Знамена над штыками - Иван Петрович Шамякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крыленко начал объяснять что-то вполголоса, слов нельзя было разобрать. Этот их разговор и то, что комиссары встали, как бы охраняя товарища от любой неожиданности, и лица их — как они посветлели, как сошли с них тени усталости! — все убеждало меня, что догадка моя верна — это Ленин. И я захлебывался от любопытства, жажды разглядеть вождя революции, от счастья, что мне так повезло.
Ленин отступил от стола, и я снова увидел его всего в каких-нибудь шести-семи шагах от себя.
Ленин сказал в полный голос:
— Не секрет, что юнкера захватили телефонную станцию. Не секрет и то, что мы должны выбить их оттуда в ближайшие часы! Юнкерский мятеж ни больше ни меньше как агония буржуазии и ее лакея — авантюриста Керенского. Постоянная ошибка эсеров — неверие в силу пролетариата. Они почувствуют эту силу! Плохо, что мы не научились еще беречь своих комиссаров. Юнкерам объявите ультиматум: расстреляют Антонова — милости пусть не ждут. И найдите средство передать этой контрреволюционной банде… выступление юнкеров дело их рук… банде, которая называет себя «Комитетом спасения»… — Ленин презрительно хмыкнул: — Спасители! От кого и кого они спасают?! — Заложив руки за спину под расстегнутым пиджаком, Ленин сделал несколько шагов к барьеру и сказал, уже не столько обращаясь к комиссарам, сколько к посетителям, наверное, догадываясь, что могут среди них быть и сторонники контрреволюции: — Передайте, что за смерть народного комиссара мы расстреляем всю их верхушку! — И тут же повернулся, сказал членам Военно-революционного комитета: — Оповестите широко население, красногвардейцев, солдат, что так называемый «Комитет спасения родины и революции» объявляется Советским правительством вне закона.
— Приказ об этом уже печатается, — сказал Крыленко.
— Отлично. Проверены ли факты, что контрреволюционными частями командуют офицеры союзнических миссий?
— Есть показания красногвардейцев, что владимирцами командует английский офицер.
— Предупредите посольства и миссии, что никакая дипломатическая неприкосновенность не спасет этих офицеров от революционного суда. Постарайтесь арестовать хотя бы одного из этих офицеров на месте боя. На клевету мы ответим разоблачением контрреволюционного заговора мировой буржуазии.
Зазуммерил полевой телефон. Матрос, с явной неохотой отойдя от Ленина, взял трубку. Послушал, и вдруг лицо его засияло, он грохнул на всю комнату:
— Есть! Есть! Передайте полку революционный привет от товарища Ленина!
Крыленко бросился к матросу, подавая ему выразительные знаки.
Ленин, взявшись за лацканы пиджака, посмотрел на них, все понимая, и прищуренные глаза его весело улыбались.
Матрос оторвал трубку от уха:
— Товарищи! Радостная новость! Передает командир пулковского отряда! Царскосельский стрелковый полк, державший нейтралитет, выступил против Керенского. Казаки отступают! — Но матрос тут же спохватился и виновато сказал: — Простите, что привет… без разрешения…
Ленин потер ладони и снова сказал свое любимое слово: «Отлично!» Он произносил это слово так же красиво, как слово «товарищ».
— На кого может рассчитывать этот авантюрист Керенский? Поднялся пролетариат Питера. С нами большинство полков и кораблей.
— После вчерашнего призыва партии приходилось сдерживать рабочих, чтоб не остановились заводы, — сказал Иван Свиридович. — Все рвутся на фронт.
— Эсеры почувствуют силу пролетариата. Крестьянство тоже начинает понимать суть этих «социалистов».
— Теперь они кричат, что мы украли у них аграрную программу, — сказал Петерс.
Ленин усмехнулся:
— Утопающий хватается за соломинку. Так и эсеры. Можем поблагодарить их за программу. Этого достаточно. Но они занимались болтовней и посулами. Большевики осуществили мечту крестьянства в первый же день рабоче-крестьянской революции.
Я не сводил глаз с Ленина, ловил каждое его слово и… все понимал, как, пожалуй, ни один разговор между образованными людьми о политике. От этого появилось странное ощущение, будто и сам я участвую в этом разговоре. Ленин слышит мои мысли, одобряет их, и все одобряют, и мне радостно, хорошо, что размышления мои тоже что-то значат, что я участвую в решении не только своей судьбы — всех людей, всего народа.
Меня так захватило это чувство, игра воображения, что я и не приметил, когда и откуда там, за загородкой, очутились еще два человека. Оба штатские. Один могучий, высокий, с холеной бородой, в очках. Другой тоже в очках и тоже с бородкой, но маленький, худой, неуклюжий, в длинном пальто с линялым воротником. Мне показалось, что они из посетителей-буржуев, и я даже встревожился, что они так неожиданно и так близко подошли к Ленину.
Высокий протянул Ленину какие-то бумаги.
«Прошение», — подумал я.
Ленин тут же стал читать. Прочитал одну, на секунду озабоченно задумался.
— М-да. Это серьезно. — И переложил бумагу под низ. Прочитал вторую, странно хмыкнул, покачал головой и сказал, обращаясь ко всем: — Послушайте, пожалуйста, телеграмму из Могилева от Центрального армейского комитета. Наконец они согласны на предоставление в новом правительстве большевикам мест, безусловно меньшинства. Интересно, правда? И показательно. Для нас важно, что этот эсеро-меньшевистский комитет, генеральский комитет, не солдатский… лакеи Духонина… заговорил другим языком. Хотят они или не хотят, но это раскрывает настроение фронта.
Откликнулся худой человек в длинном пальто:
— Кстати, на конференции партий эсеры тоже согласились допустить нас в правительство. При условии, что мы распустим Красную гвардию.
— Согласились? — быстро, как бы обрадованно спросил Ленин и вдруг весело засмеялся. — Скажите, пожалуйста, какое великодушие! Наконец они согласились! Может быть, нам поклониться за это? — Засмеялись все комиссары. — Однако какое дремучее политическое невежество. Что ж, пускай поговорят. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
Человек в длинном пальто кисло улыбнулся:
— Это было бы смешно, если б не было так грустно.
— Как всегда, вы пессимист. А мы, большевики, революционные оптимисты.
— Я тоже большевик, — сказал человек в длинном пальто. — Но не забывайте, что кроме Керенского и юнкеров нам угрожает еще один фронт — забастовка чиновников государственных учреждений. Мы не можем даже взять деньги в банке, чтоб выплатить рабочим заработок. Нельзя управлять без аппарата, жить без денег! Люди голодают…
— Вот чего вы испугались, — улыбнулся Ленин и сказал — не пессимисту, а всем присутствующим: — Мы откроем подвалы банка динамитом!
На лице человека в длинном пальто отразился ужас. Он поднял руки, как бы желая удержать Ленина от этого дерзкого намерения:
— Как можно, Владимир Ильич! Что станут говорить?
— Рабочие и солдаты взяли власть в свои руки. Не сегодня-завтра они разобьют контрреволюционные части корниловца Керенского. Что потом? Что вы советуете? Ждать, пока банкиры, буржуазия смилостивятся и отдадут ключи от народных денег? Или пока они задушат революцию саботажем? Нет, батенька, мы ждать не будем! Нет! Вы можете ждать. А мы, взяв
