Закаспий; Каспий; Ашхабад; Фунтиков; Красноводск; 26 бакинских комиссаров - Валентин Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Товарищи рабочие, я приговорен военным штабом к расстрелу. Через несколько часов меня уже не станет, меня расстреляют...» Он писал, сомкнув губы, и все время бросал взгляд на окно, сознавая, как быстро угасает день и подбирается ночь... «Никогда в истории не обманывали так ловко и нагло рабочий класс. Не имея сил разбить рабочий класс в открытом и честном бою, враги рабочего класса стараются приобщить к этому делу самих же рабочих. Вам говорят, что они борются с отдельными личностями, а не с Советами. Наглая ложь! Не верьте, вас преступно обманывают. Наружу вылезли все подонки общества..." Луч солнца скользнул по потолку вагона и наступил полумрак. Полторацкий удрученно вздохнул. «Надо же, село солнце... закатилось». Он прошелся по вагону, шурша соломой, и привлек внимание часового:
- Эй ты, арестант, а ну-ка, сядь! - послышался недовольный голос.
Комиссар подставил ящик, залез на него и, взявшись за решетку, попросил:
- Слушай, парень, сослужи последнюю службу. Дай спички - свечу зажгу, а то в темноте сидеть невозможно.
Часовой помолчал немного, видно, задумался - дать или не надо, и бросил вверх коробок:
- На, держи! Только, смотри, вагон не запали - сгоришь. Лучше уж от пули - от нее смерть легче.
Полторацкий зажег свечу - вагон осветился тусклым светом, но писать можно. Вновь он сел на солому и торопливо продолжил свое письмо:
«Товарищи рабочие! Пока оружие в ваших руках, вы - сила. В ваших руках аппарат передвижения, в ваших руках вся жизнь города, и вам только лишь необходимо сознание и организованность. Не давайте себя в руки контрреволюции, ибо тогда будет слишком трудно, и опять потребуется много жертв. Берите пример с оренбуржцев - они уже два месяца бастуют, не давая ни одного паровоза, ни одного человека для преступного кошмарного дела. Смело, дружными рядами вставайте на защиту Красного знамени! Дайте решительный отпор наемникам империализма! Заклеймите всех, губящих революцию!.. Ну, товарищи, кажется, все, что нужно сказать, я сказал. Надеясь на вас, я спокойно и навсегда ухожу от вас, да не сам, меня уводят.
Приговоренный к расстрелу П. Полторацкий - типографский рабочий».
Дописав письмо, он прочитал его и приписал: «21 июля 12 ч. ночи 1918 года».
Боевики пришли за ним примерно через час - во втором часу ночи. Загремел засов, распахнулись двери.
- Выходи, комиссар, пойдем прогуляемся! - нагло, с циничной усмешкой крикнул Герман.
- Слезай, слезай, чего там, - поторапливая, потянул Полторацкого за руку Макака. - Спать, небось, лег, сердечный. Пойдем, на том свете отоспишься... Тут и друга для тебя мы сыскали - вдвоем не скучно будет. К тому же - чекист охранять твой сон будет.
Полторацкого поставили рядом с Каллениченко, толкнули сзади прикладами:
- Айда, родимые!
С боевиками вместе, позади комиссара и председателя Мервской ЧК, шагали полковник Наибов и граф Доррер. Шли по шпалам, через мост, на окраину, к печам кирпичного завода. Остановив приговоренных у канавы, отошли шагов на десять.
- Ну, комиссар, не поминай меня на том свете лихом, - сказал с деланной скорбью Доррер. - Кровь оплачивается кровью. Ты расстрелял моего брата, я расстреливаю тебя, - все логично.
- Врешь, подонок! - громко выкрикнул Полторацкий. - Твой брат расстрелян революционным трибуналом как злейший враг пролетарской революции. И я погибаю не за паршивого графа, жизнь которого не стоит и плевка. Я погибаю за революцию! Да здравствует Советская власть!..
Грянул залп - гулко и протяжно раскатилось в пустынной ночи эхо.
II
Вечером 22 июля, после восьмичасового переезда, главарь эсеровских банд возвратился в Асхабад. Мрачный после совершенного злодейства и выпитой самогонки, он закрылся в своем председательском кабинете, вызвав к себе коменданта города Худоложкина.
- Как себя чувствуют наши пленники - не подохли в подвале?
- Ну что вы, Федор Андрианыч, они там как в музее.
- Причем тут музей?
- А притом, что доступ к ним в подвал открыт для всех. Люди приходят - смотрят на них, как на диковинку. Батюшку Тимофея впустили к комиссарам, так он, как старый кочет, налетел на Житникова - ногами принялся топтать, все лицо комиссару исцарапал. Кое-как оттащили. Теперь его в подвал часовые не пускают, но он приноровился - подойдет к разбитому окну и начинает плевать в комиссаров.
- У батюшки злость святая, - Фунтиков ухмыльнулся. - От бога злость. Кормили хоть комиссаров, пока меня не было? А то ведь могли и с голоду помереть.
