Ущелье смерти - Юрий Бахорин

Гана пила вино маленькими глоточками, но не потому, что привыкла смаковать напитки. Просто боялась, что бокал опустеет слишком быстро. В Яме в основном употребляли перекисшее пиво, от которого живот раздувался и немилосердно болел.

Наверное, если бы не Зарус, они уже обменялись бы первыми впечатлениями, но сейчас все предпочитали молчать. Наконец раздался стук в дверь и Саиб, сообщил, что обед готов. Дверь отворилась, толстяк внес посуду и расставил ее на столе.

Вскоре появилась и Гюли. Ей пришлось-таки побегать.

На столе друг за дружкой появились большая супница с черепаховой похлебкой, печенная на вертеле кабанья нога, фаршированный черносливом фазан, отваренные в меду цыплята, маринованный в вине фаршированный свининой заяц, запеченный в тесте сом и многое другое.

Гана смотрела на все это великолепие и, чтобы не казаться остальным полной дурой, все глубже опускала свой маленький носик в бокал, в котором почти не осталось вина. На голод она не могла пожаловаться. Питались в Яме сытно, но однообразно. Как правило, животное или птицу обдирали, потрошили, солили, насаживали на вертел и подвешивали над огнем — просто и быстро. Из жидких блюд она пробовала только бобовую похлебку.

— С твоего позволения,— обратился Саиб к Соне, в последний раз окинув стол придирчивым взглядом и убедившись, что ничего не забыл,— я зайду попозже.

Он пятился, кланяясь, пока не вышел за дверь, которая тут же закрылась за ним. Послышались удаляющиеся шаги, и все стихло.

— Довольно,— заявила Соня и первой уселась за стол.— Не знаю, как вы, а у меня больше сил нет терпеть.

Ее друзья не заставили себя долго упрашивать, тем более что разговор все равно не клеился. Наверное, сказывалось то, что даже Соня знала Заруса не так уж хорошо, а сдержанный Север вообще предпочитал молчать. По крайней мере, пока обсуждалась страшная жара, все лето простоявшая в Шадизаре. Но как только заговорили о судьбе исчезнувших спутников его подруги, неожиданно вмешался.

— Пути наши разошлись в начале лета,— опередив ее, уклончиво ответил он.— Но я знаю, что Альво с Сурханом осели на севере Немедии.

Услышав это, Соня едва не вцепилась в него, но в последний миг сдержалась, решив отложить месть на более позднее время.

— Вот как! — поднял бровь Зарус.— А в Шадизаре ходили упорные слухи о том, что все вы погибли.

— Интересно,— нахмурилась девушка.— Кто их распространял?

— А Бел его знает…— пожимая плечами, равнодушно ответил Зарус.— Во всяком случае, не я и уж никак не молчун Золо.

Аргосец не слишком задержался наверху. Узнав, что хотел, он встал, заметив на прощание, что нет ничего неприятнее назойливого гостя, и спустился вниз.

— И что это значит? — поджав губы и испепеляя Севера взглядом, тихо, но твердо спросила девушка, когда шаги гостя затихли в коридоре.

— Ты о чем? — оторвавшись от жаркого, поинтересовался он.

— Об Альво и Сурхане,— сказала она еще тише, так что Гана, почувствовав, что тучи сгущаются, растерянно заморгала, недоуменно поглядывая на свою подругу.— Ты знал, что они живы, и ни словом не обмолвился мне!

— Но ведь об этом рассказал Хэлдир в ту ночь, что мы провели за Вратами Черепа.— Вожак недоуменно пожал плечами и добавил, извиняясь: — Я думал, ты слышала.

Соня нахмурилась. Непонятно почему, но она не сомневалась, что он увильнул от ответа, хоть и сказал правду. В самом деле, она ведь вполне могла и не спать, а значит, слышать их разговор от начала и до конца. «Скользкий, как комок речного ила!» — опять подумала она. Наверняка опасался, что ей приспичит завернуть в Ханумар повидаться с друзьями! Как только эта простая мысль пришла ей в голову, она успокоилась.

— А теперь объясни-ка и ты мне кое-что,— выждав несколько мгновений, задал Север вопрос.— Чего ради ты заплатила бородачу у ворот сотню золотых и, как я понимаю, до конца дня собираешься облагодетельствовать еще уйму бездельников?

Он вопросительно посмотрел на девушку, и та кивнула, соглашаясь с его предположением.

— Твоя наблюдательность делает тебе честь,— ехидно заметила Соня.

— Зачем это? — продолжал настаивать Север.

— Это плата за год спокойной жизни в Шадизаре,— в конце концов объяснила она,— Надеюсь, ты не против?

— Сколько их, этих десятников? Сотня? Две?

— Примерно,— уклончиво ответила Соня.— Но что тебя беспокоит? Неужели деньги?

— Деньги здесь ни при чем,— поморщился Север.— Хотя и ими разбрасываться не стоит.

Гана одобрительно кивнула — ну наконец-то! — но этого никто не заметил.

— Так в чем же дело? — удивилась красавица.— Что тебя беспокоит?

— Меня беспокоит то,— в тон ей ответил Север,— что завтра весь Шадизар узнает: красавица Соня вернулась в славный город воров!

— Конечно узнает.

— Но узнают не только об этом. Станут говорить, что вернулась ты не одна, а с воином со странным прозвищем «Северянин» — кажется, так понял мое имя десятник у ворот? — и подружкой-красоткой.

Он посмотрел на Гану, и та, довольная такой оценкой, заулыбалась.

— Все верно,— согласилась Соня,— но я по-прежнему не понимаю, что в этом плохого?

— Плохо то,— поморщившись, принялся объяснять Север,— что ты слишком известна в этом городе, а теперь и мы с Ганой тоже. А значит, если кто-то увидит меня или ее, то с уверенностью сможет предположить, что где-то неподалеку и остальные двое.

— Да, это так,— подтвердила Сон я,— но это же хорошо.— Она непонимающе посмотрела на возлюбленного.— Теперь ты в случае необходимости сможешь обратиться к любому из городских десятников за помощью и, даже если он прежде не видел тебя, сослаться на меня и требовать,— она со значением посмотрела на него,— не просить, а требовать,— повторила девушка,— его содействия. И все это на том простом основании, что ему и его людям уплачено за любое содействие на год вперед. Что же в этом дурного?

— Все хорошо,— согласился Вожак,— кроме одного: если придется прятаться, то где угодно, но только не в Шадизаре.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду,— кивнула Соня.— Но согласись и ты: иногда удобней не прятаться, а укрыться под защиту силы. Любой из десятников почтет за честь присматривать за таверной Саиба, если я его попрошу об этом, и днем и ночью. Но если и этого будет мало, то достаточно перебраться через мост, и мы окажемся в Пустыньке. Я шепну нужным людям два-три слова, и туда вообще никто не посмеет сунуться, даже городская стража.— Гана слушала подругу, и глаза ее все больше округлялись от удивления. Север с сомнением покачал головой, и Соня, вздохнув, добавила: — Вижу, что не убедила тебя.

— Скажем так — не полностью,— поправил он.