Опасная охота - Валерий Еремеев

В коморке появляются по одному: неизвестный мне боец группы захвата, Саша Жулин и Павел Царегорцев.

— Что это был за звук, там, наверху? — спрашиваю их, когда меня освобождают от наручников.

— Одна дополнительная идея. В самый последний момент мы решили в кассету, вместе с радиомаячком, вмонтировать небольшой пороховой заряд, так сказать психического воздействия. Включаешь видиомагнитофон, а он вдруг берет и разлетается на куски. Вот только с зарядом немного переборщили.

Поручив Мультяна спеназовцу, мы поднимаемся наверх в большую комнату. Там царит полный кавардак. По всей комнате разбросаны обломки того, что раньше было телевизором и видиком. «Крюгер»-Остап сидит на диване в потерянной позе и ему под нос тычут бутылку с нашатырем. Абрам лежит на боку, прижав руки к правому глазу. Я наклоняюсь над ним.

— Вставай, циклоп, за тобой пришли!

Ни гугу. Абрамчик продолжает изображать спящую царевну. Разворачиваю его голову и понимаю, что произошло. Из глаза торчит длинный пластмассовый обломок, который, скорее всего, вошел так глубоко, что достал до мозга. Что поделаешь, несчастный случай на производстве, от этого никто не застрахован.

Мультяна и Остапа препровождают в сторону серой машины с зарешетчатыми окошками. Виллу обыскивают, но других людей там нет. Анатолий Адольфович на собственном опыте знает, во что обходится людям их дерьмо, поэтому тщательно бережет свое собственное и обходится минимальным количеством помощников.

Он уже приходит в себя от первого потрясения и старается взять под контроль случившееся.

— В чем дело, — кричит он, — по какому праву вы врываетесь ко мне в дом?

— Вы обвиняетесь в похищении человека, нанесении ему телесных повреждений, а также в незаконном хранении оружия. Это для начала. Я думаю, что когда мы приедем на место, к этому букету добавятся и другие цветочки, — за всех отвечает Жулин.

— Анатолий Адольфович для вас просто находка, — вторю я ему, подходя ближе. — Вам стоит его только потрясти за ноги, как лиса Алиса и кот Базилио трясли Буратино и вы увидите, как из него посыпится целая куча очень интересных фактов из жизни замечательных людей, я бы даже сказал, такая куча, что вы за сто лет стахановской работы ее не разгребете.

— Вы еще ответите за ваше самоуправство, — продолжает дуть в ту же самую волынку Мультян. — У меня очень влиятельные знакомые.

— Например, Федоров Алексей Михайлович, — говорит Жулин, — вот он обрадуется, узнав при каких обстоятельствах, вы попали к нам. Что, может дадим весточку депутату, а?

Жулин поворачивается ко мне.

— Только если Мультян будет плохо себя вести. Но я думаю, что он все понял и теперь будет хорошим мальчиком и расскажет все, что знает. Не правда ли, Анатолий Адольфович?

Потухшие глаза Мультяна красноречиво подтверждают его готовность быть хорошим мальчиком. По другому ему теперь нельзя: направив свою энергию на то, чтобы ловить на крючки других, он сам оказался в капкане и теперь может убедится в эффективности собственных методов.

Вот как бывает! Судьба играет человеком, а человек играет на трубе. А он так надеялся, что, копаясь в людских нечистотах, когда-нибудь станет ворочать мирами! Печально согнув голову, он присоединяется к Остапу, уже занявшему место в воронке.

В качестве последнего аккорда следует появление Калачева, на носилках, вперед ногами, с накрытым простыней лицом. Зрелище не лишенное некой торжественной печали.

— Кто сварганил бомбу в кассете? — спрашиваю Жулина.

— Этот, ваш… охломон длинный, забыл как его…

— Альварес, — подсказывает Царегорцев, находящийся тут же рядом.

— Да, он. Сказал, что он разбирается, что когда-то работал пиротехником.

— Он работал не пиротехником, а учеником пиротехника в цирке, да и то две недели. Потом его оттуда выгнали как профессионально непригодного.

— Ну, извини, я не знал, — разводит руками Жулин. — Своих мы подключать не решились, Сорока мог уловить движение и насторожиться. Из всей нашей конторы пока в курсе только я и Барышев.

Свои сомнения относительно способностей Альвареса как подрывника-любителя, я высказал больше для виду. Раньше у нас с Павлом уже была возможность убедиться, что в этом деле Вано знает толк. Не сомневаюсь, что заряд он увеличил специально. Может боялся, что менты задержаться и решил таким образом меня подстраховать, а может из-за большой «симпатии» к Калачеву. Как бы там ни было, я полностью солидарен с Альваресом. Туда Абраму и дорога. Если он еще не стал убийцей, то только потому, что я вовремя появился на квартире у Вероники и успел спасти девушку, хотя, кто его знает, что еще он мог натворить за свою недолгую жизнь. Человек, у которого все в порядке с головой и с законом, не будет расхаживать белым днем по улицам большого города с пистолетом за пазухой.

