Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Николаевич Грешневиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз письмо пришло с открыткой, на которой был изображен не букет незабудок, а музей янтаря в городе Калининграде, размещенный в башне «Дона». Откуда у Василия Ивановича этот фотоснимок, он не сообщил. Но я и не спрашивал, знал, что такими своими подарками он стремился дать мне дополнительную информацию, а заодно подтолкнуть к изучению истории.
Если Белов за месяц успел побывать и в Москве, и на Валааме, пообедать в Думе и поругаться с братом, то я успел поругаться с Михаилом Швыдким, пообедать с Виктором Захарченко. Белов проходил в Думу по удостоверению моего помощника депутата на общественных началах.
Он знал о моих словесных сражениях и перепалках с Михаилом Швыдким, как я пытался защитить и композитора Клепалова, и оперного певца Штоколова, и художников Харламова и Рыжко, и писателей Распутина, Викулова, Куняева, Онегова. Но ему хотелось большего – отставки министра с его русофобской политикой.
Подробности о поездке на Валаам я узнал не от Белова, а из газеты «Завтра». В ней была напечатана беседа смоленского журналиста Николая Чепурных «Я верующий человек».
Некоторые значимые для меня отрывки из интервью я подчеркнул:
«Василий Белов: Да, я только что был на Валааме, в Спасо-Преображенском монастыре. Я там уже третий раз, гостил у архимандрита Панкратия. Какое великолепие – сам монастырь, которому уже несколько веков, природа вокруг монастыря. Это потрясающе! Даже подумываю о том, чтобы поселиться там навсегда. Почему я там был? Потому что я верующий человек. Верующий и грешный.
Николай Чепурных: В чем же грех ваш, Василий Иванович?
Василий Белов: Я был коммунистом, секретарем райкома комсомола, обычным человеком. А как к вере пришел – долгий разговор это. Все русские – христиане, православные.
Николай Чепурных: Ваш отец Иван Федорович сложил голову в Духовщинском районе в сентябре 1943 года – «вернулся-таки к земле, не к родной вологодской, а к смоленской, пусть будет она ему лебяжьем пухом». Вы были на Смоленщине. Отыскали-то могилу отца?
Василий Белов: Нет, не отыскал. Знаю, что он в одном из трех мест лежит, а где точно – не ведаю. По моим данным, я об этом писал, первая могила была на берегу реки Царевич.
Николай Чепурных: Василий Иванович, не изменилось ли сегодня назначение писателя: «Звучать, как колокол, на башне вечевой Во дни торжеств и бед народных», должен ли писатель по-прежнему «глаголом жечь сердца людей»?
Василий Белов: Безусловно! Назначение писателя в этом и состоит. Другое дело, что одни писатели имеют крепкий талант, у других он послабее, а третьи – и вовсе бездарны. Но тоже считают себя писателями.
Николай Чепурных: А ведь люди бездарных читают, вот в чем фокус. Они издаются огромными тиражами.
Василий Белов: Людям немного надо. Многие не задумываются о том, что имеет истинную ценность в жизни, а что – мнимую. Людей надо воспитывать – хорошими книгами, песнями, молитвами. Тем, может быть, и спасемся».
Короткие, но как всегда, мудрые ответы дал Василий Иванович. Чем еще можно в наш век жадного потребительства спасти душу, как не книгами, песнями и молитвами?!
Письмо сорок восьмое
Дорогой Толя!
Взбодрил ты меня своим письмом. А как у тебя дела (с домом, с Думой, с писарчуками, с выборами губернатора и т. д.). Подскажи Сергею, что я даже сделал четыре его строки эпиграфом к одной из глав о Гаврилине. (Напишу ему более серьезно, когда обдумаю и прочитаю еще раз его книгу).
А мои дела таковы: ложусь в больницу, чтобы слетать на Афон, когда вся компания будет готова, жду их. И, чтоб не терять времени, ложусь в лечебницу, тем более, что жена в Москве, она там делает ремонт.
По поводу издания писем. Отступись!
Хватит нам и брошюры (правда, можно бы что-то еще добавить), свяжись с Соколовой Еленой Игоревной либо с Иваном Девочкиным, они найдут, я их вкусу доверяю. Могу и сам что-то добавить, но времени нет ни искать, ни ксерокопировать. Да-с!
…А баня почти уже готова, приезжай, когда вдарит дед Мороз, а сейчас и так жарко, без бани.
Поклон Гале и сыну.
Белов. 7 августа 2003 г.
Вновь в конверте лежала открытка, не подписанная, чистая, под названием «Незабудки». Это уже третья открытка, только на этой незабудки хоть и стоят в туеске, но уже не на деревенском лугу, а на маленьком столе. Прошлый раз эти цветы стояли в горшке и на большом столе.
Из стихотворения Хомутова «Как музыке себя извлечь…» Белов выбрал к своей повести о композиторе Гаврилине первые четыре строки:
Как музыке себя извлечь
Из пустоты, безмолвья, камня,
Чтоб звуки превратились в речь,
Каленую в огне исканья?
Спустя время у Василия Белова в Москве в издательстве «Классика» вышло полное собрание сочинений в семи томах, и там опубликована повесть о Гаврилине, эпиграфом к одной из глав является это четверостишие Хомутова.
Дополнительных писем для книги Иван Девочкин не предоставил. Я попросил Василия Ивановича позвонить в Ленинскую библиотеку, заодно посмотреть у себя дома в архиве письма Шукшина и Абрамова. Он неохотно согласился. Все его мысли были заняты поездкой на Афон. В последние годы Белов жаждал тишины и уединения. Его раздражали лишние разговоры с лишними людьми, он избегал приглашений на творческие и общественные мероприятия. Мне было понятно его стремление уехать на Валаам и Афон, там природа и духовная атмосфера монастырей лечила душу, и, что немаловажно, в святых местах он меньше думал о навалившихся болезнях.
Перед поездкой на Афон я передал Белову открытку со словами апостола Павла: «Все мне дозволено, но не все на пользу. Все мне принадлежит, но ничто не должно обладать мною».
Белов улыбнулся: «Афон мне полезен!».
Письмо сорок девятое
Анатолий Николаевич!
Неужто ты до сих пор не догадался, что мне тяжка сама затея издать книгу писем? Писем мне, читательских, дружеских и пр. Представь себе, если я буду копить твои письма, а потом их издавать!
У меня вон есть два отцовских письма тете Любе из госпиталя, я и то не хочу публиковать. Когда умрем – пусть делают, что хотят! Бабурину звонил, но жена говорит: он на совещании. Больше не звонил… Статейка у меня была… Спасибо.
Да, а что у тебя произошло с Лощицем в Иркутске? Почему он так на тебя взъерепенился. Из-за
