когда и где вы хотели бы назначить встречу с ним?

— Предоставляю этот выбор ему, — со всегдашним своим вежливым равнодушием ответил Палач. — Это должно быть место, исключающее присутствие посторонних. И исключающее всяческие ловушки. Вы можете просто связаться со мной по вашему мобильному блоку связи. Или по любому другому. Запомните номер. Иничего не записывайте:

Он продиктовал шесть цифр. Енот — повторил. И кисло улыбнулся.

— Вы, я вижу, обживаетесь здесь? — осведомился он. — Уже мобильником обзавелись...

— Я сам себе мобильник, — усмехнулся Палач.

— Какого черта он не трогает с места? — спросил толстяк. — Треплется со своим напарником. О чем, интересно?

Лопоухий зло зыркнул на него и, сказав в трубку: «Я понял вас, господин Себастьян, понял...», в бешенстве хватил трубкой о сиденье.

— Тебя, дурака, часто такие гениальные мысли посещают? — заорал он.

— К-какие? — недоуменно уставился на него толстяк.

— Да чтобы Мочильщик сам бы Челлини этим и занялся! Ты долго думал, пока до такого додумался?

Лопоухий, отдуваясь, откинулся на спинку сиденья.

— В общем, — угрюмо проговорил он, — меня Мочильщик полчаса крыл такими матюгами, — каких не за всякую жизнь и услышишь. В общем, в дерьме он нас обвалял. Из-за твоей гениальной идеи, кстати говоря. А под конец добавил, что если завтра же ковыряльника у него на руках не будет, то нам с каким-то Секачом дело иметь придется. Не знаю, кто это такой, но погонялово его мне совсем не понравилось...

— Ты не знаешь, кто такой Секач? — округлил глаза толстяк. — Ну ты даешь!

— Да, даю, а что такого?! — скривился лопоухий. — Я в Семи Городах без году неделя. Почему я должен каждую сволочь здесь знать? На кого он хоть похож, этот твой Секач?

Толстяк хохотнул:

— В глаза его не видел, но, судя по тому, что о нем рассказывают, на дьявола он похож. Он здесь большой босс. По части таких делишек, что нам с тобой и не снились. Ему такая мелочь, как Городская Стража, чисто по фигу. Он всю Ратушу в кармане держит. И крут немерено. Вот Чертушка — знаешь такого? — рассказывал, что его тогдашний босс... Как бишь его звали? Помню только, что погонялово у него было смешное такое — Болеро... Так вот, Болеро этот не совсем просек ситуацию и прикарманил денежки Секача, которые, однако, считал своими. Так вот тот — Секач, я имею в виду — просто его головой в толчок засунул и спускал воду, пока Болеро тот на хрен не захлебнулся. Вот так...

Лопоухий задумчиво пялился на своего более осведомленного в теневой стороне жизни Семи Городов партнера.

— Так я чего-то не въезжаю? — озадаченно вопросил он. — Кто под кем ходит? Секач под Мочильщиком или Мочильщик — под Секачом?

Толстяк призадумался. Почесал в затылке.

— А кой пес разницы? — наконец умозаключил он. — Какое, понимаешь, меню, какой выбор: Мочильщик нам пальцы и бошки поотрубает или Секач в сортире замочит?

Толстяк пошарил во внутреннем кармане своей бесформенной куртки, вытащил фляжку с дешевым, но достаточно крепким пойлом. Отхлебнул сам и протянул партнеру.

— В общем, — вздохнул он, — нам, раз так, деваться некуда. Просто завтра мы или на этом свете останемся, или на том окажемся. И вся недолга.

— Утешил! — ядовито отозвался лопоухий. — Тебе б только во храме проповедовать. Только вот мне и сегодня и завтра на этом свете желательно оставаться!

Толстяк развел руками.

— Так я ж против разве? Раз так, то... Смотри, вон из «лендровера» того, смотри, один тип вылезает. И тип этот — и не Челлини вовсе... Тот в кабине остался. За рулем...

— Кончай языком трепать! — оборвал его лопоухий, хватаясь за баранку. — Сейчас нам у типчика этого, у Челлини в смысле, с хвоста слезать нельзя никак! Или он за мечами сейчас двинет, или — не приведи господь — за подмогой...

Движок надсадно взвыл, и обшарпанная ворованная тачка вслед за «лендровером», записанным за Апостолосом Челлини, неторопливо втянулась в боковой переулок.

— Боже, это еще что за пара уродов? — недоуменно спросил Роман Плонски у своего напарника. — В этой истории постоянно прибавляется фигурантов неизвестно откуда! Этот Челлини прямо-таки притягивает к себе престранных типов!

Напарник флегматично пожал плечами:

— Я уже послал кадры с нашей камеры на опознание. Похоже, что это ребята из «залетных». Да и, судя по поведению, деревня. Вопрос в том, чего ради они...

Тихо зажурчал сигнал вызова на пульте передвижного пункта внешнего наблюдения.

— Слушаю вас, сэр! — отозвался Плонски.

— Присланный мною человек... — задумчиво осведомился сэр Байер, — он просмотрел вашу видеозапись?

— Да, — сообщил Плонски. — Там интересно... Я уже отправил вам примерную расшифровку. Через вторую систему.

На другом конце канала связи Страшный Коннетабль ткнул в клавиатуру и стал пробегать своим вечно скептическим взглядом всплывший из глубин экрана текст. Постепенно выражение его лица менялось. Становилось сосредоточенней и жестче.

— Ты прав, Роман, — наконец сказал он. — Это даже более интересно, чем ты думаешь. Впрочем, это, как говорится, не телефонный разговор. Будь осторожен. Я повторяю это — заметь. Я редко повторяюсь.