Аттила. Бич Божий - Морис Бувье-Ажан

Учитывая особую важность момента, Аттила решил всё сделать, как полагается. По всем войскам был разослан приказ прислать к нему самых известных колдунов, вещунов, ясновидящих, астрологов, прорицателей и магов. На центральной площади Шалона их собралась целая толпа. Пестрая смесь рас и всевозможных одеяний: гунны, гелоны, готы, акациры, герулы и гепиды, волхвы-язычники и анахореты, имевшие мало общего с римской христианской церковью. Работа кипела: закалывались ягнята, быки и петухи, гадали по внутренностям и по раскаленному на огне мечу, раскидывали кости, калили камешки, сжигали куски мяса и пахучие травы. Отовсюду раздавалась какофоническая музыка, бешеные ритмы, истошные крики и пение, повсюду танцевали, прыгали, топали и в трансе катались по земле.

По приказу императора спокойствие, хотя и с большим трудом, было восстановлено. По этому же приказу все верховные жрецы и шаманы должны были удалиться… на совещание! Им предстояло избрать одного, кто ответил бы от лица всех на вопросы императора. Неизвестно, как долго продлился совет и кто представлял сообщество чародеев. Наверное, это был какой-нибудь старый волхв или отшельник.

Аттила задал один вопрос, возможно, выбрав не слишком удачную формулировку:

— Меня могут победить?

— Конечно, всегда можно оказаться побежденным, проиграть битву. Но в ближайшем бою падет твой злейший враг.

Аттила удалился в свой шатер за городом.

Итак, он может проиграть — по крайней мере, проиграть одну битву, — но он может и выиграть. Несомненно одно, что Аэций — если не он, то кто сегодня его злейший враг? — будет убит, и это приводило Аттилу в доброе расположение духа.

Великая битва на Каталаунских полях остается и, по-видимому, еще долго останется мало изученным историческим событием. Не сохранилось никаких воспоминаний непосредственных участников, все, что известно, было почерпнуто из римских произведений с неизбежными личными комментариями авторов и литературной обработкой. К таким источникам относятся письма и поэмы Сидония Аполлинария (430–488 гг.), зятя Авита. Естественно, они страдают всеми недостатками крайнего «национализма»: субъективизм в отборе и оценке героев, тенденция к панегирику, восторги и расточение похвал своим и проклятий врагам вместо объективного изложения фактов.

Традиции устного творчества питали больше легенды, чем историю. Усталые и покрытые ранами герои, возвращавшиеся в Германию, Бургундию или Венгрию, заслужили право на пропуск в Валгаллу или другие высшие почести, и легенды сделали все, чтобы им помочь, скрыв факты, которые не делали им чести и сулили путь прямиком в геенну огненную.

Эта страшная битва явилась пароксизмом эры столь жестокой, дикой и бесчеловечной, что подорвала основы религий и принятых норм. Милосердный Бог христиан перестал быть защитником слабых, став Богом карающим. Он благословлял мечи чаще, чем кресты, и охотнее открывал райские врата героям и королям, покрывшим себя воинской славой, чем тем, кого эти герои зарезали, сожгли или сбросили со стен. При этом Господь был так перегружен работой, что не мог один справиться с поддержкой воителей и распределением памятных наград. На помощь единому богу пришла мифология. Взять, к примеру, «Песню о нибелунгах». Тут Вотан, там Марс или Венера. Нечисть преграждает путь воинам, валькирии скачут на помощь. Если нет валькирий, героя прикроет Вулкан или поддержит огнем молний Зевс.

То, что отголоски сражения дошли до нас в легендах, одинаковых у самых разных народов и бережно сохранявшихся в течение многих столетий, свидетельствует о небывалых масштабах и невероятной жестокости этой великой битвы. Битвы, которая длилась пять или семь дней. Битвы, о которой достоверно неизвестно практически ничего, за исключением нескольких ярких эпизодов.

Еще до начала великой битвы стали происходить необъяснимые вещи. Гепиды Ардариха, прибывшие первыми, расположились в лагере Мориака. Они составляли авангард войска гуннов. Часть гепидов должна была пропустить врага и ударить с фланга, другая — перейти Об у Арсиса и преградить дорогу римлянам с фронта.

Гепиды, наверное, ничего не видели и не слышали, когда на них обрушилось с топорами все войско Меровея, подошедшее от Ромильи. Нападение было столь неожиданным, что гепиды, более других варваров привычные к сомкнутому строю и построению в каре, нестройной толпой бросились навстречу врагу с копьями и мечами в руках, предварительно не обстреляв противника из луков и пращей.

Допущенная ошибка усугублялась тем, что авангард гепидов оторвался слишком далеко от остальных гуннских войск. Поскольку перед гепидами была поставлена задача оборонять противоположный берег Оба, гунны не оставили на этом берегу другого войска.

