Золото империи. Золото форта - Вадим Александрович Ревин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Микола слегка отвел голову в сторону и пристально посмотрел на титулярного советника. «Не шутит ли? Сам же сказал, что доверять никому нельзя. Нет, господин следователь, чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Нас на мякине не проведешь. Мы и сами с усами».
– Зря не доверяете, Николай Иванович. Меня, может, в офицерском собрании не жалуют – никто лишний раз руку не пожмет, но я человек! И сердце у меня большое! – Травкин прочел во взгляде казака сомнения. – Даже представить не можете, насколько я искренен. Поверьте, мне эта помощь может дорого стать. Но вот вам крест, – Травкин осенил себя широко крестным знамением, – я сделаю все возможное, чтобы вас и графа вытащить из этой передряги. Но на данный момент нужно смириться и отдаться на волю случая. Уж больно весомые аргументы у вашего врага. Пока у него козыри в кармане.
– Скорее, джокер, – заметил Микола. – Он сам похож на этого джокера. Паяц и клоун.
– Что ж поделать, Николай Иванович, столица. Здесь добрая половина джокеров да паяцев, – Травкин махнул рукой в сторону стены. Там, за ней, кипела столичная жизнь. Здесь же, за толстыми стенами каземата, время словно остановилось.
– Не буду вас более задерживать!
Травкин аккуратно сложил исписанные им листы в папку, на которой крупными буквами было написано «Дело о масонах», и убрал ее в стол.
– Будут какие-либо пожелания? – спросил он Миколу. Тот, подумав, мотнул отрицательно головой.
– Пичугин! – громко крикнул следователь.
Дверь мгновенно распахнулась, и вошел амбал-полицейский.
– Уводи!
– Слушаюсь.
Билый встал, смерил взглядом детину, стоявшего рядом, и, слегка усмехнувшись, направился к выходу из кабинета.
Когда дверь закрылась, Травкин нервно закурил, обдумывая план дальнейших действий. Глянул на часы и чертыхнулся. «Опоздал!» Супруга ждала его дома. Сегодня вечером их пригласила ее кузина на именины. Но похоже, что этот праздник пройдет без него. «Опять устроит концерт», – подумал Травкин, туша папиросу в пепельнице. Он встал на цыпочки, дотянулся до окошка и плотно закрыл его. Натянул форменную фуражку и, закрыв тщательно кабинет, вышел на улицу. Влажный вечерний воздух окутал столицу. Но после душного, прокуренного кабинета было приятно вдохнуть эту свежесть. На колокольне соседней церкви колокола созывали к вечерне. Оранжевые блики заходящего дневного светила отразились ярким отблеском на куполах.
«Действительно, золото! Церкви по всей империи – значит, и золото империи. Да и люди такие, как этот Суздалев или подъесаул Билый, тоже золото империи. А что им достанется теперь за честную службу?! Каталажка? Заточение в каком-нибудь форте? Стало быть… золото форта?» И тут же опомнился: «Тьфу ты, заговариваться стал уже. Пора на отдых. Вот это дело доведу до конца, и отдохну!» Травкин все дальше удалялся от здания полицейского участка, размышляя о превратностях судьбы.
Глава 3
Глядя на серые стены и сводчатый потолок, Иван, не удержавшись, судорожно сглотнул. Пальцы вцепились в металлический край кровати, и холод обжег, приводя немного в чувство.
С трудом проглотил ком. Закашлялся. Вытирая слезу. Подивился: до сих пор держался орлом, а тут от вида камеры стало дурно и нехорошо.
«Это временно», – затвердил про себя граф. Он знал, что маменька уже бьет клюкой в имении, созывая ближний круг родственников, и его должны вытащить скоро в любом случае. Дело времени. «А там и Миколе помогу! Заложу пару деревень и вытащу казака! Не брошу друга. Ведь из-за меня сейчас в холодной сидит».
Но сколько ждать? Время словно остановилось. Каждая минута стала медово тянуться, лениво перескакивая с секунды на секунду.
Суздалев посмотрел на металлический стол, прикрученный к стене, и подумал о хорошей книжке на французском. Сейчас роман про индейцев пришелся бы как нельзя кстати и скрасил одиночество. Таинственная, неизвестная Аляска манила к себе. Стоило только закрыть глаза, как над головой зашумели кроны столетних кедров. В бурных речках стали перекатываться самородки золота. Лизонька побежала, оборачиваясь и маня в зеленые папоротники. Баронесса все бежала и бежала, не останавливаясь. А за ее бегом наблюдал он и индейцы в кустах. Только вместо краснокожих рож Суздалев увидел злополучного флигель-адъютанта и императора. «Брр, привидится же такое! Не дай Бог!»
Граф не удержался, резко поднялся и принялся приседать, желая скинуть наваждение. Из приседа стал ловить «бабочек» – прыгать и звонко хлопать ладошами над головой.
Странно, но звук гасили стены. Граф замер, поднялся и с силой попытался стукнуть в пол пяткой. Звука не было. Вакуум. Мертвая тишина. «Да что же это такое! Вытащите меня срочно отсюда!»
Суздалев сел на жесткую койку и в полном отчаянии обхватил голову ладонями. «Как не сойти с ума?! О чем думать? Как бороться с одиночеством? Для меня каждый день вечность!»
Иван осторожно погладил на щеке старый шрам. Обхватил тонкими пальцами подбородок. На гладкой ухоженной коже непривычно затопорщилась щетина. Уколола пальцы. Суздалев поморщился. Попробовал поудобнее устроиться на железной кровати, представляя, что это изящный диван с пуфиками, и попытался сосредоточиться, думая о доме.
«Что там делает маменька? А младший брат? Как мой гардемарин? Какой бороздит океан?»
Никакой мысли. Образы ускользали. Только Лизонька бежала, ломая листья папоротника. Звонко смеялась, оборачивалась и манила за собой пальчиком.
– Лизонька, – выдохнул из себя граф, не открывая глаз. – Постой, я сейчас.
И вот они уже сидят вдвоем на веранде. Остро пахнет свежими досками. Солнце слепит сквозь кроны стройных берез, играясь лучиками. Они так юны и прекрасны. Он – бравый юнкер, все войны и слава впереди, но юноше уже кажется, что он прошел медные трубы. Тонкие усы его залихватски закручены. Она – совсем юная гимназистка, которая живет в чудесное время, познавая и открывая для себя каждый день что-то новое.
Они пьют чай. Смеются и радуются общению друг с другом. Лизонька пробует из вазочки свежее малиновое варенье, причмокивает и с прищуром смотрит на него, таинственно улыбаясь. И тогда он не выдерживает и тянется к ней губами. «Будь что будет! Пан или пропал!» Даже глаза закрывает от страха и вдруг натыкается на мягкие губы, которые на вкус сладки и пахнут малиной.
Ваня трогает свои губы, вспоминая первый поцелуй, и, так же не открывая глаз, шепчет:
– Лизонька.
– Да, Ваня, – так же шепотом отзывается баронесса.
