Божественные соперники - Ребекка Росс

часто возникает патовая ситуация, когда в окопах много дней ничего не происходит и обе стороны ждут, когда нападет противник. Но при стрельбе тяжелой артиллерии может применяться подход «стреляй, прикрывайся и двигайся». Из-за этого идет густой дым, который скрывает солдат, ползущих через мертвую зону, чтобы захватить окопы противника. В каждой роте есть солдат, который определяет направление ветра в течение дня. Иногда одного лишь направления ветра достаточно, чтобы выбрать лучший момент для атаки, когда дым будет разноситься в том направлении, в котором вы собираетесь атаковать. Или ветер может указывать на то, когда собирается нападать враг.

2. Лейтенант Ларк рассказал об одном случае, когда солдаты отступили в бункер, чтобы укрыться от артиллерийской бомбардировки, но одна бомба упала прямо на бункер. Бункер обрушился, и все солдаты были погребены заживо.

3. Слава богам, которые заботятся о смертных: пока я здесь нахожусь, дождь ни разу не пошел. Но, полагаю, когда в окопах была Этти, дожди случались частенько. Наверное, она может честно описать, насколько это отвратительно и как подрывает моральный дух.

4. Рецепт приготовления яичного сэндвича от рядовой Марси Гулд. Поджарить яйцо на чугунной сковородке так, чтобы желток остался жидким. Взять два толстых куска хлеба с маслом и положить яйцо между ними. Ваши товарищи-солдаты, без сомнения, спросят, съедите ли вы все это. Не сомневайтесь: съедите до последней крошки.

5. Лейтенант Ларк рассказал о рядовом, который закурил сигарету на посту на передовой. Через две секунды заработала тяжелая артиллерия и перебила половину его взвода.

Трое суток прошло в странном ритме, к которому было тяжело приспособиться: ночи в ходах сообщения и напряженные дни на передовой. Платановый взвод сменялся с другим каждые семь дней, возвращаясь на базу, чтобы передохнуть и восстановиться в течение следующих семи дней.

Все это время Айрис делала записи в блокноте.

Она никогда не писала днем, когда сидела, скорчившись, рядом с Романом на передовой, боясь сделать что-нибудь даже столь безобидное, как почесать нос. Но по ночам, в резерве, Платановый взвод проникался к ней симпатией. Она часто играла в карты с солдатами при свете фонаря, помня, что дружеское соревнование – эффективный способ узнать более сокровенные, более личные истории.

Она расспрашивала рядовых про их жизнь дома и про семьи. Спрашивала, почему они решили пойти на фронт. Расспрашивала о прошлых сражениях, потерях и победах и впитывала эти истории о смелости, верности и боли. Солдаты звали друг друга братьями и сестрами, как будто война связала их сильнее, чем узы крови.

Айрис могла быть в один момент полностью довольной, а в следующий – глубоко опечаленной.

Она скучала по маме. Скучала по Форесту. Скучала по Этти и Марисоль. Скучала по письмам Карверу.

Иногда она пыталась мысленно отследить путь, который привел ее сюда, но было очень тяжело переживать это заново. Воспоминания пробуждали наполовину похороненные чувства, которые сейчас было слишком опасно вытаскивать на свет.

Но даже так… кровь бурлила в ее венах.

На четвертую ночь она записывала дневные впечатления, когда вдруг на нее накатила волна усталости.

Айрис остановилась. Руку свело судорогой.

Роман сидел на своем обычном месте напротив и ел фасоль из банки. Спутанные черные волосы падали на глаза, отросшая щетина затеняла нижнюю половину лица. Скулы проступали сильнее, словно он потерял в весе. Костяшки пальцев покрыты корочками, под ногти забилась грязь, на колене дыра. Он выглядел совершенно иначе, чем она помнила. Когда они работали в «Вестнике Оута», он всегда был ухоженным, дорого одетым и ходил с напыщенным видом.

«Что он здесь делает?» – в который уже раз подумала Айрис. Когда-то она считала, что понять его не составляет труда, но с каждым днем начинала сознавать, что Роман Китт – загадка. Загадка, которую ей хотелось разгадать.

Айрис не стала разглядывать парня долго, опасаясь привлечь его внимание. Она опустила взгляд на блокнот и вдруг почувствовала себя опустошенной и измотанной, словно за одну ночь постарела на годы.

Она закрыла глаза, прислонила голову к стенке…

И поддалась дремоте прежде, чем поняла это.

* * *

Ночью Айрис шла по окопу.

Она была одна, компанию ей составляла только яркая полная луна над головой, сияющая серебристым светом. Айрис остановилась, прислушиваясь к ветру. Куда все делись? Куда она попала?

Где Роман, ее настырная тень?

Вдали послышался вой. Гончие. С бешено колотящимся сердцем она бросилась к ближайшему бункеру, напуганная и беззащитная.

В темноте забрезжил свет.

Как только Айрис вошла в бункер, привлеченная огнем, она поняла, что это комната. Гостиная в ее старой квартире, той самой, где она жила с мамой и Форестом. Ее взгляд скользил по знакомым вещам: потертый коврик, рваные обои, буфет, на котором стоит бабулино радио… И тут она увидела человека, с которым больше не надеялась встретиться.

– Цветочек, – произнесла мама с дивана. Она держала зажженную сигарету. – Где ты была, милая?

– Мама? – хрипло спросила Айрис. – Мама, что ты здесь делаешь?

– Я здесь, потому что ты здесь, Айрис.

– Где мы?

– Дома пока что. Неужели ты думала, что я тебя брошу?

У Айрис перехватило дыхание. В смятении она пыталась вспомнить что-то ускользающее из памяти.

– Я снова пишу, мама, – сказала она, сглотнув ком в горле. – На бабулиной печатной машинке.

– Знаю, милая, – ответила Эстер с улыбкой – улыбкой из прежних времен, до того, как пристрастилась к вину. Улыбкой, которую Айрис любила больше всего. – Когда-нибудь ты станешь знаменитой писательницей. Запомни мои слова. Я буду тобой гордиться.

Айрис склонила голову набок.

– Ты мне это уже говорила, ведь правда, мама? Почему я не могу вспомнить?

– Потому что это сон, и я хотела тебя увидеть, – сказала Эстер, и ее улыбка померкла. В широко расставленных светло-карих глазах, которые Форест и Айрис унаследовали от нее, горела пронзительная печаль. – Сколько времени прошло с тех пор, как я смотрела на тебя и видела по-настоящему, Айрис? И теперь понимаю, как сильно скучала. Прости, милая, но теперь я тебя вижу.

Эти слова раскололи грудь Айрис.

Она согнулась от боли, от ее остроты, и поняла, что плачет, словно слезы могли смыть случившееся. Потому что ее мать мертва.

– Айрис.

Знакомый голос начал размывать края комнаты. Бункер. Щупальца тьмы.

– Айрис, проснись.

Это был голос парня, который пришел к ней домой в худший день ее жизни. Который принес ей забытый плащ, будто волновался, что она простудится. Голос парня, который пошел за ней на войну, бросал ей в лицо комки бумаги, дал газету с ее статьей на первой полосе и подбивал взбежать на