Походный барабан - Луис Ламур

Солдата, которого я сбил с ног, больше не было видно, но мне не надо было гадать, куда он делся. Соскочив с коня, я с мечом в руке ворвался в пещеру.

Сафия стояла, прижавшись к стене, с кинжалом в руке.

— Ты дурак, — говорила она. — Он тебя убьет!

— Может, и так, только сначала я с тобой позабавлюсь…

Он бросился к ней, и Сафия хлестнула его по лицу головней из костра. Он-то все внимание обратил на кинжал, а тлеющего сука, который она держала, опустив к полу, не заметил. От быстрого взмаха головня вспыхнула, и он отскочил.

Не моя вина, что он наткнулся прямо на острие моего меча, хотя, правда, я выставил его вперед — самую малость. Если уж человек решился умереть, то кто я такой, чтобы идти против судьбы?

— Удача была на нашей стороне, — заметил я.

— Да, — согласилась она. — Но и твое искусство тоже.

За это утреннее приключение мы были вознаграждены. У нас теперь появилось ещё три лошади, три шлема, две кольчуги с нагрудником, кинжалы, мечи и некоторая другая амуниция. Денег у них оказалось всего четыре динара, но у нас хватало своих. Однако пора было отправляться в путь.

В течение долгих дней, проведенных в пещере, Сафия обучала меня персидскому языку — в дополнение к тому немногому, что я уже знал, — а также начаткам хинди.

Стало мне кое-что известно и о её прошлом. Родилась она в Басре от эмира и рабыни, получила прекрасное образование и была просватана за бенгальского принца. Его ранняя смерть оставила её одинокой, но позднее в Багдаде Сафия вышла замуж за потомка старинной династии Аббасидов и участвовала в заговоре, который должен был возвести её мужа на престол Кордовского халифата. Не преуспев в этом, она стала шпионкой и продавала сведения любому, кто мог заплатить.

Прошло уже четыре месяца после нашего бегства из Кордовы, и хотя тело её было изнурено долгой болезнью, она теперь могла ездить верхом. Но подошвы ног оставались настолько чувствительными, что пройти пешком ей удавалось всего несколько шагов.

Купаясь в пруду или шаря в развалинах Акимовой усадьбы, я часто раздумывал, как сталось с Шаразой. Где она сейчас? Все ли у неё благополучно?..

Снова надев потрепанные доспехи наемника, но вооруженный лучше, чем прежде, я повел наш маленький караван обратно к дороге; но, добравшись до нее, мы свернули в противоположную от Кордовы сторону.

— Есть в Константинополе один человек, — сказала как-то Сафия, — который может знать, что с твоим отцом. Его-то тебе и следует отыскать.

Мы продали захваченных коней, а также доспехи и оружие. Тех четырех лошадей, которых она достала с самого начала, мы сохранили, не найдя им достойной замены.

Еще в Кордове Сафия отдала мне на сохранение свои драгоценности, и я не забыл захватить их с собой, однако мы надеялись, что трогать их не придется. От пребывания на чистом воздухе щеки её порозовели, из глаз исчезло мертвое, тусклое выражение.

За Толедо мы нагнали группу путников и присоединились к ним. В ближайшие дни, когда выберемся за пределы территории, контролируемой мусульманами, опасность будет постоянно возрастать. Впрочем, теперь и на мусульманских землях, после распада халифата на множество мелких княжеств — «тайфа» — появились разбойники.

А в Сарагосе нам встретился Руперт фон Гильдерштерн, человек-гора; он был по крайней мере на два дюйма выше меня и на много фунтов тяжелее. Его большое лицо, длинное и широкое, было украшено здоровенным крючковатым носом и двойным подбородком. Огромный, он выглядел изрядно толстым, но уж никак не дряблым, и, несмотря на свою массивность, двигался легко и ловко. Говорил он тоном оракула и держался с властной осанкой божества.

Вот как это вышло. Добравшись до придорожной гостиницы, мы обнаружили, что весь двор полон вьючных лошадей и мулов. Сбоку, широко расставив ноги, стоял человек, подобного которому мне ни разу не приходилось видеть, и командовал:

— Снимай вьюки! Проверьте каждый свою скотину, нет ли ссадин, ран или потертостей. У нас не будет ни одного животного, неспособного нести поклажу!

Он не обратил внимания на наш приезд, даже не взглянул. Продолжал строго и четко:

— Проверьте поджилки, посмотрите, нет ли в копытах застрявших камней. Расчешите шерсть на спинах — комок сбившейся шерсти может вызвать потертость. Никто не займется собой, пока не позаботится о своем животном!

Очевидно, мы наткнулись на купеческий караван, а этот великан был «гансграфом», или начальником каравана.

Такие караваны вели торговлю по всей Европе, передвигаясь по старым торговым путям, установившимся с глубокой древности, задолго до римских времен. Некоторые следовали по древнему Янтарному пути от Балтики к Средиземному морю; по этой дороге доставляли янтарь египетским фараонам, самому Соломону Мудрому и Хираму Тирскому.

Эти компании купцов, связанных между собой клятвой взаимной верности, были хорошо вооружены и готовы противостоять нападениям разбойников и «раубриттеров» — рыцарей-грабителей: некоторые бароны налетали на дороги в надежде ограбить торговый караван. Многие замки служили местами сбора и наблюдательными пунктами для таких шаек.

Караван этого гансграфа, принадлежавший Белой Торговой Компании, был богатым, и я сразу сообразил, что он может оказаться нашим спасением. Наш путь вел на восток через горные перевалы, где путников подстерегала опасность, но с таким караваном мы могли бы путешествовать без тревог.

Выбрав свободный уголок, я расседлал лошадей и привел их в порядок, и ни один конь во дворе не мог сравниться с нашими.

За работой я несколько раз заметил, что гансграф смотрит на меня или переводит взгляд на Сафию, стоящую поблизости. Позаботившись о лошадях, я собрал оружие и вошел в гостиницу.

С десяток человек сидели у стола, ели и пили; некоторые были уже изрядно пьяны. Когда вошла Сафия, они уставились на нее, а один громко произнес на франкском языке оскорбительную фразу, которую моя спутница, к счастью, не поняла.

Перегнувшись через стол, я схватил негодяя за бороду — в мусульманских странах это самое страшное оскорбление — и через стол подтащил его поближе к себе. Сгреб с блюда пригоршню жира и сала, дернул бороду вниз и сунул ему все в открытую пасть.

— Заткни свою вонючую помойку, — сказал я, — не то в следующий раз у тебя в глотке застрянет целый баран.

Вытер жирную руку о грудь его рубашки, отпустил бороду и сильно толкнул пьянчугу, так что он опрокинулся через скамейку, задыхаясь и тужась, как при рвоте.

Двое других, раскрасневшиеся от выпитого, стали было подниматься на ноги.

— С госпожой, — сообщил я им, — надлежит обращаться как с госпожой. А если попробуете полезть ко мне, расколю вам черепа, как дыни.