Спасти империю! - Алексей Фомин

Примерно таков был ход мыслей Валентина, раздумывавшего над словами бывшего губного старосты славного города Болхова.

– Ладно, Григорий, – вымолвил Валентин. – Иди сейчас к себе и жди.

– Чего ждать?

– Вызова к самому высокому начальству. Я пойду сейчас к боярину Юрьеву-Захарьину и добьюсь того, чтобы он следствие и по этому делу, и по царицыному тебе поручил. Чую, не обошлось здесь без измены. А у меня есть на примете пара человечков и на кухне, и в царицыном тереме, от которых этой самой изменой прямо-таки разит. Начнем с мелочи и, глядишь, выйдем на тех, кто повыше сидит. То-то царевич удивится, как вельможи его интерес блюдут.

– Понял, уже бегу. – Обрадованный нарисованной ему перспективой Григорий Скуратов ощерился в хищной улыбке, приоткрыв крупные желтые зубы.

Схватив в руку свою шапку, он действительно сорвался с места бегом так быстро, что если бы Ероха не успел распахнуть перед ним дверь, то он наверняка, как почудилось Валентину, о нее расшибся бы.

– Ты что задумал, Михайла? – скромно поинтересовался Ероха, когда они остались своей компанией.

– А что сказал, то и задумал. Пойду сейчас к Никите Романовичу. Разбойный приказ сейчас на несколько дней, считай, наш. Мужик этот, Григорий, по-моему, опытен и неглуп. Настала пора разворошить это осиное гнездо. Начнем с кухни и царицыного терема. Возьмем Бровика, а бог даст, и Бомелия. А там, глядишь, через них и на Веттермана-Рыбаса выйдем.

Никита Романович принял его в своих покоях, в той комнате, где обычно заседал Малый совет. Завидев земского посла, пошутил:

– Давненько не виделись.

– Да я тут кое-что вспомнил, Никита Романович. Мне кажется, это важно. А сунулся к боярину Яковлеву – там сказали, что он уехал в Москву. Значит, его дня три не будет.

– Это точно. А что? То, что ты вспомнил, трех дней не терпит?

– Судите сами, Никита Романович. Дело ведь об отравлении царицы прекращено, нет?

– Вроде прекращено. Виновные найдены и наказаны. А сегодня и Старицкие еще… Слышал небось?

Никита Романович так скривился при упоминании Старицких, что Валентин чуть ли не физически ощутил, насколько неприятно ему это трагическое событие. Ведь теперь каждая собака думает, что именно он устранил семью претендента на престол.

– Слухом земля полнится. Но я не об этом. Я о царице. Кажется мне, что не весь сорняк выпололи. Помните, вы мне сказали, что яд был в меду, который пила царица.

– Помню. Так мне доложил боярин Яковлев.

– Так вот. Сегодня я вспомнил, что мне говорила о том меде царица. Мед этот делают у нее по специальному рецепту, хранящемуся их родом. Мед был не с кухни, Никита Романович. Судите сами: либо отравитель до сих пор находится в царицыном тереме, либо яд был не в меду, а в чем-то другом. А может быть, и там, и сям.

– Охрана! – возвысил голос Никита Романович. В комнату заглянул охранник. – Бегом в разбойный приказ! Кто там за старшего, тащи его сюда! – Голова охранника исчезла, и дверь вновь закрылась. – Ты, Михайла, молодец, что вспомнил. Жаль, поздновато несколько. – Никита Романович пожевал губами, тяжко вздохнул и, поднявшись с кресла, прогулялся по комнате. – А может… Может, и не жаль. Может, как раз вовремя.

Не прошло и пяти минут, как раздался стук в дверь и в комнату заглянул запыхавшийся стражник.

– Привел. Разрешите?

Никита Романович махнул рукой. Дверь раскрылась пошире, и в комнату шагнул Скуратов. Поклонился в пояс и остался у дверей, смиренно сложив руки перед собой.

– Кто такой? Почему я тебя никогда раньше не видел? – с раздражением спросил регент.

– Григорий Скуратов. Из новобранцев я.

– Гм… А боярин Яковлев себе новобранцев набрал?

– Точно так, ваше сиятельство. Шесть душ.

– С сыском знаком?

– Точно так, ваше высочество. Больше двадцати лет в губных старостах да в помощниках прослужил.

– В сыске по царицыному делу принимал участие?

– Боярин Яковлев сам дело вел, остальные лишь помогали по мелочи. Но суть дела знаю.

– Изложи.

– Повар Молява получил яд и пять рублей от стражника Бабура Кривого, дабы мог он отравить царицу. Бабур же, стоявший намедни на воротах, получил яд и деньги от гонца, прибывшего из Свято-Вознесенского женского монастыря. Молява бросил яд в кувшин с медом, который отнесли царице к обеду. Тем ядом царица и отравилась. Ковчежец с остатками яда и пять рублей были найдены в вещах у Молявы.

– От себя хочешь что-нибудь добавить?

