Я надену чёрное - Терри Пратчетт

За прошедшие века ткань высохла и могла вспыхнуть как прошлогоднее сено.

Теперь фигура стала приближаться осторожнее. Её ещё не удавалось разглядеть детали, но её и не хотелось. Рыцари были вытканы без учета перспективы, они были абсолютно плоскими словно детский рисунок.

Но черный человек, который вначале появился в виде черной точки, по мере приближения становился всё больше и теперь… Она смогла разглядеть его лицо и пустые глазницы, которые даже теперь меняли цвета, когда он миновал одного за другим рыцарей в раскрашенных доспехах. Вдруг он побежал и стремительно стал увеличиваться в размерах. И она вновь ощутила удушливую вонь…

Сколько может стоить этот гобелен? Есть ли у неё право его уничтожать? Учитывая тварь, которая собирается из него вылезти? О да, да!

Как было бы здорово быть волшебником и позвать этих рыцарей на их последний бой!

Как было бы здорово быть ведьмой, которая живет далеко-далеко отсюда! Она поднесла потрескавшую головешку ближе и взглянула в пустые дыры на том месте, где должны были быть глаза. Ведьме нужно быть готовой встретить «не присутствующий» взгляд, потому что каким-то образом ты всегда чувствуешь, что он может высосать из глазниц твои собственные глаза.

Эти туннели в черепе были завораживающими, и он начал словно змея медленно двигаться из стороны в сторону.

— Пожалуйста, не надо.

Этого она не ожидала, голос был резкий и в тоже время дружеский. Он принадлежал Эскарине Смит.

Ветер был холодным и серебристым.

Тиффани лежала на спине, уставившись в белое небо. Краем глаза она видела, как колышется на ветру и шуршит высохшая трава, но, к удивлению, за пределами этого клочка природы, по прежнему находился огромный камин и гобелен с дерущимися рыцарями.

— Очень важно, чтобы ты лежала неподвижно, — произнес тот же голос откуда-то сзади. — То место, где ты сейчас находишься, было так сказать, смётано на скорую руку только ради этого разговора. Оно никогда не существовало до твоего появления в нём, и моментально распадётся, как только ты его покинешь. Строго говоря, по канонам всех философских учений, о его существовании речи вообще не идет.

— Значит, это волшебное место, не так ли? Вроде Ирреального Поместья?

— Довольно здравое рассуждение, — произнес голос Эскарины. — Те из нас, кто понимает суть, называют его «блуждающим настоящим». Оно очень удобно для того, чтобы переброситься с тобой парой слов приватно. Когда оно схлопнется, ты останешься там же, где и была, и ни одной секундой позже. Ясно?

— Нет!

Эскарина присела рядом на травку.

— Хвала богам, что это так. Иначе был бы большой конфуз. Ты, знаешь ли, довольно необычная ведьма. Насколько я могу судить, у тебя природный дар сыроварения, и как обычно бывает с талантами — он полезный. Миру нужны сыровары. Хороший сыровар ценится на вес… э, сыра. Однако, родилась ты без таланта к ведовству.

Тиффани открыла рот в ответ прежде, чем у неё родилась хоть одна идея о том, что сказать, но среди людей это обычное явление. Первое, чему удалось пробиться на язык было:

— Постойте-ка, я же держала горящую головню. А сейчас я очутилась тут, где бы это тут ни оказалось. Что стряслось? — она посмотрела на огонь. Пламя застыло на месте. — Меня заметят, — продолжила она, и потом, осознав всю странность происходящего, добавила: — Верно?

— Ответ «нет», а причина довольно запутана. «Блуждающее настоящее» это… приручённое время. Такое время находится на твоей стороне. Поверь, бывают в жизни вещи куда более странные. А сейчас, Тиффани, мы и вправду живем взаймы.

Пламя оставалось неподвижным. Тиффани чувствовала, что оно должно быть холодным, однако чувствовала тепло. И у неё было время подумать.

— А когда я вернусь?

— Ничего не изменится, — ответила Эскарина, — за исключением содержимого твоей головы, которое, в настоящий момент, очень важно.

— Значит, вы проделали все эти сложности только ради того, чтобы сообщить мне, что у меня нет природного таланта к ведовству? Очень мило с вашей стороны, — ровным голосом произнесла Тиффани.

Эскарина рассмеялась. Это был очень юный, задорный смех, который выглядел очень странно на покрытом морщинками лице. Тиффани еще ни разу не встречала столь молодо выглядящую пожилую личность.

— Я сказала, что ты родилась без этого дара. Он не дается просто так. Ты его заслужила, потому что упорно трудилась и страстно его желала. Ты вынудила мир дать его тебе, не взирая на цену. А цена есть и всегда была, очень высокой. Приходилось слышать присказку: «Награда за рытьё больших ям — ещё большая лопата»?

— Да, — ответила Тиффани. — Однажды об этом упоминала Матушка Ветровоск.

