Парфюмер для демона, или Невеста с секретом - Юлия Удалова

Так и произошло с наемными магами-убийцами, которые напали на его жену и которых Форас прикончил на месте с особой жестокостью без суда и следствия.

Он позаботится о том, чтобы баронесса встретила свою казнь. Но пока нужно выяснить, что произошло с его ненаглядной женой и нерожденным ребенком…

Выяснять было страшно. Впервые за всю его жизнь Форасу Данталиону было страшно. Катажина пропала, исчезла без следа — и в этом заключалась вся его надежда.

Но ее было мало, так мало…

— Что ты с ней сделала? — прорычал он, с трудом сдерживаясь, чтоб не ударить Вариен по лицу.

— Она и ее ублюдок мертвы! — безумным смехом захохотала Мониса. — Теперь ничто не мешает нам быть вместе! Ну возьми же меня, любимый!

Все, на этом выдержка Фораса закончилась. Астароту стоило огромных магических сил, чтоб сдержать его и увести.

— Форас, есть новости, — осторожно начал глава. — Демоны, ответственные за завесу, зафиксировали на ней активность. Скорее всего, из-за нападения твоя жена провалилась в другой мир…

— Я пойду за ней.

— Постой, мой мальчик… — Астарот удержал темного герцога за плечо. — Я предполагаю, что и Ее Светлость Данталион и твой ребенок живы, но… Тебе нужно хорошо подумать, прежде чем идти за ней. Переход будет стоить тебе, по меньшей мере, восьмидесяти процентов твоих сил, и неизвестно еще, сможешь ли ты вернуться… Подумай сам, если в критической ситуации тот мир притянул ее, то, возможно, она и являлась той самой попаданкой, которую мы искали. Да, она прошла проверку, но при должной ловкости и хитрости любого можно обмануть, ты же знаешь…

Форас исподлобья смотрел на главу, и, дождавшись, пока он договорит, резанул:

— Да, Катажина действительно попаданка. А еще она — ваша дочь, Ваша Светлость.

— Что?

Глава одиннадцати демонов пошатнулся, схватившись за сердце.

— Как дочь? У меня есть дочь? Это невозможно — ведь Лексия бесплодна…

— Ее мать не Лексия, а Эвелина Лэверти. Она стерла ваши воспоминания о себе и спрятала дочь, потому что боялась, что вы ее отнимите.

— Эвелина Лэверти… — медленно повторил Астарот. — Эвелина. Это имя… Я хочу вспомнить.

Впервые за все время Форас видел главу демонов таким растерянным и словно разом прибавившим несколько лет. Он прижал пальцы к вискам и нахмурился, как будто у него очень сильно заболела голова, и никакой магией невозможно было это исправить.

Наконец Астарот поднялся и отрывисто приказал.

— Готовься к переходу. Постараемся сделать так, чтобы он отнял не все твои силы. У тебя должна быть магия… Очень много магии, чтобы ты нашел ее… Там.

— Я вам в сотый раз говорю, я ни в чем не виновата! Я — Екатерина Жабкина, у меня был муж Григорий Жабкин, он, наверное, мог бы подтвердить мою личность…

Но полицейские, которые задержали меня прямо на улице, попались какие-то озлобленные и неверящие. Поначалу меня остановили, чтоб проверить документы… Оно и неудивительно, с моим-то нарядом и очумелым видом! Однако, когда документов у меня при себе не оказалось, и началось самое веселье.

Доблестные стражи порядка сочли, что я представляю угрозу обществу, и сопроводили меня в отделение полиции до полного выяснения личности.

— Мы посмотрели по ориентировкам, о пропаже Жабкиной Екатерины Александровны в органы правопорядка никто не заявлял. А Григорий Жабкин в данный момент отбывает наказание в колонии строгого режима за мошенничество в особо крупных размерах, — заявил злобного вида опер, с хрустом ломая пальцы. — Так что будем разбираться, Жабкина вы, не Жабкина, иди вообще поддельница этого фрукта! Уведите ее!

И меня под конвоем, как опасную преступницу, повели в камеру.

Я шла, рассматривая стены обшарпанного коридора, и с трудом сдерживала слезы.

Верните меня, верните! Я не хочу находиться здесь! Это не мой мир и не моя жизнь!

Вся моя жизнь — в Инферно! Но что, если я никогда туда не вернусь?

Темный коридор почему-то показался каким-то слишком уж длинным. Вот, кажется, и мои конвоиры — два дюжих полицейских — несколько удивились этому и стали оглядываться во все стороны.

Внутри меня ярким светом загорелась надежда.

А в следующее мгновение прямо посреди коридора, преграждая конвою дорогу, возник он.

Форас. Мой прекрасный и обожаемый муж. В руке его ярко полыхал опасным магический огонь. Вид его был настолько серьезным и внушающим трепет, что полицейские даже меня выпустили, хотя до этого придерживали за локти очень даже ощутимо.

— Вы кто такой, гражданин? — в замешательстве поинтересовался один из них.

— Шестой верховный демон Инферно, темный герцог Форас Данталион, — ответил муж, и в его голосе прозвучала скрытая угроза. — А это моя жена, герцогиня Катажина Данталион. Я ее забираю.

— Ну… Раз жена, тогда берите, конечно, — обалдело сказал второй полицейский, и оба опасливо от меня отступили.

Я бросилась к мужу, и он крепко-крепко прижал меня к себе.

А затем в темном свечении его магии мы вернулись в Инферно.

Домой.

Эпилог

— У него твои глаза, Катажина. Фиалковые, волшебные. Он прекрасен…

Форас стоял над моей постелью, бережно сжимая в руках белый сверток из одеяльца, сплошь расшитого пенным кружевом.

Внутри свертка находилась самая главная драгоценность в любом из миров. Наш новорожденный сын.

Во взгляде моего мужа было столько любви, что ей можно было наполнить целую вселенную, и все равно бы осталось.

Я в жизни бы не подумала, что когда-нибудь испытаю такие сильные чувства. Они искрились и переливались внутри меня, и мне хотелось обнять целый мир! Сейчас и навсегда он был заключен для меня в этих двух демонах — большом и маленьком.

— А, по-моему, он похож на тебя, — засмеялась я. — Самоуверенный и требовательный демон!

— На него, на тебя… — вмешался Дарси, который во время родов неотрывно находился рядом со мной. Поддерживал, как и полагается фамильяру. — Этот котенок — ну просто вылитый я! Будет таким же мудрым, красивым и величественным, уж я позабочусь о его воспитании! И назвать его надо в честь меня. Дарсиус — самое благородное и лучшее имя.

— Вот уж нет уж! — помотала головой я. — Дарсиус — имя, конечно, красивое, но мы с Форасом уже сделали свой выбор!

— Да-да, помню-помню, — закатил оранжевые глаза скоттиш. — Вы решили назвать его Эйдан — ну что за неблагозвучное имя?

— Не ворчи, пожалуйста, — попросила я и прижала к груди сына — самого прекрасного и волшебного на свете. — Эйдан — значит веселый…

— Ну, веселый и веселый, — смирился Дарсик. — Хоть посмеяться с кем будет, а то ты, ши-гочи, юмора совсем