Исторические силуэты - Станислав Отв. ред. Васильевич Тютюкин

поле певучая украинская речь — такой запомнилась Троцкому атмосфера его детства. Учиться он начал с шести лет в соседней немецко-еврейской колонии, где жил его дядя. Там он познакомился и с еврейским языком (в доме отца говорили на смеси русского и украинского), который так никогда и не стал для него родным. Наоборот, по-русски Троцкий и говорил и писал грамотно, а его почерк, особенно в молодые годы, отличался четкостью и даже красотой. В 1888 г. девятилетий Лев покинул родную деревню и поступил в лютеранское реальное училище святого Павла в Одессе, где учились дети состоятельных родителей многих национальностей.

Шумный портовый город с его неповторимым колоритом, многоязыкой толпой и даже со своим, особым юмором произвел на сельского дикаря, каким, в сущности говоря, был Лев Бронштейн к моменту его появления и доме М. Ф. Шпенцера, родственника по материнской линии, впоследствии издателя и владельца собственной типографии, поистине неизгладимое впечатление. Характерно, что, попав через 15 лет в Париж, Троцкий то ли и шутку, то ли всерьез скажет: «Похоже на Одессу, но Одесса лучше»{500}. Трудно сказать, чего здесь было больше — естественного для молодого человека стремления к оригинальности суждений, недостатка культуры или одесского патриотизма, но зафиксированный мемуаристом факт остается фактом.

Учился Лев отлично, поскольку его всегда выручала блестящая память и, видимо, унаследованная у отца логичность мышления, был очень самолюбив, во всем стремился быть первым. В доме Шпенцера — человека умеренно либеральных взглядов — юный Бронштейн постепенно приобщался к более высокой городской культуре, знакомился с русской классической литературой. В период пребывания в реальном училище был у Льва Бронштейна и серьезный конфликт с начальством. Он вступился за несправедливо обиженного преподавателем товарища и на несколько дней был исключен из училища. Однако все закончилось для юного бунтаря благополучно.

Наблюдая за ранними успехами сына, Давид Бронштейн уже мысленно видел его инженером или ученым, но судьбе угодно было распорядиться иначе. Для поступления в университет требовалось закончить семь классов реального училища, а в училище святого Павла их было только шесть. Поэтому Лев заканчивал среднее образование уже в Николаеве — основанном при Потемкине городе моряков и корабелов, где было в то время уже около 10 тыс. рабочих. И здесь случилось непредвиденное: недавний блестящий ученик забросил занятия, сблизился с группой радикально настроенной учащейся молодежи и местной интеллигенции и стал завсегдатаем необычного молодежного клуба, в который превратился старинный сад, арендовавшийся чехом Францем Швиговским. 1896 год оказался для Льва переломным: он отказался от планов поступления в Одесский университет, поссорился с отцом, стал критически относиться к окружающей действительности. Темпераментный молодой реалист, вырвавшийся из-под опеки родителей и дяди Мони (Шпенцера), с увлечением декламировал наизусть Некрасова, восхищался едким сарказмом Салтыкова-Щедрина, то и дело повторял афоризмы Козьмы Пруткова{501}.

Середина 90-х годов прошлого века проходила в России под знаком бурного промышленного подъема, роста рабочего движения и либеральных настроений в обществе. Марксизм уже одерживал верх в идейных боях с народничеством, в стране шла подготовительная работа но созданию социал-демократической рабочей партии. Освободительное движение вступало в новый, пролетарский этап своего развития. В этих условиях юный Лев Бронштейн, как и тысячи его сверстников, оказался на распутье: народничество все больше становилось анахронизмом, марксизм же, о котором молодежь имела пока лишь самое смутное представление, отпугивал многих своей «узостью», «фатализмом», сухим доктринерством. Прошел через все эти сомнения и молодой Бронштейн, Как говорится в его более позднем письме, адресованном видному большевистскому историку и партийному деятелю В. И. Невскому, в 1896 и начале 1897 г. он считал еще себя противником Маркса, которого, правда, знал лишь в изложении народника Н. К. Михайловского{502}. К тому времени относится и один любопытный эпизод на жизни Льва Бронштейна: встречая 1897 г., он сначала разыграл из себя новоявленного поклонника Маркса, а затем произнес шутливый антимарксистский тост, доведя до слез участницу новогодней вечеринки, свою будущую жену Александру Соколовскую, которая уже считала себя марксисткой.

Однако вскоре Лев Бронштейн и его товарищи решили начать революционную пропаганду среди николаевских рабочих. Весной 1897 г. возник Южнорусский рабочий союз, объединявший до 200–250 человек. В общем и целом он был уже социал-демократической организацией, но политика еще тесно переплеталась в его деятельности с самым безобидным просветительством и защитой экономических интересов рабочих. Как вспоминал позже сам Троцкий, тактическая линия союза колебалась между «экономизмом» и революционностью. «Влияние союза росло быстрее, чем формирование ядра вполне сознательных революционеров, — писал он. — Наиболее активные рабочие говорили нам: насчет царя и революции пока поосторожнее. После такого предупреждения мы делали шаг назад, на экономические позиции, а потом сдвигались на более революционную линию. Тактические наши воззрения, повторяю, были очень смутны»{503}. Характерный штрих: когда в марте 1898 г. в Минске собрался I съезд РСДРП, его организаторы не сочли возможным пригласить представителей Южнорусского рабочего союза, не считая его достаточно выдержанной в идейном отношении и хорошо законспирированной организацией.

Львов (это была первая подпольная кличка Льва Бронштейна) оказался мастером на все руки: он писал тексты листовок, вел пропагандистские занятия в рабочих кружках, организовал выпуск гектографированного журнала «Рабочее дело», поддерживал связи с одесскими социал-демократами, занимался транспортировкой нелегальной литературы. В самый разгар этой работы 18-летний революционер и другие руководители союза были арестованы. Почти два с половиной года провел молодой Бронштейн в тюрьмах Николаева, Херсона, Одессы и Москвы. Приговор суда был по тем временам довольно суров: четыре года ссылки в Восточную Сибирь. Перед отправкой из московской Бутырской тюрьмы весной 1900 г. Лев Бронштейн против воли отца обвенчался с Александрой Соколовской. Она была старше своего мужа, уже получила профессию акушерки, активно работала в Южнорусском рабочем союзе и была за это арестована. Брак был заключен по любви и, казалось, сулил молодоженам долгие годы счастливой жизни. Во всяком случае по пути в Сибирь молодые революционеры были всецело поглощены друг другом и без страха смотрели в будущее.

Годы, проведенные в тюрьме, а затем в Усть-Куте, Нижнеилимске и Верхоленске, стали для Л. Д. Бронштейна временем интенсивной учебы. Он изучает доступные ему сочинения Маркса, Энгельса, Плеханова, читает Михайловского и Лаврова, увлекается одно время книгами о масонах. В Бутырской тюрьме он впервые услышал о Ленине и познакомился с его трудом «Развитие капитализма в России». Тогда же была прочитана и осуждена «еретическая» полемика Бернштейна с Марксом и Энгельсом. Значительно расширяется в те годы литературный кругозор молодого ссыльного, который сотрудничал в 1900–1902 гг. в иркутском журнале «Восточное обозрение» недостаточно свободно писал там о Белинском и Герцене, Гоголе и Жуковском, Мопассане и Золя, Успенском и Горьком, Бальмонте