- Да как вам сказать, Федор Андрианыч. - Худоложкин злорадно заулыбался. - Пайка на них казенного не выписали - самим хлеба не хватает. Пришлось разрешить передачки. К Житникову женка с детишками ходит. Сядут у окна и плачут. А этот асмадей все успокаивает их: «Ничего, мол, плохого не случится, Маша, ступай домой».
- Случится, - ухмыльнулся Фунтиков. - Недолго им осталось тешиться. Вызвал я тебя, Худоложкин, как раз затем, чтобы сейчас же ты обтяпал два дельца. Сначала поезжай в аул, разыщи Ораз Сердара, скажи ему, что Фунтиков просит на время десять туркменских халатов и десять тельпеков. Достанешь туркменскую одежду - сложи ее в мешок и отнеси ко мне в штабной вагон - летучка стоит около вокзала. Потом подбери наиболее надежных людей, снабди их лопатами и поезжай за станцию Аннау - могилы для комиссаров рыть. Всех девятерых расшлепаем. Для порядка сочини обвинение. После полуночи опять придешь ко мне - я буду здесь. Отдохнуть надо малость - устал, не выспался. Вчера пришлось повозиться с двумя комиссарами в Мерве. Быстрее надо со всеми большевиками разделаться, чтобы перед англичанами не было стыдно...
В час ночи асхабадских комиссаров вывели из подвала и посадили в товарный вагон, прицепленный к летучке. Отправляясь на смерть, они еще надеялись на лучшее. Ведь не было ни следствия, ни суда. Житникова арестовали в поезде, когда он возвращался из Мерва. Телия был схвачен тоже в поезде - на обратном пути из Красноводска в Асхабад. Розанову, когда эсеры штурмовали здание Совнаркома и кипел неравный бой на Гимназической площади, удалось бежать и выбраться за город. Он прошел, прячась от людских глаз, целую сотню верст, и на одной из станций попросил машиниста, чтобы подвез его до Мерва. Машинист согласился, но тотчас, отлучившись, сообщил по телефону в Асхабад о том, что у него комиссар Розанов. Тут же его схватили. Батминов дрался до последнего патрона, но окруженный эсерами на асхабадской «Горке», возле гостиницы «Гранд-Отель», сдался. До этого Василий Михайлович, покидая под натиском боевиков, здание горсовета, успел сжечь весь советский архив, чтобы не попал он в руки врагов. Попал в плен командир армянской дружины Петросов. Прежде чем бросить его в подвал, эсеры припомнили ему случай, когда он, увидев, как они вытаскивают из арсенала оружие, сообщил об этом военкому Копылову. Наивно и чересчур доверчиво повел себя военный комиссар Молибожко, когда слез с поезда и узнал о мятеже. Он бросился в депо, чтобы удержать железнодорожников от крайностей, но тут же был схвачен боевиками. Из Оренбурга в Астрахань кружным путем, через Туркестан, пробирались большевики Колостов и Смелянский, и оказались в одном подвале с асхабадскими комиссарами. Из Баку в Ташкент ехал по делам типографский рабочий, большевик Хренов, и тоже был арестован белогвардейцами... Все они надеялись на то, что их перевозят в тюрьму какого-либо другого города, и на лицах их был немой вопрос: «Куда?»
Но путь оказался недолгим - проехали всего десять верст. И как только остановился летучий поезд, сразу же распахнулись двери вагона. Ночь была черна, вокруг ни зги. Только тусклый фонарь над головой Фунтикова - держал его на вытянутой руке Макака. Все боевики были в туркменских халатах и тельпеках, в руках винтовки. Один лишь Фунтиков в сером костюме, при галстуке, со списком в руках.
- Колостов, Смелянский, выходите, вы в списке первые.
Эсеры, толкая прикладами, подогнали названных к вырытым ямам, тут же прогремел ружейный залп.
- Фунтиков, опомнись! Ты в кого стреляешь? - с болью и возмущением выкрикнул Житников. - Ты расстреливаешь Советскую власть!
- Я выполняю решение стачечного комитета, - Фунтиков бросил злобный взгляд на стоявших рядом Молибожко, Телия и Батминова. - Ведите к яме этих!
- История не простит тебе, белогвардейская сволочь!..
Грянул залп - и голос Батминова эхом унесся и потерялся в ночи.
Следующими по списку палач вызвал Петросова и Хренова. Он намеренно решил расстрелять Житникова последним. Он наслаждался, глядя искоса на освещенного желтым светом фонаря Житникова, надеясь увидеть на его лице страх, унижение, мольбу о пощаде.
- Николай Розанов, ваша-с очередь. - Фунтиков подчеркнуто любезно обратился к комиссару финансов. Тот, неловко скосив шею, улыбнулся:
- Вы ошибаетесь в своих действиях, господин Фунтиков. Мы не заслуживаем подобного решения, и вы, пожалуй, поплатитесь за свои действия слишком дорого.