– Царица в тот день обедала не одна. И за обедом было два кувшина с медом. Как Молява мог угадать, какой из кувшинов попадет царице? Значит, он должен был травить мед в обоих кувшинах. Но гость царицы остался жив и здоров. Значит, либо Молява понадеялся на случай, либо яд бросил тот, кто подавал кувшины к столу. Думаю, не все участники злодейства понесли наказание.

– А подавальщиц допрашивали? Что они рассказали?

– Сие мне неведомо, ваше сиятельство. При том не присутствовал.

Никита Романович кинул многозначительный взгляд на земского посла, как бы говоря: «Вовремя, однако, ты вспомнил, Михайла».

– Значит, так… Как там тебя?

– Григорий Скуратов, ваше сиятельство.

– Значит, так, Григорий. Вот человек, обедавший в тот день с царицей, если не знаешь. Это земской посол Михайла Митряев. – Он указал пальцем на Валентина. – Спрашивай его обо всем, что нужно тебе будет для раскрытия этого злодейства. Ступай в царицыны покои, ступай на кухню, перерой там все, но найди всех преступников. Пока нет боярина Яковлева, ты руководишь разбойным приказом. Ступай! Да… Был сегодня на станции, видел князя и княгиню Старицких?

– Точно так, ваше сиятельство.

– Будешь вести царицыно дело, имей в виду и Старицких – нет ли связи между всеми этими смертями. Иди! – Скуратов, пятясь, вышел за дверь. – Никита Романович вновь прошелся по комнате. – Как он тебе показался, Михайла?

Валентин пожал плечами, пытаясь за гримасой абсолютного равнодушия скрыть свое торжество.

– Дело свое вроде знает. А так… Бог его разберет.

– Ладно, Михайла. Ты тоже ступай. Помоги там этому Григорию, если будет спрашивать тебя о чем-то. Спасибо тебе за подсказку.

После этих слов Никиты Романовича Валентин почувствовал себя тем самым кроликом, которого наконец-то бросили в заветный терновый куст. Еще подходя к вотчине боярина Яковлева, он заметил рядовых воинов, толпящихся у входа. Миновав их, Валентин попал в святая святых Александровской слободы.

– А что эти у дверей толкутся? – спросил он у Скуратова, мотнув головой на входную дверь.

– Нам может понадобиться силовая поддержка. Особенно в тереме. Я этим бабам-охранницам не доверяю. А у меня своих только пятеро, и те – дуболомы необученные.

«А ведь дело мужик говорит», – мысленно согласился со Скуратовым Валентин.

– Откуда ты их взял?

– Подошел к начальнику караула и сказал, что я покуда вместо боярина Яковлева и мне сейчас нужны двадцать воинов.

– И он поверил на слово?

– Да. Снял со стены и отдал мне.

Случайно встретившись взглядом с желтыми, как у тигра, глазами Скуратова, Валентин понял, что начальник караула просто не мог отказать человеку с таким взглядом. Такие, как Скуратов, не врут. По крайней мере, по мелочам.

– Так, Григорий… На кухне есть повар по имени Бровик. Его надо взять и доставить сюда.

– Это он отравил царицу?

– Не знаю. Но уж точно не Молява.

– Понял, сделаю.

– После того как его допросим, будет видно, что нам делать дальше с кухней. А в царицыных покоях переверни все, но найди мне человека по имени Елисей Бомелий. Где бы он ни прятался, хотя бы даже в бабу переоделся.

– В царицыном тереме? – с некоторым недоверием переспросил Скуратов.

– Да, именно там. Там и еще мужики могут быть. Хоть под юбки девкам заглядывай, но мужиков среди них разыщи и сейчас же тащи сюда.

– Понял. Еще будут указания?

– А в остальном действуй как знаешь. Не мне тебя учить.

Скуратов ушел, забрав с собой и своих новичков-дуболомов, и двадцать выделенных ему опричников. Валентин остался в приказе один, если не считать заплечных дел мастера, сидящего где-то в подвале среди своих ужасных орудий.

Валентин подошел к стеллажу, занимающему две стены в этой небольшой комнате. Как он и рассчитывал, дело об убийстве царицы Марии он нашел быстро. Оно было до неприличия тоненьким и стояло на полупустой полке в самом низу стеллажа. В отличие от прочих, оно еще не было переплетено и представляло собой несколько листов бумаги, скрепленных шнуром и двумя тоненькими дощечками, выполнявшими роль обложки. Валентин снял дело с полки, сел за стол и самым, можно сказать, внимательнейшим образом изучил его. Много времени на это не потребовалось, ибо изучать по большому счету было нечего.

Стражник Бабур на все вопросы отвечает «нет», но после обещания следователя перейти к допросу с пристрастием тут же меняет свои показания на противоположные. На что надеялся дурачок? Может быть, следователь пообещал ему некий бонус за сотрудничество? Оговори, мол, повара Моляву, и сам останешься живехонек и целехонек. Оговорил подлец с превеликим удовольствием. Однако же это ему не помогло. Валентин со злорадством вспомнил, как вопил этот самый Бабур о своей невиновности, когда его тащили на плаху. Добрую он получил награду за свою подлость. Если бы все подлецы получали в этой жизни соответствующую плату за содеянное…