Скитания - Юрий Витальевич Мамлеев

Грегори быстро распознал некоторые секреты пасторской «спиритуальной» кухни.

Довольно сложно, однако, было с психологией масс. Массы плохо верили, всё более заражаясь индифферентностью. В церковь ходили, как в клуб, — пить чай, кофе и поболтать. Приход у него был в одном провинциальном городке, недалеко от его родного К., — и тоже университетский, благополучный, для среднего класса. Машины у «благополучных» были длинные и широкие, и после службы некоторые уезжали за покупками — в магазины, которые были красивее, чем храмы. Храмы же здесь больше походили на магазины средней руки.

Но Грегори подобрал некоторые ключики к сердцам прихожан. Самый верный ключик — это упор на то, что с молитвой бизнес идёт успешней. Грегори и сам верил в это и порой убеждал других. Гораздо реже он прибегал к другому средству — к страху перед смертью. Средний класс о смерти вообще не догадывался, но Грегори упирал на то, что, мол, «вы на своих автомобилях в рай не въедете». Эта фраза, правда, немного озадачила и его самого и даже настораживала: свой автомобиль он очень любил.

Он не прочь был поставить эту идею под сомнение, но вера не позволяла. Зато Грегори твёрдо знал: чтоб хорошо и уверенно жилось на этом свете, чтоб процветали дела и всегда было хорошее настроение, чтоб всё было прочно — надо всё-таки иметь уверенность, что на том свете что-то есть, даже не «что-то», а жизнь, причём как бы продолжение этой, если не совсем в форме автомобилей, то хотя бы в похожей.

И он чувствовал, что его прихожане тоже хотят — хотя бы в подсознании, — чтобы их холодильники, телевизоры и пылесосы были приобщены к вечности.

Поэтому сакральная фраза «вы на своём автомобиле в рай не въедете» смущала сокровенный пласт подсознания Грегори. Ведь его люди именно этого и хотели. Но что делать: бизнес Грегори был особенный — «спиритуальный», как похохатывал профессор истории Дик Робертсон.

Семейная жизнь его удалась. С женой он имел контакт, разговаривал — не в пример некоторым другим. К несчастью, их единственный ребёнок умер — Грегори сам отпевал его в церкви. В могилу положили его любимые игрушки — заводной автомобиль и автоматическое ружье.

Зато процветал дом, машина, сад. Была ли тайная кровоточина, скрытый порок, мордобой при закрытых дверях, сверходиночество — всё то, что подтачивает порой семейную жизнь среднего класса? Ничего подобного не было, но было другое: жена Грегори, Пэт, ревновала мужчин к долларам. Это была её личная, вполне интимная странность, черта, пожалуй, действительно необычная — умилялся Крэк даже теперь.

«Моя жена — экстраординарное существо», — твёрдо решил он в конце концов.

Началось всё с телевизора, за которым просиживали многие вечера и годы — после работы. Пэт ещё в юности обратила внимание на некоторые не в меру толстые, лоснящиеся, довольные, почти свиные физиономии, заполнявшие телевизионный экран. Это могли быть проповедники, бизнесмены, финансовые магнаты, преуспевающие писатели, актёры, сенаторы, журналисты — кто угодно. Но общим в них было то, что, когда они произносили заветное слово Америки, то в их голосе звучала похоть, бесконечная и бездонная (некоторые даже чуть повизгивали, произнося его). Это священное слово было, конечно, money.

Пэт даже казалось, что все эти люди испытывают микрооргазм, когда выговаривают money, несмотря на то что они «выговаривали» эти звуки довольно часто. О чём бы ни шла речь — о Боге, о Вселенной, о науке, о политике, о стариках, это слово всегда произносилось, оно было вездесущим, и им всё заканчивалось, и к нему всё сводилось. И оргазм, оргазм, оргазм — Пэт чувствовала его в каждом взвизге, оттенке, нюансе, с которым произносилось это слово. Кошмары мучили её по ночам. Ей снились эти бесконечные рожи — лидеров, мнимых оппозиционеров, проповедников, артистов, лауреатов премий для гениев — с маленькими холодно-бессмысленными глазками и сочными губами, с которых вместо слюны, казалось, текла сперма, когда они произносили название своего божества.

Надо сказать, что Пэт наполовину была европейка, да ещё ирландка, может быть, поэтому — так думал впоследствии Грегори — она оказалась подверженной сексуальным негоциям по отношению к долларам…

…На третий год их совместной жизни Пэт стала подозревать, что её муж с таким же сладострастием, как и коронованные долларовые знаменитости (впрочем, как и незнаменитости тоже), произносит это слово. Тогда она стала прислушиваться. Грегори никогда не забывал произносить money в разговорах с женой и на проповедях (но считалось неприличным говорить об этом среди знакомых, на вечерах и т. д.). В действительности он просто упивался этим словом. И на Пэт повеяло ужасом, — нет, она тоже преклонялась пред деньгами, но она строго различала деньги и любовь. Это был её романтический европейский предрассудок. Кроме того, главное заключалось в ревности…

Пэт начала следить за Грегори и сравнивать его интонации с телевизионными. По телевизору — когда гремел поток обычного промывания мозгов — все слова произносились всё-таки нормально, одинаково, но money — о, как Пэт чувствовала это — произносилось с придыханием, с молниеносным, почти неуловимым стоном, абсолютно идентичным стону при оргазме, только потише и незаметнее. И Пэт выла от злости: её Грегори — её лучезарный муж — был тоже во власти этого всемогущего микрооргазма.

И чем дальше, тем больше — его интонации стали совершенно совпадать с телевизионными.

Однажды они сидели вместе за утренним кофе.

И тут Грегори превзошёл сам себя. Произнося money, он даже закатил глазки. Да-да, закатил глазки, почти молитвенно. Этого Пэт не выдержала, она вскочила, разрыдалась и разбила чашку об пол. Тогда и произошло первое объяснение. Грегори был потрясён и счёл, что его жена чуть-чуть тронулась.

«Но всё-таки это романтическое сумасшествие», — решил он, а потом вдруг поймал себя на мысли о том, что он действительно испытывает нечто вроде микрооргазма, когда говорит money (причём наибольшее, подленькое содрогание он чувствовал на последнем звуке: «и», «и», «и»!). Как он раньше этого не замечал? И, несомненно, многие другие испытывали то же.

Но Грегори любил Пэт и тут же дал ей торжественную клятву никогда не испытывать больше этот «микрооргазм», как она деликатно выражалась. Он посмотрел в глаза любимой: они были в слезах.

Целая неделя прошла благополучно. Но потом мнительная Пэт стала жаловаться:

— Ты насилуешь себя, ты сдерживаешься ради меня, но на самом деле ты хочешь этого, хочешь! И твоё подсознание подчинено этому желанию!

Против таких доводов Грегори был бессилен: как доказать, что его подсознание чисто