Не без вранья - Елена Колина

Лиля Эльзе (1968 год, Лиле 77 лет):

«…При Люд[миле] Влад[имировне] кто-то сказал, что видел меня в Большом и что я была прелестна и чудно одета — вся в серебре: — сапожки, костюм. Она позеленела от злости. Она была уверена, что со мной покончено, что я мокрое место. Буду теперь наряжаться, как елка. Элик, помоги мне в этом. Буду ходить на все премьеры. Мать вашу так-то…»

Лиля всегда была прелестна и чудно одета. Смогла без потерь переплыть в советскую жизнь из своего дореволюционного прошлого и жить в советской стране дамой в парижских нарядах и бриллиантах. С деньгами у нее были отношения легкие не только в смысле взять, но и дать, — из писем понятно, что она многим помогала. Также и с драгоценностями: она легко их получала и легко отдавала. Драгоценностей у Лили было много: ее мужья-любовники имели возможность ее баловать. Краснощеков был членом комиссии по изъятию церковных ценностей, Примаков подарил Лиле золотой портсигар, принадлежавший Кшесинской, на нем была дарственная надпись ее возлюбленного, Николая Второго. В старости Лиля легко дарила свои драгоценности, и не потому, что она уже стала старой. Лиля была щедрая, любила дарить, любила, когда ее любят. Ее и любили, а Людмилу нет. Но в борьбе за Маяковского временно победила Людмила.

Л. В. Маяковская Л. Брежневу (1971 год):

«Я категорически, принципиально возражаю против оставления каких-либо следов о поэте и моем брате в старом бриковском доме».

Лиля Эльзе (1970 год):

«…Людмила говорит: „Музей в Гендриковом надо стереть с лица земли!“ Совсем спятила старуха!»

Любимая сестра — Эльза.

Лиля Эльзе (1949 год):

«Дорогой мой Элик! Очень рада была твоему подробному письму. Как прошла премьера балета?..

Вместе с этим письмом шлю посылку с едой и IV и XII тома Маяковского. Полное собрание сочинений, наконец, закончено! В прошлой посылке были шпроты, белуга и осетрина… В этой: в мал[еньких] баночках — белуга, в тех, что побольше, — осетр[ина] и шпроты. Тянучек шлю 500 гр.».

Лиля Эльзе (1952 год):

«…Мы с Васей трудимся. Вася нашел удивительно интересные вещи для некоторых глав поэмы „Хорошо“ и сейчас пишет об этом. Я, в виде рассказиков, описываю менее понятные стихи Маяковского… И, таким образом, стихотворение становится простым и всем понятным. А у Володи ни одного слова нет, сказанного зря».

Лиля Эльзе (1952 год, Эльза переводит Маяковского — опять обе сестры связаны с Маяковским):

«Начало „Флейты“ — очень хорошо переведено, и все-таки абсолютно правильно, что ты не гонишься за рифмой… Маяковский больше похож на себя без рифмы, чем не со своей рифмой.

Володя был бы счастлив, что ты его переводишь. Во-первых, радовался бы, что ты такой молодец, а во-вторых, — очень он любил, когда им занимались».

Лиля Эльзе (1954 год):

«Элик, обязательно привези несколько номеров „Lettres“, в которых твоя статья о „Бане“ и на 1-й странице фото памятника Маяковскому. Памятник этот уже стоит в саду Музея и великолепен. Кроме того, прошу тебя, привези фарфор для пломбировки моего переднего зуба „силикат-цемент“ или „синтетик“ — одну коробочку, но непременно с приложением лака, которым покрывается пломба. Не знаю, что делать, — пломба не держится, и я то и дело бегаю к зубному врачу.

…И не забудь про „Lettres“ и пломбу».

Лиля и Эльза в садах старости

Лиля Эльзе (1970 год):

«О себе: я стала совсем плохо слышать, так что, если приедем, тебе будет беда и с Арагошей, и со мной… „Здорово, кума. На рынке была…“ и т. д.»

В 1970 году умер Лев Кулешов, это его жена Шура чуть не покончила с собой из-за романа мужа с Лилей. А ведь Лиля оказалась права — все пустяки, кроме человеческих отношений.

«Все эти дни прошли под знаком Кулешова. Два дня не решались пойти к нему. На третий мы с Васей попрощались с ним у него дома. Он совсем не изменился. Лежал, спал спокойно.

…На кладбище и на поминки не поехали — не хватило сил.

…Шура держится замечательно. 1 мая их золотая свадьба… Кулешов всю жизнь был верен ей, несмотря на свои романы. Она была для него незаменима. И он ни разу не предал ее. Вообще друг и товарищ он был верный. За несколько дней до смерти он проснулся ночью и закурил. Шура спросила его: „Почему ты куришь ночью?“ Он ответил: „Я думаю о Лиле“. Она: „Спи. Ведь сейчас у нее все хорошо, никто ее не обижает“. Он молчал и продолжал курить».

