Ветер, кровь и серебро - Виктория Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно, что со смертью Софии этот механизм не сработал — возможно, потому что Хельмут видел, как она умерла. А тут всё было слишком странно, слишком мутно, и не верить в смерть Генриха ему казалось по меньшей мере разумным. Надо было точно убедиться в этом, а не рыдать и убиваться, не реагируя на окружающий мир.
За эти два дня, что Кристина сидела без движения, жизнь в Эори остановилась. Нет, хозяйственные дела продолжали идти своим чередом, по привычке, но многие действия по подготовке к войне прекратились. Некому было отдавать приказы, распоряжаться и следить за исполнением. Хельмут не был здесь хозяином, и не все были согласны слушаться его, а Кристина не покидала комнаты и ни с кем не разговаривала. Но ведь даже столь незначительная задержка могла повлиять на многое. А если ей вздумается сидеть и дальше? Их возьмут штурмом, а она и не заметит?
Хельмут делал всё, что было в его силах, но этого постоянно оказывалось недостаточно. Кристина могла повлиять на гораздо большее, чем он.
Он сжал её плечи двумя руками и заставил повернуться к нему лицом — она подчинилась слишком легко, будто была всего лишь тряпичной куклой.
— Кристина, пожалуйста… Нам нужно продолжать подготовку к войне, понимаешь? — Хельмут попытался заглянуть ей в глаза, но она нарочно опустила взгляд на свой бокал, который сжимали её белые пальцы. — Джойс уже наверняка добрался до Шингстена, так чего же мы ждём?
Кристина не ответила и не подняла взгляда.
— Ладно, хорошо, — вздохнул Хельмут. — Давай ты поспишь, а с утра мы со всем разберёмся, да?
Кристина не ответила и не подняла взгляда.
Он не знал, что с ней делать.
Хотел было развернуться, уйти, собрать своих людей и отправиться домой. В конце концов, Джойсу нужен лишь Эори. Если он и пойдёт на Бьёльн, то защититься будет не так сложно. А эта безмозглая слабовольная дурочка пусть делает, что хочет. Пусть хоть в реку бросается от тоски. Ему на самом деле всё равно и всегда было всё равно. Вечно она его раздражала, так с чего ему сейчас возиться с ней?
Потом ему захотелось буквально убить себя за такие мысли.
Как будто он забыл, что Нолд и Бьёльн сейчас были единым аллодом — к этому было сложно привыкнуть, но это так. Это объединение далось ценой кровавой войны и стало итогом искренней любви. И Эори теперь — один из замков его, Хельмута, родной земли. Разве не обязан он его защищать? Да, Эори не был его домом, но он, пусть и не так давно, стал домом его лучшего друга и всегда был домом лучшей подруги. Хельмут ведь любил Кристину, она была важна для него, он считал своим долгом помочь ей сохранить Нолд… Так что же сейчас на него нашло? Если Кристину охватило желание всё бросить, то он должен изгнать из неё это желание, а не заражаться им.
Поэтому он, переложив ладони с плеч Кристины на спину, прижал её к себе и вдруг почувствовал, как её руки несмело обвили его талию. Она задрожала, всхлипнула и, кажется, снова зарыдала. Хрустальный бокал со звоном упал на пол, ножка отломилась от чаши, которая закатилась за стол, а вино разлилось кровавым ручейком.
Кристина плакала очень тихо, и ему ничего не оставалось, кроме как поглаживать её по волосам и иногда шептать что-то вроде: «Ну всё, всё, хватит». Успокоить её было трудно, объяснить, что письмо всё-таки не вызывает доверия, — и вовсе невозможно, поэтому Хельмут предпочёл молчать.
Он чувствовал её дрожь, чувствовал, как бьётся её сердце — быстро и громко. Всегда такая сильная и отважная, сейчас эта женщина стала беспомощной и уязвимой, потерявшей все силы, всю свою храбрость — их поглотило бездонное горе. Женщина… Хельмут никогда не мог воспринимать Кристину именно так. Примирившись с ней спустя пару лун после окончания войны, он всё чаще стал замечать, что она, на самом деле, довольно красива — большие серо-голубые глаза, вишнёвые губы, изящество, свойственное скорее ловкому воину, нежели прекрасной даме… Но всё же это не вызывало в нём ни симпатии, ни нежности, ни тем более вожделения. Кристина всегда была лишь приятельницей, женой лучшего друга, сюзеренкой и леди. Да и вся его любовь уходила к Софии, больше ему не нужен был никто.
Так почему теперь он вдруг понял, что в его объятиях находилась именно женщина? Внезапно заметил, как неровно поднимается её грудь с каждым вдохом, как вздрагивают её узковатые, острые плечи… Почему-то ему вдруг захотелось коснуться её щеки, заглянуть в глаза с небывалой нежностью, может, даже позволить себе поцеловать её… нет, наверное, не в губы, но целомудренный поцелуй в лоб или щёку значил бы для него тогда куда больше.
Хельмут совсем не понимал, что на него нашло, и эти мысли, как ни странно, испугали его.
Через несколько минут Кристина, кажется, немного успокоилась — по крайней мере, дрожать и всхлипывать перестала. Тогда он поднялся, не выпуская её из объятий и заставляя подняться тоже. Кристина не смотрела на Хельмута, её взгляд оставался таким же бессмысленным и стеклянным, но пальцы беспомощно впились в фиолетовый шёлк рукава его рубашки. Наверное, ей казалось, что она упадёт, если он перестанет держать её, и больше не сможет подняться, что уснёт и не проснётся — Хельмут прекрасно знал это ощущение.
Кажется, он очнулся: мысли тотчас понеслись совсем в другую сторону, а это странное, мгновенное влечение быстро сменилось уже таким привычным состраданием и желанием пробудить её, заставить поверить, убедить…
Он довёл её до кровати и помог улечься — прямо в чёрном тяжёлом платье и туфлях, — прикрыл одеялом, поправил подушку. Пальцы невольно коснулись её волос — спутанных, жёстких, и Кристина, кажется, вздрогнула. Она закрыла глаза, и Хельмут решил уйти, чтобы оставить её в покое — она явно сейчас хотела именно этого. А уже завтра он продолжит бесплодные попытки хоть как-то её расшевелить, хоть слово из неё выбить… Но Кристина вдруг сжала его руку, больно сжала, впиваясь ногтями в кожу. Хельмут заметил, что обручальное кольцо с большого пальца правой руки она так и не сняла.
