Барин-Шабарин 5 - Денис Старый

Этого деятеля удалось на время изолировать во флигеле, но теперь он наверное, паразит такой, выспавшись, решил принять деятельное участие. Нет… Я вчера и рано утром пропустил удар, сегодня буду бить в ответ — сильно, и не факт, что аккуратно.

— Почему посторонние рядом со мной⁈ — взревел я. — Он пособник предателя Лопухина! Арестовать его! Опять допускаете прорехи в охране. Я сам буду решать, кого ко мне допускать!

Двое моих охранников рванули к офицеру, молниеносно опрокинули его лицом в пол и начали связывать руки. Тот, конечно, попытался воззвать к моим чести и достоинству, даже успел поугрожать, но один из охранников сунул кляп в рот этому деятелю.

Охрана сейчас была готова хоть кожу живьём сдирать с любого, лишь бы хоть как-то загладить вину за то, что допустили покушение на меня. Даже жандармский мундир им не указ.

— Марницкого ко мне приволоките. Лопухину сообщите о случившемся и убедительно попросите явиться лично. Пока к нему силу применять запрещаю, — отдал я распоряжение.

Я уже знал, кто метнул гранату в окно. Знал и некоторые обстоятельства, почему это произошло. Никодима, торговца дровами, уже с пристрастием допрашивали как исполнителя, и я с минуты на минуту ждал доклад о мотивах и заказчиках, что стояли за этим делом. Конечно же, бедный мещанин не мог сам организовать покушение, даже если б был на меня невесть как зол. Да и я не был ему ни врагом, ни даже должником — я только сегодня узнал о существовании этого человека.

А охрана… здесь было банальное головотяпство и пренебрежение своими обязанностями. Предрассветный час. Часть охраны при губернаторском доме спала, а те двое, что дежурили, не нашли причин останавливать мужика. Ему достаточно было сказать, что вот, мол, привёз дрова, и предъявить аккуратно выписанную бумагу, подтверждающую покупку — и его спокойно пропустили. Он, проезжая на телеге мимо моих окон, заметил, что я внутри. И ещё предстоит разобраться: неужели кто-то сообщил ему, что я в доме?

Этот самый Никодим действовал так: поджёг запал, бросил гранату, а сам упал на колени и начал молиться. Наверное, решил сразу замаливать грехи и приготовиться к смерти. Он был уверен, что его сразу же расстреляет моя охрана, так его убеждали. И человек пошел на смерть. Значит, мотивы, которые привели его к такому поступку, были серьезными. Но узнать их мы пока не могли.

И всё-таки мне не хватало Тараса, его команды, хотя бы даже Петро. Они уже не просто выполняют мои распоряжения, но и понимают, зачем и почему проводятся те или иные действия в деле охран меня и моего семейства. Впрочем, сейчас такое время, что в покушение, случившееся меньше часа назад, практически даже никто не поверит. Время бомбистов ещё не пришло. Какой-то мужик, работавший в губернаторском доме, сумел бы где-то раздобыть гранату, научиться ей пользоваться и решиться на такой грех?

Английские уши торчат в этом деле столь отчётливо, что я даже не рассматриваю иных версий.

— Мирон, — обратился я к понурившему голову начальнику охраны. — Гони в шею всех, кто проспал покушение. Ни их, ни их семей в Екатеринославской губернии быть не должно. Пусть пока с миром уезжают отсюда. В ином же случае отправлю их на каторгу уже завтра, — последовали новые приказы от меня.

По сути, то же самое я должен был сделать и с самим Мироном. Более того, первой мыслью как раз и было отправить начальника охраны на каторгу. За что? Придумал бы, документы состряпал бы. Да потому что на службе нечего мух считать! Но разум возобладал.

За всё время Мирон не допустил ни одной серьёзной оплошности. На тренировках тридцатидвухлетний боец показывал себя очень хорошо, был перспективен. Так что, если отринуть эмоции, то к чему лишать отряд хорошего бойца? Да, оштрафую его на два месячных оклада, временно понижу в должности — это станет ему уроком. А вот подчинённых, которые откровенно спали или не досмотрели мужика, накажу строго. Так, чтобы боялись иные. Чтобы в следующий раз рьяно относились к своим обязанностям. Ведь если я конфискую имущество, выгоню из губернии бойцов и их семьи — это почти приговор. Возможно, даже голодная смерть. Но без неприятных решений не обойдёшься. И так всё у нас построено на моём милосердии и щедрости.

— Доктор, вы закончили? — спросил я у Астафия Ивановича Казинцева, главного екатеринославского доктора, главврача городской больницы и директора школы медицинских братьев и сестер милосердия.

— Да, ваше превосходительство, — отвечал доктор. — Учитывая ваше головокружение, могу вынести диагноз: всё же мозг получил сотрясение. Я хотел бы попросить вас воздержаться от любых действий… Но понимаю: вы меня не послушаетесь.

— Не в этот раз, Астафий Иванович. Вы умный человек, понимаете, что обстоятельства нынче куда как серьезные. Так что мой настоятельный вам совет: всё, что вы здесь слышали, лучше забыть. И вовсе не говорить, что вы были у меня. Полагаю, денег с меня вы не возьмёте. Но я поступлю иначе: вам привезут тысячу рублей. Распорядитесь ими, как сочтёте нужным. Вникать в потребности у меня нынче нет времени. На больницу ли потратите, на свой дом или на лекарства, воля ваша. Так что распоряжайтесь сами, — сказал я.

После этих слов я резко поднялся. Действительно комната словно бы качнулась — а вернее, конечно, я сам пошатнулся от головокружения. Но я только постоял пару секунд, закрыв глаза, и всё же быстро направился в ту комнату, где шёл допрос преступника.

— Дубинцева ко мне! Срочно! — на ходу бросил я, не обращаясь ни к кому в сособенности, понимая, что сейчас рядом со мной столько охранников, что найдётся, кому исполнить приказ.

Раньше надо было думать. Теперь меня брали в «коробочку», шли по узким коридорам, двумя десятками охраняли. Но я не делал им замечаний. Разбор действий охраны будет произведён, причём тщательный, но позже.

Наверное, нормальный человек после покушения сидел бы безвылазно в бункере и заливал страхи крепким алкоголем. Если это — нормальное поведение, значит, я ненормальный. Потому что я уже вовсю думал, как ситуацию с покушением повернуть себе на пользу. И тут было множество вариантов. Уж если о пользе дела говорить… Такое покушение на себя я мог бы организовать и сам — уж больно оно было выгодное. Если, конечно, всё сделать как я — остаться в живых и не пострадать.

— Ваше превосходительство! По вашему приказанию