Обрученные судьбой - Марина Струк

Все громче шумели разгоряченные спиртным ляхи, кричали, смеялись во весь голос, мешая Ксении отгородиться мысленно от всего происходящего за стенами ее возка. Она завидовала Марфе, что все же уснула под этот шум, завернувшись в душегрею чуть ли не с головой. Сама же она так и не смогла забыть о том, что может твориться там, у костра.

Ксения стала читать молитвы, едва слышно, но первый же женский крик, донесшийся до нее, заставил ее сбиться. За ним последовал второй, еще более протяжный, более похожий на стон, и Ксении пришлось заткнуть уши ладонями, быстрее зашептать слова, пытаясь отогнать от себя худые мысли. Но потом вдруг перед ее глазами встала та девочка с льняными волосами и высокими скулами, надежда в ее глазенках, устремленная к Ксении мольба о помощи.

И Ксения вдруг, сама не понимая, что творит, распахнула дверцу возка, спрыгнула наземь, едва не падая, запутавшись в подоле рубахи. Она должна помочь ей! Надо попросить Владислава, он не откажет, мелькнуло в голове. Более мыслей не было в голове, кроме этих, настойчиво пульсирующих в уме. Она даже забыла в охватившем ее мороке накинуть на себя летник, которым укрывалась на ночь. Так и пошла к горевшему яркой точкой вдали костру в рубахе и повойнике, переступив через спавшего на земле Ежи. Все ближе и ближе к огню, будто он манил ее своим ярким слепящим глаза светом, пробивавшимся сквозь неплотную стену ляхов, сидевших или стоявших подле него.

Ксения подходила все ближе и ближе, завороженная неясным гулом голосов ляхов, их смехом. Потом снова раздался женский стон, а после дружный взрыв хохота — пробившись сквозь обступивших огонь мужчин, из круга у костра вырывалась женская фигура в развевающихся на плечах остатках рубахи, порванной сильной рукой. Никто из стоявших не остановил ее, только отпустили несколько похабных шуток вслед, и лишь пара ляхов помчалась за убегающей женщиной под громкое улюлюканье.

Ксения остановилась резко, будто наткнувшись на невидимую стену, при виде этой странной картины, а также того, что открылось ей в образовавшийся просвет между стоящими: чей-то голый зад, мерно двигающийся, и голые тонкие ноги по бокам, все в синяках и ссадинах. Убегавшая меж тем медленно приближалась к ней, едва уворачиваясь от протянутых к ней рук ее преследователей.

— Умоляю! Ради Христа! Умоляю, я тяжела! — кричала женщина, задыхаясь от бега.

Но ее все же нагнали, повалили на землю, сбив с ног одним сильным толчком в спину. Женщина завыла, когда на нее навалился, гогоча один из догонявших ее ляхов, а потом вдруг подняла голову и плюнула прямо в лицо насильнику. Тот недолго думая размахнулся и ударил ее кулаком в лицо. С силой, с широким замахом. Голова женщины упала в траву, глухо стукнувшись о твердую землю.

Ксения открыла рот, чтобы завизжать в голос. Только это она и могла сделать, оцепенев от ужаса при виде насилия, что творилось буквально в десятке шагов от нее. Но ее рот тут же был зажат сильной ладонью, гася вопль ужаса и боли в зародыше, а после ее куда-то потащили в сторону, обхватывая ее за талию.

— Закрой глаза! — приказал откуда-то сверху голос Владислава, и она подчинилась ему, опуская веки, отгораживаясь от того, что увидела. Но теперь в голове снова возникла та девочка, и Ксения глухо застонала в ладонь, зажимающую ей рот, забилась в истерике в сильных руках Владислава. Он не смог удержать ее одной рукой, оступился на одной из неровностей среди травы, и они упали со всего размаха наземь. Он не смог предотвратить падение, зато повернулся так, чтобы она упала на него, больно вдавив его при этом своим телом в землю, заставляя почувствовать сквозь тонкую ткань рубахи каждый камешек, каждую веточку.

Ксения сумела сбросить его ладонь, но кричать не стала, только глухо простонала, будто каждое слово боль причиняло ей:

— Прошу тебя! Прошу, останови это!

Но Владислав только прижал ее голову к своей груди, чувствуя, как быстро становится мокрой рубаха от ее горячих слез, что текли непрерывно из ее глаз, покачал головой.

— Не проси, не могу я этого сделать, не проси!

— Там одна девочка… еще ребенок… прошу тебя, — умоляла она его, буквально захлебываясь слезами, но он снова и снова качал головой, отказывая ей. И тогда она громко завыла, ударив его в грудь сначала раз, потом другой, и ему пришлось снова закрыть ей ладонью рот, поймать в плен кисти ее рук.

Они еще долго лежали в траве, переплетясь ногами и руками в каком-то странном захвате. Владислав прижимал ее к себе, не давая даже головы поднять со своего плеча, стараясь успокоить тихим шепотом, уговаривая ее не думать, позабыть о том, что видела. Уже давно смолкли голоса в лагере, стих мужской хохот, только перекликались сторожевые на постах, да иногда раздавалось ржание лошадей. Только когда стало светлеть, Ксения отстранилась от Владислава, поднялась с травы, путаясь в длинном подоле и в рукавах, но от его помощи отказалась, не желая, чтобы он касался ее, отводя взгляд, чтобы не увидел ее распухшего от слез лица. Он не стал настаивать, только снял с плеч жупан и накинул ей на плечи, чтобы никто не увидел абрис ее тела сквозь полутонкую ткань ее рубахи.

Ксения шла к возку будто пьяная, шатаясь, спотыкаясь о подол рубахи. Голова нещадно болела от слез, что были пролиты этой ночью, но она постаралась забыть об этой боли. Нынче же днем она соберет все свои серьги и кольца, что были при ней, отдаст их Милошевскому, чтобы забрать у него хотя бы ту девочку, что так молила ее давеча днем о помощи.

А потом она увидела ее в траве — тонкие запястья, белые льняные волосы. Метнулась к ней прежде, чем ее успел остановить Владислав, шедший позади нее, едва не растянувшись возле одного из воинов, что спал тут же рядом с этой девочкой. Она заберет ее сейчас же, решила Ксения. И пусть что угодно говорит лях, она заберет ее.

Ксения тронула девочку за плечо, пытаясь разбудить. Льняная голова качнулась, и девочка повернулась к ней лицом, уставилась на Ксению широко распахнутыми глазами. Уже навсегда застывшими, ибо холопка была мертва.

Ксения сначала не поняла, что с этой девочкой, почему та, не моргая, смотрит на нее так пристально, только отметила, что рванье, оставшееся от нательной рубахи, ниже талии все бурое от уже запекшейся крови. А потом, когда обжигающее разум осознание проникло в голову, отшатнулась назад, падая в мокрую от росы траву, поползла назад, медленно перебирая руками, не в силах отвести взгляда от этих широко распахнутых глаз. Так она и ползла, пока ее не поднял с травы Владислав на руки, и она не спрятала лицо у него на плече, прижимаясь к его телу, будто в надежде раствориться в его тепле, забыть о прошедшей ночи и о мертвых глазах, как ей казалось, глядящих с укоризной и упреком.