Хаос (ЛП) - Шоу Джейми

Это шоу, которое должно длиться вечно. Я так потеряна, что меня нельзя найти. Но очень скоро наша первая «последняя песня» заканчивается, и мы с ребятами уходим со сцены. Мои братья все еще там, Шон все еще дышит, и, хотя обычно Адам восторгается тем, как все были великолепны, сегодня Брайс опережает его.

— Срань господня! — говорит он, пока я жду ответной реакции. Я ожидаю, что мои братья будут жаловаться на мой выбор карьеры, одежды, выбор жизни. Но вместо этого он кричит: — Ты была чертовски крутой!

Затем сильно хлопает меня по плечу, и мое уставшее тело чуть не падает. Но Мэйсон подхватывает меня прежде, чем я спотыкаюсь, и крепко обнимает за плечи, чтобы я не упала.

— Ты чертова рок-звезда, сестренка.

Поднимаю подбородок и смотрю на его широкую улыбку… а потом, черт возьми, я плачу.

Я даже не знаю, почему ломаюсь. Может быть, потому что я счастлива, что мои братья любят меня. Возможно, потому что опустошена, что Шон — нет, может, потому что я скучаю по дому. Или потому, что я не хочу, чтобы эти последние несколько недель кончались. Может, потому что я больше не мечтаю. Потому что я не могу.

Кэл обнимает меня, и вскоре я задыхаюсь в объятиях четырех братьев — больших руках Мэйсона, под внимательным взглядом Райана, перед дважды сломанным носом Брайса, а Кэл сжимает мое плечо, пока я не прихожу в себя. Они защищают меня от всего мира, пока рыдания не прекращаются, и я целую каждого из них в щеку, прежде чем отпустить.

— Ты в порядке? — шепчет Райан мне на ухо во время последнего объятия.

Я шмыгаю носом в его рубашку.

— Да, думаю, я просто немного скучаю по дому. Вы, ребята, едете домой сегодня вечером?

Он отстраняется, чтобы изучить меня.

— Да, а что?

— У вас найдется для меня место?

Я заставляю себя ободряюще улыбнуться его обеспокоенному лицу, и в конце концов он кивает.

— Конечно, у нас найдется для тебя место. Пошли… Давай отвезем тебя домой.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

«У нас все в порядке?»

В свете, льющемся из окна моей детской спальни, я в миллионный раз перечитываю сообщение от Шона.

«Все в порядке», — ответила я вчера вечером, когда мы с братьями ехали домой на машине. Внедорожник Райана был мобильной камерой для допросов, и я не была уверена, что заставляло меня чувствовать себя хуже — ответы на их вопросы или что я отдаляюсь от Шона, миля за милей, минута за минутой. Мне казалось, что я должна была встретиться с ним лицом к лицу, следовало рассказать ему обо всем и услышать, что он скажет в свое оправдание. Но мне хотелось, чтобы он сам пришел ко мне. Я хотела, чтобы он признался во всем, пока у него есть такая возможность, и сказал, что я ему небезразлична настолько, чтобы кричать об этом на весь мир. Но он этого не сделал.

Шон: Я не чувствую, что все в порядке.

Я: Завтра ты встретишься с моими родителями.

Мои большие пальцы наказывают буквы на сенсорной панели. Я зла на своих братьев за то, что они пригласили группу на субботний семейный ужин, зла на группу за то, что они согласились прийти, и больше всего зла на Шона. За все. Когда мои братья пригласили ребят на ужин перед отъездом домой, я попыталась возразить, но не имея возможности назвать истинную причину, это было бессмысленно. Их было четверо против одного. Даже Кэл не встал на мою сторону, и Шон ничего не сказал. Он просто смотрел на меня так, словно я разбила ему сердце, а не наоборот.

Думаю, потеря игрушки может быть довольно разрушительной.

Шон: Ты избегаешь меня с самого утра.

— Что ты делаешь? — спрашивает Кэл, и я смотрю на дверь, где мой близнец прислонился к косяку. Вчера вечером я не ответила на сообщение Шона, а сегодня утром проснулась от еще одного.

