Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае - Барякина Эльвира Валерьевна

– Приведите ко мне своего мужа, – попросила она.

– Нет.

– И девочку не покажете?

– Нет. Она мне не дочь. Я располнела, мне надо похудеть, поэтому я кормлю ее грудью – это лучший способ. А потом Клим может делать с ней что хочет.

Тамара знала, что Нина Васильевна ненавидит их обоих. Клим променял своего ребенка на черномазого подкидыша; он покрестил ее и тоже назвал Екатериной. Предатель, что и говорить.

Тамара думала, как помочь.

– Вам надо вернуться в общество. Мы составим легенду: вы пострадали от…

– Не надо, – перебила Нина Васильевна. – Я не хочу, чтобы меня жалели.

Она ушла. Тамара сидела в своем гнезде: подушки, шелка, ароматные свечи.

Все мы друг для друга – отражение потаенных страхов. Тамара смотрела на Нину Васильевну и думала: «Я б умерла, если бы кто-нибудь раздавил моего ребенка». Нина смотрела на Тамару: «Я б умерла, окажись я калекой». Они смотрели на Хью Уайера, на его сына Роберта, на всех тех, кто проходил перед глазами: «Я б умерла, если бы была тобою… Если бы у меня был твой нрав, твоя семья, твоя работа, твои ошибки, твое прошлое…»

И каждый человек доказывал, что умирать не обязательно, кем бы ты ни был и что бы ни случилось.

Явился Тони, принес орхидею в пузатом горшке:

– Это тебе! Целуй быстрей своего победоносного мужа – я выиграл в суде, в поло и на бирже!

У его головы особый запах – настолько тонкий, что он чувствуется только при первом вдохе.

– Нина Васильевна приходила, – сказала Тамара. – Что ты думаешь о ней?

Тони поднял смеющиеся глаза:

– Она милая. Давай после ужина сразимся в шахматы? Если ты меня сегодня обыграешь, я буду удивляться до конца недели. Сегодня я удачлив и хитроумен, как Одиссей!

Нежность. Любовь. Все-таки это приятно, когда лучший из мужей абсолютно равнодушен к интереснейшей из женщин.

3

Нина зарастала горем, как сорной травой. Так невозможно жить – не видно солнца. Она гоняла мысли по кругу. Откуда полицейские пронюхали о консульстве? Кто предал? Дурак Иржи сболтнул? Подлый Лемуан? Она тщетно звонила ему по телефону – он не отвечал. Ходила к нему домой – Одноглазый не пустил ее на порог: месье Лемуан не интересовался побежденными.

Вытащить из себя тоску, как занозу, как кусок шрапнели, зачитать книгами, замолить.

Нина пошла в церковь. Нацарапала имя в книге у причетника, взяла свечку. В детстве после литургии она ощущала себя легкой, вымытой. Невзгоды снимались с плеч, как приставшие нитки с чужого платья. Теперь все было по-другому.

«За что мне все это?»

Впрочем, Нина знала за что. Она слишком долго оставалась безнаказанной – теперь ей прислали счет: за Клима, Иржи Лабуду и Эдну Бернар.

Так что же теперь делать?

Разговоры с Тамарой не помогали: она жалела Нину, а этого она не могла выносить. Бывшие знакомые – те, кого она принимала в своем доме, – либо шарахались от нее, либо лезли с расспросами.

Клим не понимал, почему она не может принять китайского младенца. У мужчин никогда не бывает кровной, мистической связи с ребенком, такой, какая была у Нины с мамой, а потом с дочерью. Новая Катька казалась ей уродливым щелкунчиком, насмешкой над ее материнством.

Кроме того, Нина ревновала. Ей самой требовалась поддержка Клима, его страсть, его забота, а он растачал их на крикливое неродноесущество. Иногда Нине казалось, что муж вовсе разлюбил ее. Что ж, она могла его понять: кто угодно устанет от вечно хмурой, потерянной женщины.

«Я запуталась. Я никого не люблю. Я не знаю, чего мне хотеть».

Глава 35

1

Олману все-таки удалось отвоевать Нинин счет – у банка не было доказательств, что ее деньги были нажиты преступным путем. Он позвонил Нине:

– Я снял остатки, тысячу двести долларов. Приходите и забирайте. Дело сделано: счет закрыт.