— Долго Барышева убеждать пришлось? — адресуюсь я уже больше к Павлу, чем к Жулину, однако реакция у последнего оказывается быстрее.

— Не очень, — отвечает он. — Павел Олегович привел убедительные аргументы. Да и тот факт, что Сорока на самом деле приставлен к нам службой внутреннего надзора, тоже сыграл свою роль. Соглядатаев, знаешь, нигде не любят, даже если они и действуют во благо. А тут… тем более.

— Кстати, где он?

— Кто, Сорока? Дома, наверное. Сегодня суббота, выходной. Мы приставили к нему людей. Если что, они бы сообщили. Пока все тихо. Значит дома.

— Достала меня, Шурик, вся эта истории до чертиков. Пора заканчивать. Можешь связаться с наблюдателями и уточнить наверняка, где он?

— Сейчас выясню. А ты пока… Пусть тебя врач посмотрит. У тебя голова в крови.

Глава 2

Не спеша я отворяю отчаянно скрипящие ядовито-зеленные двери единственного подъезда серого, сделанного из литого бетона шестнадцатиэтажного дома, возвышающегося над выпуклой, сверкающей нержавеющим металлом крышей крытого рынка «Дары природы». Игорь Сорока живет высоко, отчасти оправдывая этим свою птичью фамилию, но лифт я миную. Все мое существо протестует против этого визита и старается хоть на минуту, хоть на лишний десяток секунд оттянуть его приближение.

Подошвы ботинок становятся свинцовыми как у водолаза и еле-еле отрываются от ступенек, ноги так и норовят объявить забастовку, так что мне приходиться в самом прямом смысле заставлять их подниматься все выше и выше.

У меня перед глазами вихрем проносятся все подробности этой истории от начала и до конца. Все семь дней. Я вспоминаю, как я летел словно на крыльях по длинному коридору сгорая от нетерпения поближе познакомиться с архитектором АО «Конструктор» Александром Александровичем Ойффе, как с азартом ночного хищника караулил майора криминальной милиции Харина, затаясь возле его дома и пробирался в компании того же Игоря Сороки на фабрику «Чезаре», рискуя в любой момент получить в котелок пулю.

Почему же сейчас мне так не хочется никуда торопится? Что же случилось? Может быть оттого, что я понимаю, что Сорока во много раз опасней и Харина и тех двух мудозвонов, охранявших Маргариту? Об Ойффе я даже и не заикаюсь. Он вообще не идет с ним ни в какое сравнение.

Сорока — ловкий, решительный, коварный и предприимчивый, именно все это и делает его очень опасным. Тогда, может быть, мое нежелание объясняется страхом перед противником? Нет, чем угодно, но только не страхом. Страх во мне отсутствует. Ведь не из-за страха же я потратил столько сил и времени, чтобы уломать Жулина не вмешиваться и дать мне сорок минут для разговора с Сорокой наедине?

Я сознаю, что есть нечто вроде невидимой нити, связывающей нас. Может быть, потому что и он и я, каждый в свое время, изрядно побегали по горам под пулями боевиков, но все-таки вернулись живыми? Или же оттого, что тогда ночью мы рука об руку пробирались в бандитское логово и он помог мне освободить Маргариту? А еще раньше спас мне жизнь.

Спас, но тут же через сутки снова подставил меня, да что подставил, он, практически, отправил меня на смерть в загородной подвал Мультяна, где мне бы и закончить свой жизненный путь, если бы не одна спасительная для меня и роковая для Сороки случайность: фотография в альбоме, благодаря которой я смог вовремя разгадать его замыслы. Знала бы его мамаша, какую медвежью услугу оказала она своему сыночку, показывая мне свои семейные реликвии.

С его стороны, пригласить меня к себе на ночлег было единственной и непростительной ошибкой. Понимаю, он хотел иметь меня рядом, под рукой, чтобы втиснуть в свой план, но все это обернулось против него самого.

Да ведь и до всего этого он попытался подставить меня Харину, когда, убив Ольгу, подкинул мне пистолет. Теперь я это знаю точно — он убийца Ольги. Тогда какие тут могут быть сантименты: Сорока преступник, ничуть не лучше того же Калачева, Гливанского, Беднова и Федорова со товарищи. И никакие «благородные» мотивы не могут оправдать убийство невиновного человека.