Говардс-Энд - Эдвард Форстер

— Наверное, я глупец, — с виноватым видом сказал Леонард.

Для Хелен же парадокс виделся все яснее и яснее.

— Смерть уничтожает человека; идея Смерти его спасает.

За гробами и скелетами, существующими в вульгарном сознании, лежит нечто настолько громадное, что все, что есть в нас великого, на него откликается. Люди, живущие в этом мире, могут бежать от склепа, в который однажды им предстоит войти, но Любовь мудрее. Смерть — враг Любви, но силы их не равны. В вековой борьбе мускулы Любви закалились, ее зрение стало яснее, и никто больше не может противостоять ей.

— Поэтому никогда не сдавайтесь, — продолжала девушка и вновь и вновь рисовала ему смутную, но такую убедительную картину, как Незримое побеждает Зримое. Ее волнение возрастало, по мере того как она пыталась отрезать веревку, связующую Леонарда с землей. Свитая из горького опыта, веревка не давалась. Вскоре к ним вошла горничная и передала письмо от Маргарет. Внутрь была вложена адресованная Леонарду записка. Под лепет реки они прочли то, что там было написано.

28

Довольно долго Маргарет ничего не делала, потом взяла себя в руки и написала несколько писем. Рана была чересчур глубока, чтобы говорить с Генри, и все же Маргарет была в состоянии его пожалеть и даже не передумала выходить за него замуж. Однако ее сердцу было еще слишком больно и слова не шли. Даже внешне реакция на его падение проявлялась в ней со всей очевидностью. Она не могла справиться ни со своим голосом, ни с выражением своего лица, и ласковые слова, которые она заставляла себя писать, казалось, принадлежали кому-то другому.

«Мой дорогой, — начала она, — то, что ты мне рассказал, к нам с тобой не имеет отношения. Это или все, или ничего, и я склонна считать это ничем. Все произошло задолго до того, как мы встретились, и даже если бы это случилось после нашей встречи, надеюсь, я писала бы тебе сейчас то же самое. Я понимаю тебя».

Она вычеркнула фразу «Я понимаю тебя» — в ней ощущалась фальшивая нота. Генри не стерпел бы, что его «понимают». Еще она вычеркнула: «Это или все, или ничего». Ему не понравилась бы такая категоричность в оценке ситуации. Она не должна комментировать. Комментировать не женское дело.

«Пожалуй, достаточно», — подумала она.

Но ощущение его падения душило ее. Стоил ли Генри всех этих треволнений? Поддаться чарам женщины такого сорта — это все, да, все, и Маргарет не могла быть его женой. Она попыталась перевести его искушение на свой язык, и голова вовсе пошла кругом. Должно быть, мужчины совершенно иные существа, если у них возникает желание поддаться такому искушению. Ее вера в дружеские чувства пошатнулась, и жизнь предстала перед нею словно увиденная сквозь застекленный салон парохода «Грейт вестерн», отгородивший в равной мере и мужчин и женщин от свежего воздуха. Быть может, два пола — это и в самом деле две расы, каждая со своим нравственным кодексом, а их взаимная любовь — лишь уловка Природы, не терпящей застоя? Уберите из человеческих взаимоотношений правила приличия, и все сведется лишь к одному? Маргарет пришла к заключению, что так и есть. Она понимала, что из уловки Природы мы создали магию, которая обеспечит нам бессмертие. Но еще более таинственной, чем влечение одного пола к другому, оказывается нежность, которую мы вкладываем в это влечение. Гораздо шире разрыв между нами и скотным двором, чем между скотным двором и отбросами, которые питают его почву. Мы развиваемся такими способами, какие не измерить науке, и приходим к таким результатам, какие не осознать богословию. «Это сокровище создали люди», — скажут боги и, сказав так, подарят нам бессмертие. Маргарет помнила эти слова, но в тот момент их не чувствовала, а потому в ее сознании свадьба Иви и Кахилла превратилась в дурацкий карнавал, а ее собственная свадьба стала слишком ничтожной, чтобы о ней задумываться. Она разорвала письмо к Генри и написала другое:

Дорогой мистер Баст, я, как и обещала, поговорила о вас с мистером Уилкоксом, и мне очень неприятно сообщить вам, что у него нет для вас места.

Она вложила его в другое письмо, адресованное Хелен, над которым промучилась меньше, чем можно было бы ожидать. Но у Маргарет заболела голова и она не особенно выбирала выражения:

Дорогая Хелен, передай ему эту записку. Басты — никчемные люди. Генри обнаружил эту женщину на лужайке в пьяном виде. Я распорядилась приготовить тебе комнату у нас, и, пожалуйста, приходи сразу же, как получишь мое письмо. Басты не те, о ком нам следует беспокоиться. Утром я могу сама к ним зайти и сделать то, что в данном случае будет справедливо.

