Время химер - Бернард Вербер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Недаром наш президент Легитимус носит свою фамилию, – иронизирует Офелия, продолжающая обход дома и тщательный осмотр каждого предмета.
– Ты права, демократическое избрание перед войной наделило его некоторой… легитимностью. Мэр поспешил отдать ему ключи от мэрии, чтобы он расположился со своим правительством, а сам остался простым консультантом. Вся деревня наблюдала начало войны по телевизору и ужасно боялась развития событий за пределами этой долины. Поэтому все испытали облегчение при виде вооруженных военных и парижских технократов, готовых взвалить на себя ответственность за будущее всего этого мирового кризиса.
Первый эмоциональный рычаг – страх.
– Нам больше не пришлось проводить выборы. Легитимус остался здесь так же популярен, как и до этого.
Бенджамин опять пробует содержимое котелка и подливает туда белого вина.
– Поразительно, что здесь все работает, как до войны! – восклицает Офелия.
– Спасибо гидроэлектростанции, неисчерпаемому источнику энергии. Мы не зависим ни от нефти, ни от атомной энергии, ни от газа, ни даже от солнца. Нужна только вода, то есть дождь и снег. Этого добра здесь хватает. Теперь, между прочим, ты можешь мне признаться: угроза плотине была настоящей или выдуманной?
Алиса подмигивает и отвечает:
– Если ты сомневался, зачем было вставать на мою сторону?
– Привычка. Всегда был на твоей стороне в прошлом, вот и продолжил.
Он пробует фондю и в этот раз, довольный, поднимает большой палец.
– Готово!
В гостиной они расставляют на скатерти тарелки, раскладывают приборы, ставят мисочки с поджаренным хлебом и, наконец, фондюшницу с длинными вилками. Бенджамин зажигает под котелком газовую горелку, чтобы не остывал, подходит к лестнице и кричит:
– К столу!
Слышно, как на втором этаже открывается дверь, кто-то спускается по лестнице.
– Здесь есть кто-то еще? – спрашивает Алиса.
К ним присоединяется рослый молодой человек. У него треугольное лицо, как у всех Уэллсов, высокие скулы, заостренный подбородок, большие темные глаза. На нем черно-желтая рубашка лесоруба, на голове фуражка, которую он при виде двух женщин из вежливости снимает.
– Прошу прощения, не знал, что у нас гости, не слышал, как вы пришли.
– Это мой сын Джонатан. Знакомься, Джонатан: Алиса – моя подруга детства, и мадемуазель…
– Офелия, моя дочь.
Парень не сводит глаз с девушки с сиреневыми волосами и со светло-серыми глазами.
Похоже, они ровесники.
Неужели он тоже считает своего отца ретроградом и, как представитель нового поколения, приспособлен к современному миру лучше, чем мы, старики, родившиеся до Третьей мировой?
– Они из числа новеньких, – объясняет Бенджамин сыну. Тот от удивления восторженно присвистывает.
– Так это вас доставили сюда летучие люди? Откуда они родом?
– Как и Офелия, зачаты на орбитальной станции и рождены во чреве Парижа, – отвечает ему Алиса.
– Хватит разглагольствовать, пора ужинать, – вмешивается Бенджамин. – Я думал, вы голодны, а вы развели болтовню…
Они дружно садятся за стол. Бенджамин учит Офелию управляться с длинными вилками: насаживать на них корки хлеба и погружать в расплавленный сыр, смешанный с белым вином.
Гости нахваливают угощение, оказавшееся заодно веселой игрой.
Бенджамин наливает всем троим гевюрцтраминер[53]. Сладковатое вино хорошо расслабляет.
– Кто мать этого милого молодого человека? – интересуется Алиса в паузе между глотками.
– Фабьенн, министр по делам молодежи и спорта.
– Почему она к нам не присоединяется? – любопытствует Алиса.
– Мама упала со скалы при восхождении на Монблан. Всего лишь перелом ноги, могла выжить. Но по пути на базу на нее напала стая волков и загрызла насмерть.
Офелия поражена.
– Волки?!
– Здесь возродилась дикая природа, – отвечает Бенджамин. – У нас водятся волки, медведи, орлы, есть даже рыси и грифы.
– Какой кошмар! Искренне вам соболезную, – бормочет Алиса.
– Благодарю, – говорит Бенджамин. – Самое удивительное, некоторые дикие животные – потомки беглецов из зоопарка. Здесь внизу находится парк дикой природы Крезе. Я слышал об этом от местных. В неволе это зверье не размножалось, а на воле давай плодиться.
– Мы больше не вершина пищевой цепочки, – подхватывает Джонатан. – Бывает, даже становимся добычей для других видов. Иногда от нападений диких животных здесь гибнут люди, это стало частью каждодневного риска.
– Из-за этого президент Легитимус велел возвести крепостную стену, – объясняет Бенджамин, затем жует облепленную текучим сыром корку хлеба и спрашивает: – Отец очаровательной мадемуазель не с вами?
– Симон Штиглиц был блестящим ученым, он очень мне помог с созданием первых гибридов, – отвечает Алиса. – Он погиб, защищая химер от фанатичных расистов.
Бенджамин и Джонатан приносят женщинам свои соболезнования.
– А эти ваши… как вы называете?.. – Джонатану трудно подобрать слова.
– Ариэли, – подсказывает Офелия.
– Спасибо. Ну да, эти Ариэли, как у них с психологическим состоянием? Они признательны людям, своим создателям?
– С нами обеими они пока что исключительно корректны, – успокаивает его Алиса.
– Они надежны? – беспокоится Бенджамин.
– Благодаря мне они появились на свет, получили воспитание и образование. Я научила их говорить, читать, писать, считать, преподавала им историю, географию, литературу, естественные науки, как это делалось раньше. Думаю, я знаю их как никто другой. Но при этом мне неведомо, что происходит в головах у этих наполовину людей, наполовину рукокрылых, – признает ученая.
– Полно, у тебя должны быть догадки, – поддевает ее министр.
– Одно могу тебе сказать: чем лучше я их узнаю, тем сильнее поражаюсь. У них своя философия, литература, искусная воздушная хореография, своя особенная музыка, и все это не похоже ни на то, что создано нашей человеческой цивилизацией, ни на то, что есть у двух других гибридных видов. По-моему, поскольку их мышление отличается от нашего, они способны на великие свершения во многих областях.
Бенджамин со вздохом наливает всем вина.
– Что же, раз ты даешь гарантию… – говорит он тоном, не оставляющим сомнений в его неуверенности. – Я уже обсудил это с президентом Легитимусом. Мы все сделаем, чтобы их разместить, но не скрою, что в силу особенностей твоих друзей я считаю, что лучше им пока не заходить в сам Валь Торанс. Я видел, как их боятся наши дети…
Детям свойственно не доверять всему новому.
– Думаю, местные не сразу привыкнут к такому, скажем, экзотическому соседству, – продолжает он, не давая Алисе ответить. – Вас обеих я с удовольствием поселю у себя. Это большое комфортабельное шале.
Все с аппетитом едят, потом Джонатан разбивает в котелке яйцо, чтобы собрать остатки расплавленного сыра.
– Что ж, – говорит Алиса с хитрым видом, – теперь, когда контакт восстановлен, я закончу эту трапезу вопросом к тебе – ты знаешь, о чем он.
– Опять шарада об относительном и абсолютном знании?
– Угадал.
– О чем речь? – спрашивает Офелия.
– Об одной довоенной шутке.