Это была настоящая бойня. Все было кончено за какой-нибудь час. Погибло 16 000 человек, из которых 12 000 составили гепиды. По другим, наиболее заниженным оценкам, было убито 11 000, из них от 8000 до 8500 гепидов.

Похоже — именно похоже, так как ни о чем нельзя говорить с уверенностью, — что Ардарих, будучи толковым военачальником, сумел переправить и выстроить в оборонительную линию часть своих воинов на южном берегу Оба и что Меровей, посчитав свою победу достаточно убедительной и не желая без нужды губить жизни своих доблестных франков, остановил бой, дав понять Ардариху, что пойдет на эту уступку при условии отхода гепидов на северный берег Оба. Франки остались хозяевами дельты.

Ардарих и остатки его войска вышли к Шалону, где встретились с разведчиками остготов и крупным отрядом гуннов, уже узнавших о приближении врага. Ардарих остановил их, сообщив, что там, за рекой, франки, которые по приказу Аэция вышли к реке быстрее, чем ожидалось; ошибка в прогнозах дорого обошлась; Аэций со своими галло-римлянами и варварами-федератами уже близко; надо быстрее разворачивать главные силы.

Соединившись с Аттилой, который одобрил действия Ардариха, войска стали занимать свои позиции.

Ветер доносил тяжелый гул, возвещавший о приближении легионов Аэция. Отважный Ардарих готов был немедленно атаковать их. Аттила удержал его: не время вступать в бой. В этот раз он точно знал, как будут разворачиваться события. Методичное вытягивание в линию войск друг напротив друга, распределение войск второй линии и резерва. Сразу в атаку не бросится никто. Каждая сторона будет изучать противника и вносить коррективы в свои планы. Для гуннов главным было получить возможность быстро прорвать фронт римлян, для чего требовалось вынудить Аэция как можно больше растянуть свою первую линию. Надо было также знать, где встанут арморикане и бургунды, поскольку «дикую» конницу бессмысленно было пускать на галло-римлян, тогда как против союзных им варваров она всегда действовала безотказно.

Все складывалось так, как и предполагал Аттила. Противники выстроились и изучали друг друга, не решаясь атаковать первыми. Воины с обеих сторон разъезжали перед фронтом противника, только что не раскланиваясь друг с другом.

Аттила посчитал, что решающая схватка произойдет на равнине к югу от Шалона, и отвел ее для своих основных сил. На востоке расположился Валамир со своими остготами. Ардарих и гепиды встали к западу. Еще западнее заняли свои позиции акациры и гелоны под началом Берика.

Аэций же решил не брать на себя командование центром, а возглавил левый фланг, встав, таким образом, напротив гепидов и прочих варваров Ардариха. На правом фланге расположились вестготы Теодориха и Торизмонда. В центре Аэций поместил бургундов Гондиока, франков Меровея с примкнувшими к ним багаудами и аланов двурушника Сангибана, которого не зря подперли с боков верными войсками. Для большей уверенности позади аланов поставили арморикан, которые должны были пресечь всякую попытку несвоевременного отступления.

Возможно, и даже весьма вероятно, что была и другая причина такого расположения войск. Аэций знал, что Аттила нанесет лобовой удар в центр прямо перед собой, и поставил в центре Сангибана. Аттила ненавидел его за измену и к тому же считал аланов наименее стойкими противниками, поэтому должен был еще с большим азартом броситься в атаку. Прорыв Аттилы мог окончиться полным провалом, так как с флангов его сдавили бы сплоченные ряды тяжеловооруженных воинов, а в центре, рассеяв или перебив аланов, он совершенно неожиданно для себя наткнулся бы на арморикан.

Итак, по замыслу Аэция, гунны должны были сойтись в бою с аланами, бургундами и франками, а остготы схлестнуться с вестготами, которых смертельно ненавидели. В диспозиции войск учитывалась психология!..

Однако все разворачивалось несколько иначе, нежели представлял себе Аэций. Сражения вообще редко проходят так, как планировали военачальники. В данном случае карты спутал Торизмонд.

Аттила, как и ожидалось, обрушился на Сангибана. Но тут на гуннов ударил Торизмонд и лихой кавалерийской атакой обратил их в бегство. Удар был столь массированным и жестоким, что гунны дрогнули. По словам Иордана, дух гуннских воинов так упал, что Аттиле даже пришлось обратиться к ним с длинной и эмоциональной речью. В условиях реальной динамики боя речь, скорее всего, была сведена до нескольких кратких, но весьма выразительных фраз. Торизмонд остается на захваченных позициях, к нему готовятся присоединиться Теодорих и Теодорих II. Остановив бегство гуннов и соединившись с остготами, Аттила с непонятным упорством вновь атакует по центру. Он опрокидывает вестготов Торизмонда и рассеивает аланов Сангибана, но тут неожиданно наталкивается на арморикан и оказывается зажатым с флангов подошедшими войсками Аэция и обоих Теодорихов, притом что Торизмонд, перегруппировав войска, пытается пресечь ему путь к отступлению.