В его приемной сидели два десятка молодых китайцев. Остальные выстроились в очередь на лестнице до первого этажа.

– Кто это такие? – удивилась Нина.

Олман только рукой махнул:

– Актеры.

Он объяснил, что кинокомпания «Метро-Голдвин-Майер» обратилась в его контору с просьбой добыть двух буйволов для фильма в китайских декорациях. Но оказалось, что буйволов нельзя вывозить из Китая, и тогда съемки перенесли в Шанхай. Прибыл режиссер и потребовал найти аборигенов – юношу и девушку для главных ролей.

Олман долго сопротивлялся: «Я не бюро по найму актеров!» – но ему обещали права на прокат в Китае, и он уступил: за пределами Америки Шанхай – самый крупный рынок сбыта для кинопродукции.

– Сил моих нет с этими актерами! – пожаловался он, выкладывая перед Ниной пачку денег. – Мы дали объявления в китайских газетах: «Требуются абсолютно здоровые особы двадцати лет, с приятной внешностью, отлично говорящие по-английски». И что вы думаете? Приходят старые, прыщавые, с забинтованными ногами, по-английски ни слова не понимают. На что надеются?

Зазвонил телефон, Тони схватил трубку:

– Алло! Это не мое дело, что буйволы вам больше не нужны! Они куплены и сейчас находятся у меня в саду. Они жуют траву на моем газоне, и я прошу вас забрать их!

Нина сложила купюры в сумку, помахала Тони и вышла. Слава богу, теперь у нее была наличность: долгов за эти месяцы набралось уйма, а она так и не придумала, где брать деньги. На Клима надеяться не приходилось: он остался без работы и проедал накопленное.

У подъезда стояла тележка с мелочным товаром: папиросы, карандаши, рекламные календари с томными блондинками. Продавщица – русская: кто еще из белых станет торговать на улице?

– Дайте пачку «Ruby Queen».

В последнее время Нина начала курить – обряд самосожжения, когда медленно убиваешь себя и краем глаза следишь за публикой: ну что, кто-нибудь остановит?

– А календарь взять не хотите? – спросила продавщица. – Эх, никто их не берет! Китайцам белые девушки кажутся некрасивыми, а туземки тоже никому не интересны: они сидят, завернутые в халаты, одна голова да руки торчат. На что там смотреть?

К подъезду подкатил рикша и высадил на тротуар китаянку: модная шляпка, подвитые волосы, на шее – длинные бусы. Она достала из сумки круглое зеркало и, поправив челку, направилась к подъезду. Ноги у нее были в порядке, не искалеченные.

Продавщица хмыкнула:

– Знаете, сударыня, кто это? Хуа Бинбин, актриса. У меня муж в синематографе работает – фильмы крутит. Мисс Хуа – большая знаменитость. Первая картина – и такая удача.

– А что за фильм? – спросила Нина.

– Смысл такой: отец хочет выдать девицу замуж за богатого чиновника, а она не покоряется и убегает в Шанхай с молодым студентом. Это китайцам в диковинку: у них все браки без любви, по родительскому сговору. Они по сто раз на эту картину ходят. Очень прибыльная оказалась.

Нина сунула ей в руку мелочь:

– Дайте-ка мне по одной штуке каждого календаря. И подпишите, какие лучше продаются, а какие совсем не берут.

2

Придя домой, Нина разложила календари на полу в гостиной. Долго стояла, вглядываясь в розовощекие лица.

Вернулся Клим с девочкой:

– Это что за конкурс красоты? Ты что-то затеяла?

Нина кивнула:

– Я буду печатать календари с женщинами.

– Хм… Фривольные?

– Частично. Но мне потребуются художники-китайцы, которые знают, что хочет местное население.

Клим задумался.

– Поезжай в Сиккавэй к иезуитам. При монастыре есть живописная мастерская – туда направляют талантливых подкидышей. Они святых рисуют – очень неплохо.

Нина достала с этажерки адресный справочник.

– Меня в долю возьмешь? – спросил Клим.

– У тебя нет способностей к коммерции.

– А вот и есть. Я как-то нашел дохлого кита на пляже. Дал объявление в газетах: «Чудо света – морское чудовище». Организовал экскурсии. Правда, кит скоро протух и распугал всех, но около сотни я заработал.