Написав это, Маргарет почувствовала, что поступает как практичная женщина. Позже нужно будет что-нибудь придумать для Бастов, но сейчас их следует заставить молчать. Она надеялась, что Хелен не успеет поговорить с этой женщиной. Она позвонила, чтобы вызвать горничную, но никто не ответил: мистер Уилкокс и Уоррингтоны ушли спать, а кухня была предоставлена слугам для пирушки, — поэтому она отправилась в «Георг» сама. В гостиницу она не вошла, ибо любые разговоры могли оказаться пагубными, и, сказав, что письмо очень важное, передала его прислуге. На обратном пути, пересекая площадь, Маргарет увидела Хелен и мистера Баста в окне столовой, и испугалась, что уже опоздала. Но ее дело еще не было доведено до конца: нужно было рассказать Генри, какие действия она предприняла.

Это оказалось совсем не трудно, потому что она встретила мистера Уилкокса в холле. От ночного ветра картины начали постукивать о стену, и его разбудил этот шум.

— Кто там? — крикнул он хозяйским голосом.

Маргарет вошла в холл.

— Я позвала Хелен прийти ночевать сюда, — сказала она, проходя мимо. — Здесь ей будет лучше. Так что не запирай дверь.

— Я подумал, что к нам кто-то забрался, — объяснил Генри.

— И еще я сказала Басту, что мы ничем не можем ему помочь. Не знаю, может быть, потом. Но очевидно, что сейчас Басты должны уехать.

— Так ты говоришь, что твоя сестра будет ночевать здесь?

— Наверное.

— Тогда нужно распорядиться, чтобы ее проводили в твою комнату?

— Мне в общем-то нечего ей сказать. Я ложусь спать. Передай слугам, что она, возможно, придет. Кто-нибудь сможет поднять наверх ее чемодан?

Генри ударил в небольшой гонг, который был куплен, чтобы вызывать прислугу.

— Нужно бить громче, если хочешь, чтобы тебя услышали.

Генри открыл дверь, и из конца коридора до них донеслись взрывы хохота.

— Уж больно они разошлись, — сказал Генри и широким шагом направился в сторону веселившихся. Маргарет пошла наверх, не будучи уверенной, надо ли ей радоваться или огорчаться этой встрече. Оба вели себя так, словно ничего не произошло, и интуиция подсказывала ей, что это неправильно. Ради самого себя Генри должен был предоставить ей хоть какое-то объяснение.

Однако что бы оно ей дало? Дату, место, несколько деталей, которые она и так могла слишком явственно себе представить. Теперь, когда прошло первое потрясение, она поняла, что у нее были все основания предвидеть появление какой-нибудь миссис Баст. Внутренняя жизнь Генри давно лежала перед ней как открытая книга — его интеллектуальная непоследовательность, невосприимчивость к личностному воздействию, сильные, но подавляемые страсти. Следовало ли ей отказаться от него, потому что его внешняя жизнь соответствовала внутренней? Возможно. Возможно, если бы его бесчестье касалось ее непосредственно, но оно относилось к тем далеким временам, когда они еще не были знакомы. Маргарет боролась со своими чувствами. Она говорила себе, что вина Генри перед миссис Уилкокс распространяется и на нее. Но Маргарет не была сухим теоретиком. Раздеваясь перед сном, она почувствовала, что гнев, уважение к усопшей, желание устроить сцену — все это отступило. Пусть Генри ведет себя так, как считает нужным, потому что она любит его и когда-нибудь ее любовь сделает его лучше.

В основе поступков Маргарет во время этого кризиса лежала жалость. Жалость, если здесь допустимы обобщения, составляет основу женской природы. Если мы нравимся мужчинам, то лишь благодаря нашим лучшим качествам, и каким бы душевным ни было их чувство к нам, мы боимся оказаться его недостойными — в этом случае нас потихоньку перестанут замечать. Но женщин наше падение, напротив, побуждает к действию. Оно глубоко затрагивает их естество — к счастью или несчастью.

Все дело было в этом. Генри должен быть прощен, и любовь Маргарет сделает его лучше. Остальное не имеет значения. Миссис Уилкокс, этого беспокойного, но милого призрака, нужно оставить вместе с причиненной ей несправедливостью. Теперь, обретя соразмерность, она тоже пожалела бы человека, который столько напугал в их жизни. Знала ли миссис Уилкокс о его проступке? Интересный вопрос, но Маргарет заснула, объятая любовью и убаюканная лепетанием реки, всю ночь несущей свои воды из Уэльса. Она ощущала единение со своим будущим домом, проникнувшись им и отдав ему всю себя, и когда проснулась, то вновь увидела, как над окрестными туманами победно возвышается замок Онитон.