Шон: Прости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я лежала в постели с сердцем, колотящимся так сильно, что из-за этого одеяло почти упало на пол. Он извинялся. Слишком поздно, но он сделал это.

«За что?» — напечатала я ответ. Мои пальцы дрожали, искореженные кусочки моего разбитого сердца дрожали, обещая либо сложиться вместе, либо вонзиться в стенки моей груди.

Шон: За все.

Когда кладу телефон, Кэл видит боль, которая поглотила меня сегодня утром. Должно быть, это написано у меня на лице, потому что он садится на мою кровать и хмуро смотрит на меня.

— И что он сказал?

Протягиваю свой телефон, и брови моего близнеца хмурятся от текстового разговора, который он читает.

— За все? Что, черт возьми, это значит?

Когда он поднимает черные глаза в поисках ответа, все, что я могу сделать, это покачать головой и смотреть на него сквозь туманную пелену слез, отказываясь пролить хоть капельку. Жесткое выражение лица Кэла мгновенно смягчается, и мой голос срывается, когда я говорю:

— Я не знаю.

Он сожалеет обо всем. О том, что спал со мной шесть лет назад? Что водил меня за нос? Что не звонил? О том, что соврал, будто забыл меня. О том, что целовал меня во время тура? О том, что заставил меня поверить, что мы когда-нибудь сможем стать кем-то?

— Господи, Кит, — говорит Кэл, обнимая меня. Он ерзает на кровати, пока я не оказываюсь в его крепких объятиях, и я утыкаюсь лицом ему в плечо, чтобы вытереть слезы, но не сдаюсь. Если я сломаюсь сейчас — если я сломаюсь снова, — боюсь, что никогда не смогу собраться снова. — Скажи мне, как это исправить.

— Ты не можешь.

— Что же мне тогда делать?

— Ничего.

Он сжимает меня крепче, потирая мою руку, как будто пытается физически стереть боль с меня. Если бы все было так просто.

— Кому мне позвонить, чтобы отменить сегодняшний ужин?

— Никому.

— Что значит «никому»?

Когда я выпрямляюсь, его рука медленно соскальзывает с моего плеча. Я делаю глубокий вдох, пока снова не начинаю ясно видеть.

— Я не хочу ничего отменять. Я не собираюсь уходить из группы, и ты знаешь, что Мэйс, Рай и Брайс все еще хотят встретиться со всеми.

Я много думала об этом и хочу остаться в группе. Я больше не буду игрушкой Шона, но это не помешает мне быть ритм-гитаристом The Last Ones to Know. Я слишком много работала, слишком много отдавала. Я никуда не уйду. Не сейчас.

— Нет, если бы они знали… — начинает Кэл.

— Но они же не знают… и никогда не узнают.

—Значит, ты просто собираешься…

— Пусть Шон придет.

Кэл долго изучает меня, его губа исчезает между зубами, прежде чем снова появиться на тон ярче.

— Кит…

Я просто сижу и тупо смотрю на него, решительная, несмотря на мои собственные опасения. Это, наверное, ужасная идея — позволить группе прийти сегодня вечером, но мы с Кэлом оба знаем, что я права — мои братья будут настаивать на встрече с ними когда-нибудь, и, если я отменю ужин сегодня вечером, это только вызовет ненужные вопросы. От этого будет только хуже.

Кэл вздыхает, когда понимает, что я уже приняла решение.

— Что ты собираешься ему сказать?

Я отрицательно качаю головой.

— Ничего. Дело сделано.

— Чушь собачья, — говорит он. — Вы, ребята, никогда не закончите.

— Мы никогда не начинали.

— Ты глупая.

Скрестив ноги и обхватив руками голени, я хмуро смотрю на него.

— Ты глупый.

— По крайней мере, я не брежу, — возражает он, скрестив ноги и положив руки на голени, мое зеркальное отражение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О да?

Я уже готова швырнуть ему в лицо правду о Лэти и назвать Кэла сумасшедшим за то, что он думает, будто сможет удержать его, скрывая от остального мира, но прикусываю язык.

Боль все равно мелькает на его лице, и я понимаю, что уже слишком поздно. Он снова проделал эту надоедливую штуку с телепатией близнецов, и я уже сказала слишком много.