Шеломянь - Олег Аксеничев

– Не гневайся, боярин, – заявил с поклоном северский острослов, – но для княжеских ушей вести, ему первое слово.

Беловод, тем временем подъехав вплотную к черниговскому боярину и наклонившись в седле, зашептал что-то на ухо Ольстину Олексичу, недоверчиво поглядывая в сторону болгарина, старательно делавшего вид, что происходящее к нему не относится.

– Сам провожу вас до князя, – решил черниговец. – Мне тоже пристало коня погонять, а то застоялся. А ты, Беловод, забирай своих воинов и гони назад, к стороже. Не то радость горем обернется. Не забывай – здесь граница!

Беловод присвистнул, и его конь, послушный приказу, распластался в галопе над равниной. За ним потянулись еще три ковуя, сопровождавшие северских пограничников к небольшому отряду их князя и господина.

– Поговорим позже, Богумил, – сказал Ольстин Олексич, разворачивая жеребца. – Долг выше забавы! Кстати, этому меня научили, или же Господь в душу вложил?.. Вернусь – обсудим, если не возражаешь!

– А если и возражаю? – спокойно спросил болгарин, глядя в спины удаляющихся всадников и не ожидая не только ответа, но и того, что его вопрос услышат.

Князья ехали в центре войска, окруженные гриднями-телохранителями. Такие предосторожности на краю Половецкого поля были вполне объяснимы и не могли показаться проявлениями трусости. Поэтому же на князьях и гриднях были надеты кольчужные рубашки, хотя и стеснявшие движения, зато способные сохранить от шальной стрелы.

Игорь Святославич Новгород-Северский был невесел, хотя путь держал на праздник. Шутка ли: ехали сватать старшего сына, наследника и надежду на старость! Ехали в стан лучшего друга, побратима, великого воина, хана Кончака.

И тем не менее на душе было неспокойно, а князь Игорь привык доверять предчувствиям. Смущали и дурные предзнаменования, множившиеся не по дням, а по часам. Оттого и появление всадников, спешно приближавшихся со стороны головного отряда, не сулило ему ничего хорошего.

– Никак Ольстин, – проговорил Владимир Путивльский, всматриваясь вдаль из-под приставленной навесом ко лбу ладони.

– Не может быть, – откликнулся князь Игорь. – Он не покинет боевое охранение.

– Ольстин, точно, – подтвердил князь рыльский. – Распустил князь Ярослав своих ковуев…

– Что-то случилось, – князь Игорь понимал, что только особые обстоятельства могли толкнуть черниговского боярина нарушить повеление князя. – Да хранят нас боги.

– Все в руках Христовых, – заметил князь рыльский, с немой укоризной поглядев на Игоря Святославича. Князь рыльский слыл среди Ольговичей убежденным противником язычества.

Ольстин Олексич издали приветственно замахал рукой, и Игорь Святославич облегченно вздохнул. При дурных вестях ведут себя иначе.

– Здравы будьте, князья! – прокричал черниговский ковуй, как только решил, что его будет ясно слышно. – Я с добрыми вестями; уж простите, что не удержался и привез их сам.

– Говори, – сказал Игорь Святославич.

– Лучше позволь рассказать вот ему, – ухмыльнулся Ольстин Олексич, отъехав в сторону и уступив лучшее место одному из северцев.

– Здрав будь, князь, – поклонился дружинник. – Готовься к встрече! Вскоре быть здесь брату твоему, князю трубечскому Буй-Туру Всеволоду! Мы-то галопом шли, а он с несколькими кметями на рысях едет, велел пир готовить!

– Пир – дело хорошее, – заулыбался князь Игорь и, подозвав взмахом руки гридней, начал раздавать необходимые распоряжения.

В душе же Игорь продолжал ощущать сильное беспокойство. Встреча с курянами должна была произойти позднее, через несколько дней, на берегах Сулы. Торопливость не входила в число недостатков Буй-Тура Всеволода. Горячность – быть может, но не торопливость. Должно было случиться что-то действительно серьезное, чтобы князь трубечский нарушил свои планы и поспешил в стан Игоря Святославича.

Беспокоило и другое. В приграничье осторожность впитывается с молоком матери, а Всеволод Святославич шел на встречу, если верить гонцам, всего с несколькими кметями. Бродники или дикие половцы Гзака могли только мечтать о такой добыче, и выросший в боевом седле князь не мог не понимать этого.

Всеволод Трубечский даже проверенным гонцам не мог доверить своих мыслей и желаний, из-за этого он оставил дружину и поспешил на встречу с братом.

В начале было слово.

