Гилморн - Tiamat

— Ну расскажи, — жарко шептал он, целуя молодого человека во все, что подвернется. Подворачивались в основном сладкие губки, что несомненно затрудняло Артагиру возможность и способность возражать. — А то я с тебя живого не слезу. В прямом смысле.

Перед лицом таких убедительных аргументов Артагиру оставалось только капитулировать. История его оказалась не слишком длинной, но красочной.

Накануне битвы за Минас-Тирит военачальник Норт Морадан вызвал Артагира к себе в палатку с известной целью — отдохнуть и расслабиться. В отличие от многих знакомых Гилморну мужчин, смертных и не очень, его теперь-уже-окончательно-бывший любовник перед решающими сражениями предпочитал не беречь силы и отдыхать, а развлекаться на полную катушку. Артагира ждал накрытый стол, откупоренные бутылки с вином и расстеленная походная постель. Норт был с ним нежен настолько, насколько это сочеталось с его крутым имиджем, говорил ласковые слова, поил вином и со всей своей молодецкой удалью валял по кровати. Словом, вечер удался, как никогда. Артагир расчувствовался. Казалось очевидным, что в преддверии кровавого сражения, практически перед лицом смерти Морадан наконец-то понял, как дорог ему любовник и как он боится его потерять.

— Колечка-то, случаем, не презентовал? — ехидно вставил Гилморн.

— А как же, — невозмутимо отозвался Артагир. — В пупок. Ты слушай дальше!

Артагир и не подозревал, насколько он был близок к истине.

На следующее утро молодой человек проснулся в каком-то странном месте. Единственной знакомой деталью было клетчатое одеяло с кровати Морадана, в которое он был завернут. С некоторым удивлением Артагир увидел бегущие по небу облака на месте потолка палатки, под которым засыпал в объятиях своего сурового любовника. Похмелье, впрочем, мешало удивлению принять острый и настойчивый характер. Он несколько растерянно огляделся по сторонам. Отовсюду доносился плеск воды, поверхность под ним покачивалась, и вообще все это сильно походило на… ну да, на лодку. Он куда-то плыл в лодке, но куда и зачем? Приподняв голову, он окончательно убедился в реальности происходящего. Две разбойничьи рожи на веслах уверенно гребли, не обращая на него внимания. Кругом расстилалась широкая водная гладь, без всякого сомнения представлявшая собой Андуин. Артагир попробовал пошевелиться и только тогда обнаружил, что связан. По рукам и ногам.

Он просил, требовал, торговался, убеждал, улещивал, угрожал, ругался последними словами и даже выдавил несколько слезинок. На разбойничьи рожи это не произвело ни малейшего впечатления. Они удостоили его только одной фразы: «Велено доставить в Пеларгир», — и продолжали грести.

Артагир постарался успокоиться и начать рассуждать здраво. Похитили его явно не враги, потому что он был заботливо уложен на мягкое, укутан одеялом для защиты от свежего речного ветерка, связан хоть прочно, но не туго, чтобы не нарушить кровообращения. Да еще обвязан поперек груди поясом из пробковой хренотени, с помощью которой заставляют плавать всякие неплавучие предметы. Значит, кто-то очень не хочет, чтобы он случайно утонул, вывалившись из лодки. Везут его в Пеларгир, который вроде бы гондорский, но так заманчиво близок и к морскому пути на Умбар, и к сухопутному — на Харад. Тут Артагир начал понемногу прозревать. Мозги-то у него имелись, и неплохие, кто бы что ни говорил, глядя на его стройную фигуру и смазливое личико. Не за красивые глаза назначили его голосом владыки Мордора. Вернее, скажем так, не только за красивые глаза (и прочие, не менее красивые части тела). Особенное просветление настало, когда Артагир припомнил, какими глазами смотрел Морадан, когда он во хмелю хвастался: посылать его, дескать, будут в самые опасные места, с самыми важными поручениями, ну и подумаешь, что вестник — отличная мишень, ведь это же честь — пасть за владыку Мордора, жаль только, что он не так здорово дерется, как настоящий воин, а то бы побольше врагов с собой прихватил на тот свет…

Артагир взвыл: «Ах ты сволочь!» — и задергался в путах. Послушав, как он бранит Норта, стражи его промолчали, но переглянулись с такими многозначительными ухмылками, что Артагиру все стало ясно. Проклятый бастард Морадан, привычный к работе палача и тюремщика, решил сохранить ему жизнь таким вот оригинальным способом.

