Судьба No. 5 - Татьяна Корсакова

Даша поняла, что Клим не шутит и не собирается начинать все с белого листа. Он очень постарался, чтобы она, наконец, это усвоила. Ей пришлось нелегко. Бедная девочка, с детства привыкшая считать себя королевой и не считаться с чувствами других людей! Она справится, она сильная и умная, она сумеет взять себя в руки. Рано или поздно…

В Москву Панкратов вернулся ближе к вечеру, передал притихшую Дашу с рук на руки Виктору, получил от друга нагоняй за безответственное поведение, а потом поехал к себе и завалился спать. Выспаться так и не удалось: ближе к девяти вечера позвонил Вильгельм Лойе, он же Виталик.

— Привет! — Его голос звучал на удивление бодро для человека, едва не сгоревшего заживо и вдобавок потерявшего свою самую первую в жизни коллекцию. — Не помешал?

Очень хотелось сказать этому неунывающему мальчишке правду. Сказать, что помешал, да еще как помешал, и послать его куда подальше, туда, откуда он не смог бы звонить и надоедать… Клим удержался, неимоверным усилием воли разлепил глаза, подавил зевок. Это ведь не просто неунывающий мальчишка. Благодаря этому мальчишке у него еще есть возможность спать и, уж если на то пошло, злиться.

— Привет, Виталик! Как дела?

— Дела — как сажа бела! — В трубке послышался жизнеутверждающий смех.

— Ясно. — Клим все-таки не удержался, зевнул.

— Но я не поэтому тебе звоню. Мы же собирались поужинать, помнишь?

Ничего Клим не помнил. Из-за разборок со своими женщинами он забыл все на свете, в том числе и о данном Виталику обещании.

— Забыл! — Мальчишка правильно понял его молчание. — Не беда! После такого простительно, но предложение остается в силе. Приглашаю вас еще раз.

— Кого это вас?

— Тебя и Алису.

Клим посмотрел на часы, еще раз зевнул:

— Может, лучше завтра?

— Хорошо, завтра так завтра. Давайте в восемь вечера, в «Тоске зеленой». Знаешь это местечко?

Клим задумался, что-то такое вертелось в голове… Все, вспомнил. Он был в «Тоске» пару месяцев назад на презентации какой-то компьютерной игры. Странное место, с чудаковатым хозяином и готическим антуражем. Госпожа Волкова, с ее замашками черной вдовы, будет смотреться там вполне органично, особенно если наденет «кожу». Кстати, о госпоже Волковой…

— Я не против, но, боюсь, Алиса не согласится. У нас с ней возникли некоторые… э… разногласия.

— Ничего страшного, — оптимистично заявил Виталик. — Лично у меня с Алисой нет никаких разногласий. Я вообще чувствую, что мы с ней — родственные души.

Клим поморщился, спросил резко:

— И какого рода это ваше родство?

— Вообще-то, родство — среднего рода. — Виталик засмеялся. — А у нас с ней родство на почве творчества и обоюдной симпатии. А что?

— Ничего, ты просто с обоюдной симпатией, смотри, полегче.

— А что так? — Виталик, кажется, совсем не испугался. — У меня и к тебе симпатия. Знаешь, как у Попандопуло: «И шо я в тебя такой влюбленный?!»

— А ты влюбленный? — после продолжительного молчания уточнил Клим.

— С ума сойти! — В трубке послышался тяжелый вздох. — Вот ты мне скажи: все банкиры такие подозрительные или ты один такой уникум?

Пришла очередь Клима смеяться. Вильгельм Лойе, он же Виталик, с каждой минутой нравился ему все больше. Пожалуй, он с ним даже подружился бы, несмотря на разницу в возрасте, взглядах на жизнь и… госпожу Волкову.

— Ладно, Виталик, влюбленный так влюбленный, — сказал он, отсмеявшись. — Только предупреждаю сразу: у меня нет телефона Алисы.

— Невелика беда, позвоню ей в офис, ты, главное, не забудь, что завтра в восемь часов я жду тебя в «Тоске». — В трубке послышались гудки отбоя.

Панкратов усмехнулся, мысленно поблагодарил Виталика за инициативность. Теперь у Клима, может быть, появится возможность поговорить с Алисой, так сказать, на нейтральной территории. Конечно, он не станет извиняться за утренний инцидент и уж тем более за ночные безумства, просто прозондирует почву, попытается понять, как она относится к произошедшему. Если, конечно, ему удастся это понять. Это же не женщина, это сфинкс египетский, с ней без ста граммов не разберешься…

Спать расхотелось окончательно, Клим вышел на балкон, закурил. В городе было плохо, намного хуже, чем на даче: и воздух не тот, и атмосфера, и вообще шумно. Если бы не жизненная необходимость ровно в восемь быть на рабочем месте и не извечные московские пробки, он бы уже давным-давно переселился за город, поближе к природе. Ничего, когда все это закончится, он обязательно выкроит пару дней отпуска и смотается на рыбалку. Нет лучшего способа восстановить утраченную душевную гармонию, чем рыбалка.

Стоп. А что Клим подразумевает под «всем этим»? Окончания чего ждет с таким нетерпением? В бизнесе вроде бы и так все стабильно, с англичанами полный порядок. И с Дашей вроде он уже окончательно разобрался. Все, он — свободный мужчина, может отправляться на рыбалку хоть завтра. Нет, завтра не получится, завтра он ужинает с Виталиком и, может быть, с Алисой.

Клим промаялся до полуночи, все никак не мог уснуть, курил сигарету за сигаретой, смотрел новости. Среди погибших в «Блиндаже» оказалось очень много известных людей: модный критик, светский обозреватель, редактор гламурного журнала, подающая надежды теннисистка и дочка нефтяного магната. О последней журналисты убивались сильнее всего, а безутешный отец грозился сровнять с землей пол-Москвы, если прокуратура не отыщет виновных. Клим его понимал, он бы и сам сровнял с землей пол-Москвы, если бы такое несчастье случилось с кем-нибудь из его близких. Впрочем, ему подобные душевные терзания не грозят: родителей больше нет, любимой женщины тоже нет, детьми не обзавелся. Почти полжизни за спиной, а у него ничего нет… Что за мысли такие упаднические? Может, это предвестники грядущей старости? В общем, уснуть Климу удалось не скоро. Лучше бы он вообще не засыпал…

Летучая мышь была огромной, в половину человеческого роста. А еще она была страшно худой — кожа да кости. Летучая мышь долго смотрела на него глазами-пуговицами, а потом сказала человеческим голосом:

— Ты потерял, тебе и искать.

Где-то он уже слышал этот голос, хриплый, насмешливый. Даже во сне Клим силился вспомнить, но так и не вспомнил, отмахнулся раздраженно, прогоняя монстра-переростка прочь. Летучая мышь зашипела, взмахнула перепончатыми крыльями, обдала лицо жаром и запахом… сигаретного дыма, сказала грустно:

— Курить хочу…

Он проснулся в холодном поту, провел ладонями по лицу, нашарил на прикроватной тумбочке пачку сигарет. Ему тоже хотелось курить, как давешней кошмарной летучей мыши. И приснится же такая мерзость…