Лиля Эльзе (1970 год):

«…Мне вспомнилась наша ранняя молодость, моя влюбленность в Осю. Я весь день думала и вспоминала, и в результате вечером у меня был гипертонический криз с острой болью в сердце.

…„Вот, детка, какая картина“, как объявил по телефону один наш знакомый жене о смерти мужа. Ему поручили сделать это как можно осторожнее».

Лиля в восемьдесят лет носила фиолетовые лакированные сапожки, ленту в рыжей косе — как клоун, да, но живой клоун.

Лиля Эльзе (1970 год, Лиле 79 лет):

«А я опять на днях упала у себя в комнате — скользкая подошва и скользкий пол — совсем не ушиблась, но от испуга крикнула. Вася… выскочил из своей комнаты, совершенно зеленый от испуга, и хотя я убеждала его, что мне совсем не больно, у него дрожали руки, он сел на пол рядом со мной и, не переставая, целовал меня. Теперь я знаю, по крайней мере, что он меня любит».

ЧЕЛОВЕК, 13 ЛЕТ

Я люблю памятник Маяковскому! Какой же он красивый, красивый, красивый! И сильный, и мужественный, идеал мужчины! А она злая, злая, злая! Уходит от него, а он ей говорит: «Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг». Она уже совсем ушла, приняла лекарство и умерла, когда сама захотела. Как будто у нее была волшебная палочка, чтобы всеми распоряжаться, и даже своей смертью. Интересно… Она что же, особенная?

Памятник Маяковскому очень помпезный, Маяковский возвышается над Москвой, красивый и мужественный, первый поэт эпохи. Но это прежде была такая мода на памятники, а сейчас мода другая, более интимная, как будто поэт идет в толпе… можно было бы посадить его на скамейку в сквере или просто немного к памятнику добавить. У его подножия поставить две фигуры — женщину, изящную, большеглазую, с прелестным неправильным лицом, и мужчину, невысокого, в круглых очках. Пусть бы у него был намек на рожки, намек на его неоднозначную роль в жизни Маяковского, когда Маяковский еще не был памятником. Пусть бы они смотрели на Маяковского, подняв головы, или лучше просто стояли, как будто в толпе, — пусть бы они были всегда втроем.

Или все-таки тихого начитанного демона с неясной нравственной физиономией не надо?..

Но Лиля пусть будет обязательно. Лиля просила: «Не выдавай». «Не выдавай» что? Что она «сердце обокравшая, вымучившая душу»? Что она «отобрала сердце и пошла играть — как девочка мячиком»? Что она и сама уже не знала, кто ее Володя — отвергнутый любовник или каменный профиль на фасадах школ пятиэтажек, что все крутила, крутила калейдоскоп, всматриваясь в свое прошлое, пытаясь из страсти и легкомыслия сложить картинку «друзья и товарищи»?.. Она носила кольцо со словом «ЛЮБЛЮ», умудрилась перерисовать его жизнь, пренебрегала живым и любила после смерти, грозилась разрушить идеальный союз, — какая идеальная возлюбленная, какая красивая любовь!

Я тоже стою где-то там, в толпе, мне тринадцать лет. Я задаю себе детский завистливый вопрос, пытаюсь понять — какая она, неужели она особенная?! Но все это я думала о ней, а на самом деле о себе. В тринадцать лет интерес к другому — это страстный интерес к себе, страх, что ты хуже всех, надежда, что лучше. Как понять себя самого, ведь хочется, чтобы все выглядело красиво, да еще это искреннее «раньше я так думала, а теперь иначе…», и тогда уже ничего про себя не понимаешь, даже про себя. А совсем, до конца, понять другого человека, разве это возможно?.. Вот детка, какая картина.

Я не рассказываю читателям без специальной надобности, кто что сказал и где я это прочитала, — ни Лиля Брик, ни Маяковский, ни остальные, чьи слова приведены в книге, больше ничего нового не сказали, все цитаты давно и бессчетное количество раз опубликованы, и я цитировала по книгам, которые может прочитать каждый. В начале книги скрытое цитирование В. Шкловского, З. Паперного, Н. Пунина.

Что я читала про Лилю Брик и что советую прочитать, если захочется больше узнать о ней или о Маяковском, что практически одно и то же.

1. Василий В. Катанян «Лиля Брик. Жизнь». В. Катанян, пасынок Лили Брик, писал о Лиле любовно, восхищенно, строго соблюдая ее желание определенным образом представить свою жизнь, и такая преданность прекрасна.

Лиля и ее пасынок нарисовали идиллическую картину: Маяковский влюбился в Лилю в 1915 году, Лиля два года не отвечала на его любовь. У Эльзы с Маяковским не было связи, Эльза отдала его сестре, «подчинилась обстоятельствам». Лиля с 1916 года была «в разводе с Осипом Максимовичем», в 1918 году она, «проверив свое чувство к поэту», стала его женой и потом всегда была влюблена в его поэзию.