Угрозами и посулами он добился еще пары фраз от своих стражей. «Не боись, мы тебя недолго под замком продержим. Начальник сказал, всего месяца три». Артагир застонал. «Утоплюсь, вот честное благородное слово, утоплюсь!» — пригрозил он. «А ты давай, попробуй, — ласково предложил один из стражей. — Выловить-то мы тебя выловим, а вот потом элем накачаем и наутро опохмелиться не дадим!» «Жрать не буду!» — в отчаянии крикнул он. Стражи так гнусно заржали в ответ, что глупость его угрозы стала очевидна. Потом один пнул его в филейную часть и велел заткнуться, а то помогут тряпкой в пасть. Артагиру пришлось послушаться. До самого вечера он лихорадочно размышлял над своим положением, вернее, над тем, как из него выпутаться. В голову ничего не приходило.

Вечером стражи высадились на берег для ночлега. Похоже, места эти они хорошо знали, потому что отыскали уютную сухую пещерку, в которой можно было развести огонь, не опасаясь, что кто-нибудь заметит. Они споро приготовили ужин, накормили своего пленника и даже развязали ему руки.

В неверном свете костра разбойничьи рожи казались где-то даже симпатичными. Впрочем, Артагир особой брезгливостью не отличался. Она стала бы досадной помехой при выполнении многих конфиденциальных поручений, из-за которых злые языки в Мордоре называли его не голосом Саурона, а несколько иначе. Так что Артагир призвал на помощь все свое красноречие, все свои способности к обольщению и добился быстрого и несомненного успеха. Не устояв перед юными прелестями своего пленника, стражи разложили его на одеялке и отодрали со всем возможным старанием.

«А вы знаете, что с вами сделает Норт, когда узнает об этом?» — злорадно провозгласил Артагир, не дожидаясь даже, пока второй страж застегнет штаны. Он как раз собирался расписать, что именно с ними сделает Норт, сколько раз и каким инструментом, когда его тюремщики расхохотались ему прямо в лицо. «Он нас предупредил, что именно это ты и скажешь, — отсмеявшись, сказали они. — И что штаны скинешь в первую же ночь». А потом они снова его разложили и в ответ на возмущенные вопли доступно объяснили, что Норт разрешил делать с ним все, что им вздумается. Чтобы только он оставался живым и относительно здоровым.

Слезы на глаза ему навернулись уже не фальшивые, а вполне настоящие — жгучие и злые.

— Я думал, что никогда ему не прощу. Негодяй все предусмотрел. И охранников моих предупредил. Он-то знал все мои штучки досконально, я же сам трепался с ним за бокалом вина. Обращались они со мной сносно, кормили неплохо, да и трахали, в общем… — Артагир на миг прижмурился, вспоминая. — Даже не били, когда я пытался сбежать, а пытался я раз сто, все неудачно. Ну, дадут подзатыльник или плеткой разок вытянут. Знали же, что Морадан с них спросит, когда вернется, за каждый мой синяк. Поснимали, правда, с меня все украшения и продали. Я их не виню, в войну жизнь в Пеларгире была дорогая. А Морадан мне потом еще лучше подарил, видишь? И точно такую же штучку в пупок. Они парные были, он ее во всех битвах с собой таскал.

— Теперь я понимаю, почему ты его «мой лорд» называешь. Никак, женой себя почувствовал?

— Завидуешь, эльфик? — ухмыльнулся Артагир. — А у самого-то сережечка в ушке новенькая. Признавайся, мой сладенький, небось, от суженого подарочек? — и прихватил его зубами за ухо.

Гилморн засмеялся, отбиваясь:

— На самом интересном месте увильнуть решил? Не выйдет! Мы, эльфы, известны своей стойкостью к соблазнам плоти!

Артагир так смеялся, что начал икать. Пришлось ему выпить вина, прежде чем продолжить.

— Я с этими ублюдками месяца два прожил. Думал, свихнусь. Делать-то было нечего. Я уж грешным делом даже радовался, что они меня каждую ночь пялят, все развлечение. Сначала о Морадане думать спокойно не мог. Думал: вот появится он — в рожу ему вцеплюсь, голыми руками глотку перегрызу. Но время шло, я скучал, тосковал, Великая битва уже отгремела, а о нем все ни слуху ни духу. Стражи мои забеспокоились. Стали совещаться: дескать, еще две недели ждем, а потом продадим его туда, где больше дадут — в Гондор как мордорского шпиона или в Харад как хорошенького блондина. А мне уже было все равно. Сидел и думал — а ну как лежит он на Пеленнорском поле, и вороны глаза ему выклевали… Короче говоря, когда он появился в нашем убежище в Пеларгире, оборванный, грязный, в кровавых тряпках, я ему молча на шею бросился. Он эдак, знаешь, усмехнулся и охранникам говорит: «Кто это, и куда делся мой парень?» А сам бледный и шатается. Я его еще две недели выхаживал. Под счастливой звездой он родился, вот что я тебе скажу. Шрамы останутся, жалко, — добавил вдруг Артагир совершенно по-детски и надолго замолчал. — Слушай, ты же должен меня ненавидеть, — невпопад сказал он, глядя в угол.