На княжеском пиру обычно не так. В привычку пытались превратить молитву перед трапезой, конечно, если священник не упрямился и готов был благословить скоромное во время очередного поста, слуги, сбиваясь с ног, разносили пиво и забродившие меды. И только тогда насытившиеся и захмелевшие гости переходили, так сказать, на десерт, к серьезной беседе.

Буй-Тур Всеволод переделал все по-своему. Спрыгнув с седла и бросив повод в пустоту, отчего конюший вынужден был долго ловить разгорячившегося жеребца, он раскланялся с молодыми князьями и подтянувшимися к месту встречи северскими и путивльскими боярами, обнял брата, князя Игоря Святославича, и без лишних слов потащил его в сторону походного шатра, разбитого на небольшой возвышенности в полете стрелы от кромки леса.

От разведенного рядом с шатром умелыми ковуями бездымного костра – зачем сигналить всем в округе о своем присутствии? – тянуло сладковатым запахом печеного мяса. Но Всеволод отмахнулся от предложения отдохнуть с дороги и отведать, что, как говорится, Бог послал.

– Кметей моих накорми, – попросил Всеволод. – Быстро шли, проголодались поди… Да, и гонец твой, брат, со мной вернулся. Только конь у него захромал, подкову потерял в дубраве, так что не обессудь, оставили мы Миронега в передовом охранении. Он, кстати, и не настаивал на ином. При езде с моими ковуями с непривычки конский галоп возненавидеть можно… Да не о том разговор, брат! Наедине побеседовать требуется.

Игорь откинул полог шатра, и Всеволод, немного пригнувшись, прошел внутрь. За ним и Игорь поклонился входу, и плотный полог отсек любопытный солнечный свет, оставив его за границами стен из плотной материи. У шатра, не доходя пяти шагов, спешились северские гридни, недвусмысленно обнажив длинные фряжские мечи.

Князья могут не только желать уединения, но и получить его. Положение, знаете ли, не только обязывает – предполагает.

Княжеский шатер изнутри слабо освещался масляными лампами, огня не хватало даже на то, чтобы разглядеть внутреннее убранство. Спасало отверстие в крыше, проделанное по половецкому образцу для удаления дыма.

Игорь Святославич налил из серебряного кувшина арабской работы густого ромейского вина в кубок, стоявший перед братом, плеснул тягучую, пахнувшую не столько виноградом, сколько пряностями малиновую жидкость и себе в фарфоровую чашу – Кончак приучил! – и только потом сказал:

– Мы одни. Говори, брат.

– Извини, брат, но я приехал с дурными вестями.

– Я догадался. Доброе слово готово ждать, и оторвать тебя от любезных сердцу кметей могло только несчастье. Что же случилось, Буй-Тур?

– Еще не случилось, брат, но может… Мои кмети по дороге сюда зашли за границу Половецкого поля. Лазутчики говорят, что там собралось войско, и идет оно вровень с нами. Один воин мог ошибиться, перепутать, хотя это и не похоже на моих кметей; но вести повторялись изо дня в день.

– Откуда войско? В Поле нет никого, кроме диких половцев, а их кони истощены после зимы?!

– Тем не менее, брат. Мои люди ясно различили бунчуки Гзака, так что сомнений нет – он! Соглядатаи не ручаются, но кажется, что к нему же подтягиваются отряды бродников.

– Дороги разведали? Куда Гзак путь держит?

Вопрос князя Игоря был логичен. Даже по степи невозможно ехать там, где заблагорассудится. Речки, овраги, болотца сильно осложняли планы любого полководца, и военные походы начинались с подготовки и укрепления путей.

– То-то и странно! Дорог нет! Нет и обоза, половцы Гзака идут в легких доспехах. Спят в Поле, завернувшись в попоны, питаются охотой.

– Так половцы не воюют.

– Странные дела происходят, брат, странные!..

– Согласен, странные, если не предположить худшего. Представь, брат, что каким-то образом Гзак прознал о нашем походе.

– При твоих стараниях сохранить тайну?

– Тайна может быть раскрыта, если о ней знают двое. А тут она на таком количестве языков… Язык же – праща: что на кончике, то и вылетело.

– Найду этого пращника, – пообещал Всеволод, – шею сверну, заодно и язык успокоится.

– Не хочу верить в предательство, – покачал головой Игорь. – Не хочу! Уж лучше предположить случайность… Может, все же готовится обычный набег?

– Как же! По весне, на несытых конях… Нет, брат, худое дело тут затевается. И, надеюсь, не воспримешь за трусость мои слова: может, отложим задуманное?

Буй-Тур Всеволод искоса взглянул на князя Игоря. В полумраке шатра курский князь еще больше, чем обычно, напоминал родовой тотем Рюриковичей – сокола, высматривающего добычу. Вытянутый греческий нос с горбинкой, подобно клюву, направлен был точно на лицо Игоря Святославича.