— Именно она её и придумала. Еще люди говорят — не ты обретаешь дар, а дар обретает тебя. Однако, тут вышло наоборот — ты обрела дар, даже если порой ты не знаешь, что именно за дар ты нашла, однако ты схватила его за костлявую шею и заставила работать на себя.

— Все это очень… интересно, — сказала Тиффани, — однако у меня еще много дел.

— Только не в блуждающем настоящем, — твердо заверила её Эскарина. — Послушай, Лукавец тебя снова нашёл.

— Я полагаю, он прячется в книгах и картинах, — предположила Тиффани. — И еще в гобеленах. — Она вздрогнула.

— И еще в зеркалах, — подсказала Эскарина, — и в лужах, и в луче света, отраженном от осколка стекла, и в сверкании ножа. Сколько вариантов ты способна придумать? Насколько ты готова испугаться?

— Я собираюсь с ним сразиться, — ответила Тиффани. — Думаю, я знаю, что нужно делать. Кажется он не тот, от кого можно сбежать. Он вроде бандита, так? Он нападает только тогда, когда считает себя сильнее, поэтому нужно найти способ стать сильнее его. Думаю, я сумею что-нибудь придумать, и, в конце концов, он чем-то похож на роителя. А с ним было справиться довольно просто.

Эскарина не раскричалась. Наоборот, она говорила очень тихо и каким-то образом показалось, что её слова прозвучали громче вопля: — Ты продолжаешь настойчиво не замечать, насколько он важен, Тиффани-сыровар? У тебя есть шанс расправиться с Лукавцем, но если ты не справишься, с тобою вместе не справится ведовство, и погибнет вместе с тобой. Он захватит твое тело, твои знания, твой талант и твою душу. И для твоего же блага, и блага окружающих, твои сестры-ведьмы, уладив разногласия, пока вы не натворили чего дурного, отправят вас обоих в вечность. Теперь понимаешь? Это — важно! Ты должна себе помочь!

— Ведьмы меня убьют? — охнула Тиффани.

— Конечно. Ты же ведьма, и ты хорошо знаешь, что всегда повторяет Матушка Ветровоск: «мы не занимаемся благотворительностью, мы делаем то, что должны». Либо он, либо ты, Тиффани Болит. Проигравший умирает. В его случае, я с горечью должна сообщить, что мы увидим его снова через несколько столетий. А на твоем, предлагаю не останавливаться.

— Постой-ка, — сказала Тиффани, — если они собираются сражаться с ним и со мной, почему бы нам не собраться вместе и не дать ему отпор?

— Ага, конечно. Ты будешь им рада? Чего ты хочешь на самом деле, Тиффани Болит? Здесь и сейчас? Выбор твой. Мнение прочих ведьм о тебе, я уверена, не станет хуже. — Эскарина какое-то время помедлила, а затем добавила: — Что ж, думаю, они будут снисходительны.

«К ведьме, которой бросили вызов, и которая сбежала? — подумала Тиффани. — Они будут к ней снисходительны потому, что знают, она никуда не годится. А если ты сама себя считаешь никуда не годной, значит — ты не ведьма». Вслух она произнесла:

— Да лучше я умру, оставаясь ведьмой, чем буду девчонкой, к которой они отнесутся со снисхождением.

— Мисс Болит, вы проявляете почти греховную самонадеянность, ошеломительную гордыню и самоуверенность, и должна сказать, от ведьмы я ничего иного и не ожидала.

Окружающий мир слегка задрожал и вдруг изменился. Эскарина исчезла, хотя её слова глубоко засели в голове Тиффани. Гобелен вновь был прямо перед глазами, а в руке горящая головешка, но в этот раз она держала её уже уверенно. Такое ощущение, будто её распирал изнутри воздух, приподнимая над землей. Мир стал странным, но, по крайней мере, в одном она была твердо уверена, что от малейшего прикосновения сухой гобелен вспыхнет словно трут.

— Поверьте, мистер, я в мгновение ока спалю это древнее полотно. Отправляйтесь-ка обратно, откуда пришли!

К её облегчению черная фигура удалилась. Послышалось мгновенное шипение, и Тиффани почувствовала, как пропадает навалившаяся тяжесть, унося с собою и вонь.

— Это было чрезвычайно интересно, — Тиффани обернулась и обнаружила стоящего за спиной улыбающегося Престона. — Знаешь, — продолжил он, — я начал было по настоящему беспокоиться, когда ты на какое-то мгновение застыла неподвижно. Я даже подумал, не умерла ли ты. Когда я дотронулся до твоей руки — со всем уважением, без всяких там шуры-муры — она была такой, какой бывает воздух в грозовую погоду. И вот я решил, что это ведьминские дела, и с тебя нельзя спускать глаз, а тут ты вдруг начинаешь угрожать головней ни в чём не повинному гобелену!