Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большая часть воинов Гнея Октавиана дезертировала. Октавиан укрылся на холме Яникул, названном в честь бога Януса, на западном берегу Тибра, за городскими стенами.
Рим снова оказался в руках Цинны. Пока Сулла готовился начать войну против Митридата в Греции, популяры завладели столицей Республики.
В конце концов Гней Октавиан был схвачен и казнен, голову его прибили гвоздями к тому же столбу, на котором ранее Сулла выставил голову Сульпиция: римский консул от оптиматов лишился головы в отместку за обезглавленного плебейского трибуна. Цинне казалось, что это справедливо – как и многим популярам, хотя и не всем: кое-кто считал, что необходимо прийти к соглашению с оптиматами, иначе кровопролитие никогда не закончится. Тогда Цинна решил призвать Гая Мария и его сына, чтобы их присутствие укрепило его положение как вождя популяров. Марий согласился вернуться в Рим: покинув Африку, он в сопровождении сына и небольшого отряда ветеранов, которые присоединились к нему в Южной Италии, прибыл в город на Тибре.
Оказавшись в столице, он отправился в дом Юлиев на новую встречу с Цинной, чтобы произвести перемены в правительстве Республики. Итак, Республика против Суллы, пока что отсутствующего.
Domus Юлиев
Той же ночью
Корнелия и Цезарь-младший встретились на заднем дворе дома Юлиев в Субуре.
– У тебя все в порядке? – спросил Цезарь. – Я слышал, что твой отец взял тебя с собой, когда Сенат изгнал его из города, и очень встревожился.
– Со мной все хорошо, – ответила Корнелия, тронутая его беспокойством. – Из нас могли сделать заложников, отец этого не хотел.
– Он заботится о тебе, о твоей безопасности.
Корнелия посмотрела в пол и покачала головой:
– Нет, отец заботится только о себе самом. – Корнелия посмотрела Цезарю в глаза. – Он беспокоится обо мне лишь потому, что я помогу объединить наши семьи, потому что Марий ваш родственник. Если я что-нибудь для него значу, то лишь по этой причине.
Юноша промолчал.
– Но теперь мне все равно, любит он меня или нет, – продолжила Корнелия. – Я привыкла. Я знала, что он попытается устроить для меня брак, который поможет ему в государственных делах. Как хорошо, что моя судьба – это ты. Ты ко мне хорошо относишься. И твои родители тоже. Особенно мама.
– Она учит тебя греческому, – отозвался Цезарь. – Она сама мне сказала.
– Да. Я очень ей благодарна. Знаю, что она делает это из-за тебя, ради тебя. Она хочет, чтобы я тебя заслуживала. Правда, при мне она так не рассуждает. Но я-то знаю.
– Возможно, отчасти так и есть, – согласился Цезарь. – Но я уверен, что, если бы ты ей не нравилась, она бы этого не делала.
– Чего именно?
– Не учила бы тебя греческому. В последние годы она твердит, что слишком стара и не может терпеть рядом с собой глупцов. Если бы она не считала тебя умной, то не стала бы по вечерам заниматься с тобой греческим. Кроме того, она говорит, что ты схватываешь все на лету.
– Кто умен, так это твоя мама, – продолжала Корнелия, удивляясь тому, как легко ей болтать с Цезарем; конечно, имея двух сестер, он привык общаться с девочками, о чем сам говорил несколько месяцев назад. – Твоя мама делает вид, что она ни при чем, но ей известно все, что происходит. И…
Она не договорила.
– И?..
Корнелия не осмеливалась произнести это вслух, поэтому прошептала:
– У нее есть свое мнение о чем угодно. О государственных делах тоже.
Цезарь захохотал, Корнелия присоединилась к нему. Ей нравилось наблюдать за тем, как естественно он ведет себя с ней.
– Это правда, – подтвердил он, отсмеявшись. – У мамы по каждому поводу есть свое мнение.
Они помолчали.
Цезарь хотел спросить девочку, что она читает, но в ту минуту его больше занимало другое.
– Пойдем в таблинум? – предложил он.
Она ответила шепотом:
– Твоя мама знает, что ты подслушиваешь… что мы подслушиваем.
– Так я и думал, – пробормотал Цезарь, не выказывая особого удивления. – А она велела впредь этого не делать?
Корнелия сморщила лоб:
– Нет, такого она мне не говорила.
Он подал ей руку.
Она положила свои пальцы на его ладонь.
– Тогда пошли.
И снова, как несколько месяцев назад, Цезарь повел Корнелию по длинному коридору в таблинум, примыкавший к большому главному атриуму, где собрались Цинна, Цинна-младший, Гай Марий-старший, Гай Марий-младший, Серторий, Цезарь-старший и Аврелия.
Главный атриум дома Юлиев
Цинна и Марий говорили громко, перебивая друг друга.
Их сыновья молчали. Оба были мрачнее тучи. Они никогда не видели, чтобы их отцы с такой яростью набрасывались друг на друга.
Цезарь-старший пытался их успокоить.
– Каждый из вас по-своему прав, – твердил хозяин. – Клянусь всеми богами, вы делали то, что считали необходимым ради перемен в Республике, но сейчас надо прийти к соглашению. Вы оба хорошо знаете, что Сулла вернется. Либо мы будем вместе, либо наша разобщенность станет для него лучшим подспорьем и позволит ему снова захватить неограниченную власть.
Марий и Цинна переглянулись.
Аврелия молчала, время от времени поглядывая в сторону таблинума.
– Обезглавливание Гнея Октавиана было ошибкой, – настаивал Марий. – Кровь влечет за собой кровь.
– Сила и страх – единственное, что действует на оптиматов, – возразил Цинна. – Это их язык. Они использовали его против Гракхов, против Сатурнина и Друза, а сейчас – против Сульпиция.
– Да, это их язык, но Суллу не испугает очередная отрезанная голова, к тому же он очень силен, – возразил Марий.
– Все решит война с Митридатом, – заметил Цинна. – А понтийский царь сделает за нас всю грязную работу и прикончит Суллу. Но главное, благодаря моим действиям в Риме Метелл бежал, а тебе удалось вернуться.
Марий вздохнул.
– Это правда, как верно и то, что поход против Митридата решит дело, – примирительным тоном признал он.
– О боги! – воскликнул Цезарь-старший. – Хоть в чем-то сошлись. Подать вина! – воскликнул он, глядя на атриенсия.
Раб поспешил выполнить повеление.
Подали кубки.
Все выпили.
Влага Вакха немного разрядила обстановку.
– Что сделано, то сделано, – сказал Марий. – Но я предлагаю две вещи.
– Слушаю
